Краузе проворно вскочил со стула и налил соседу настойки.

- Да я не хотела обидеть, я по опыту... - оправдывалась заслуженная учительница.

Нехороший у вас опыт. Вера Дмитриевна, - cкaзал Краузе.

Дым Дымыч пил, и по щекам его текли соленые дотоки, смешиваясь со сладким напитком.

Софочка сидела ни жива ни мертва.

Зазвонил телефон. Краузе взял трубку, но ничего не понял. Говорили по-французски. Он передал трубку Софочке, и та, коротко представившись и спросив что-то, дальше только слушала.

- Прилетают завтра утренним рейсом, - растерянно сообщила она и улыбнулась.

У классика такая сцена закончилась бы словами:

"Народ безмолвствует". Повисла такая тишина, что всем стало слышно очередную осу в межрамье, но в этот раз Горохову было не до спасения насекомого.

- Что же нам теперь делать? - спросил он.

- Встречать, - весело откликнулся Ребров. - Я, как начальник штаба, беру это на себя. Наум Григорьевич, нам понадобится транспорт.

Нюма вылез из угла.

- Несолидно. У меня такой рыдван, а они, может, миллионеры, - сказал адвокат.

- М-да... - почесал затылок Ребров. - Накладочка. Такси?

- Зачем такси? А Леша? Пусть с ремонта какую-нибудь снимет, - нашлась Вера Дмитриевна.

Лица присутствующих просветлели.

У русских как? У русских угостят так, что пузо лопнет. Мы всегда закармливали гостей, отрывая от себя последнее. Что ж, можно месяц на квашеной капусте потом пожить, но ударить лицом в грязь никак нельзя.

Был разработан детальный план. Соседи разошлись по квартирам. Предупредили всех имевшихся на этот час в наличии, достали ведра, тряпки, по-Рошки - и началась генеральная приборка дома. Если раньше каждый мыл пространство вокруг личного коврика и таким образом подъезд выглядел относительно чистым, то сейчас взялись всем миром. Достали стремянку и заставили Реброва с Ватсоном засучить рукава и полировать окна. Мужчины взялись за дело безропотно.

День клонился к вечеру, и редкие прохожие не. доумевали, по какому случаю субботник. Любопытная старушка поинтересовалась, что за праздник намечается.

- Праздник жизни и души, - крикнул Ребров с подоконника второго этажа.

- Господи, - перекрестилась бабка, - чего только наши дураки в Думе не придумают.

Когда Земфира с Лешей подходили к дому, он сиял в лучах оранжевого вечернего солнца как счастливая невеста. Окна горели по всему фасаду. Почти все. Жильцы высыпали на улицу и, расположившись кто на остатках беседки, кто на лавочке, любовались делом своих рук.

- Легки на помине, - первой увидела их Галина Анатольевна. - Вот что, молодежь, давайте-ка по домам - и мыть окна. Смотрите, какая красота! Только три ваших мутные.

- А мы заявление подали, - сообщил Леша.

- Давайте, давайте, к утру все должно блестеть. Завтра французы приезжают, родственники Воронцова, - не поняв смысла Лехиных слов, командовала бывшая заведующая ателье.

- Мы в ЗАГСЕ были, - сказала громче Земфира.

- Давно пора. Свадьбу гулять будем. А сейчас марш по квартирам. Сказано - французы едут.

- У вас, значит, помолвка? - спросила Оксана Горохова.

Жених и невеста радостно кивнули - наконец хоть кто-то сообразил, какое важное событие произошло в Калачковском переулке. Оксана о чем-то пошепталась с мужем, скрылась в подъезде и спустя минуты три вышла с коробкой.

- Это вам, а то у Леши и чай, наверное, пить не из чего.

Потрясенный Леха вытащил на всеобщее обозрение блюдце, расписанное под Хохлому.

Глава 34

Света Канашкина после переезда на окраину очень страдала. Нет, ей не нужно было ездить в центр Москвы на работу. Она не работала. Какой толк за шесть сотен сидеть в книжной пыли и загибаться от скуки. А то еще и туберкулез прихватишь с полки. Света закончила институт культуры по специальности "библиотечное дело".

Главное, чего она не могла найти в библиотеке - мужчину своей мечты. Очкарики ей не нравились. Связывать жизнь с человеком, который будет корпеть над чертежами, или выходить за пожилого монстра - вот единственное, что ей светило в стенах, битком набитых книгами и периодикой. Это была обычная библиотека. Даже не научная. В научной можно встретить молодого и многообещающего. Сюда же ходили в основном пенсионеры или школьники.

Еще девчонкой Света приметила Реброва, когда тот изредка приезжал домой. Овеянный ореолом романтики, военный моряк-подводник как нельзя лучше вписывался в ее планы. Нет, она не влюбилась, как дура, в позумент мундира. Здесь был простой, как сама ее жизнь, расчет. Во-первых, денежное содержание; во-вторых, такой муж никогда не надоест, потому что большую часть года отсутствует (за скуку ожидания она не волновалась, скучно не будет); в-третьих, Ребров был крепок и молод по сравнению с посетителями библиотеки, за словом в карман не полезет и уж конечно гулять по возвращении Домой будет на полную катушку. А тут и она рядом.

Оставался пустяк - влюбить Реброва в себя. А вот этого как раз не удавалось. Год назад, когда Ка-нашкины еще и не помышляли о переезде, а Василий пришел в последний свой отпуск перед дембелем, Света уже все для себя уяснила, но, как женщина умная в таких делах, решила в этот раз не пережимать. Отложить до окончательного увольнения. Видали вы женщин, глупых в брачных вопросах? Разве что совсем молоденьких или вовсе безнадежных.

Свету уже подпирало. Двадцать девять. Она с удовольствием бы еще погуляла, но, к сожалению, наше общество так устроено, что надо быть уж очень неординарной женщиной, чтобы мужчины поняли: да, такая может и в сорок выходить и от возраста только интереснее станет, зачем спешить... Но Света не питала на свой счет никаких иллюзий. Потому возраст для нее был словно нож острый.

Но каперанг решительно не замечал Свету. То есть замечал чуть больше, чем кошку или собаку. Словом, соседка.

Света разработала, как ей показалось, дьявольски хитроумный план и посвятила в него мать. Отца предупреждать не стали: закалка не та, может неправильно понять. Мать одобрила с некоторой опаской:

- Светик, а если он того?..

- Что - того?

- Как это - вот так прийти и сказать: я тебя люблю, возьми меня?

- Можно и так, но, думаю, тут надо тоньше. Он сейчас одинок. Не знает, куда себя деть. Растерян. На жалость надо бить, мама, на жалость. "Вот и встретились два одиночества..." - пропела она.