Уже этих трудов вполне достаточно, чтобы войти в историю науки и техники. Но Циолковский в провинциальной Калуге был оторван от научных центров. У него, как мы теперь бы сказали, не хватало научной и технической информации. И поэтому он сделал множество разных открытий и изобретений, которые уже были сделаны до него, но он об этом просто не знал. Можно только сожалеть, что ученый тратил столько труда и сил на то, что уже было известно, в то время как мог бы принести пользу в еще не исследованных наукой областях.
И все-таки в этой глуши, в этом скромном домике, где были и кабинет, и библиотека, и мастерская, и лаборатория, никогда не угасала дерзновенная мысль. Выкраивая гроши из своего скромного жалованья на научные приборы, книги, журналы, всю жизнь отказывая себе в самом необходимом, ученый мечтал о расцвете человечества, о его беспредельном духовном и культурном развитии, о том, что человеческому разуму все доступно. Он мечтал и верил, что так будет. Поэтому ученый смело выдвигал казавшиеся невероятными гипотезы и проекты и нисколько не сомневался, что в недалеком будущем человечество разорвет оковы земного притяжения и вырвется на просторы "свободного пространства".
Даже гениальный фантаст Жюль Верн, который в своих книгах хорошо предвидел многие технические изобретения, не мог соперничать с Циолковским в этой области. Он написал книгу "Из пушки на Луну", которой зачитывались все поколения мечтателей, вплоть до наших дней. А ведь простейшие ракеты были известны еще в древнем Китае, две с половиной тысячи лет тому назад. Во времена Жюля Верна ракетами пользовались во многих армиях мира, на флоте, да и просто в быту - ни одно праздничное гулянье в Париже, впрочем, как и во многих других городах мира, не обходилось без фейерверков. Но Жюль Верн не усмотрел в этих немудреных пиротехнических хлопушках и петардах серьезного и единственно возможного технического средства доставки своих героев на Луну.
Острый и цепкий ум Циолковского сразу увидел несостоятельность идеи Жюля Верна. Ракета и только ракета может разорвать оковы земного притяжения и вывести космический корабль на орбиты далеких планет. Эту идею Циолковский высказывает еще в 1883 году, а к концу девятнадцатого столетия разрабатывает стройную теорию реактивного движения. В 1903 году, когда самолет братьев Райт впервые едва оторвался от земли, Циолковский опубликовал работу "Исследование мировых пространств реактивными приборами". "Мировых пространств" - и не менее. Самолет братьев Райт не продержался в воздухе еще и минуты, а Циолковский уже разрабатывает проекты "космических орбитальных станций", рассчитывает математические орбиты полета на Луну, Марс и другие планеты, по которым могут последовать его "ракетные поезда" и "ракетные эскадрильи".
Полицейский, наведывавшийся иногда в мастерскую Циолковского, считал себя куда умнее, а главное, практичнее этого "рехнувшегося на своих ракетах" старика.
- Батенька, - снисходительно басил околоточный, оглядываясь на страшнейшую бедность учителя, - зачем это вам надо? Лучше бы чинили кастрюли, лудили посуду, чем заниматься этими бесполезными штучками, пренебрежительно кивал он на латунные модели ракет, - больше выгоды было бы...
Глухой старик, приставив слуховой рожок к уху, слушал и таинственно улыбался чему-то своему. Он не обижался на околоточного, как, впрочем, и на других людей, которые не понимали и не разделяли его увлечений.
Лишь при Советской власти труды Циолковского получили признание, а сам он обрел всенародное уважение, любовь и возможность работать. Но это уже было на склоне лет. Умер Константин Эдуардович 17 сентября 1935 года в возрасте семидесяти восьми лет, и я помню траурное сообщение в газетах. Все свои труды он завещал Коммунистической партии, советскому народу.
Продолжатели его дела - Кондратюк, Цандер, Королев и другие ученые тогда только начинали проводить первые и не очень успешные опыты с ракетами, и казалось, что до космических полетов еще очень и очень далеко.
Паря над Калугой, я посматривал на приборы планера и привычно отмечал: высота - 1800 метров, скорость - 90 километров в час. Девяносто километров в час... А ведь для выхода на орбиту вокруг Земли по расчетам Циолковского нужна была скорость почти двадцать девять тысяч километров в час! Это в 320 раз быстрее, чем летит мой планер!
Нет, это казалось невозможным. Правда, в 1952 году реактивные самолеты уже летали быстрее скорости звука. Но что такое 1200 километров в час по сравнению с первой космической скоростью - 28800 км в час!
Прошло всего лишь пять лет, и 4 октября 1957 года на околоземную орбиту вышел первый в мире советский искусственный спутник земли. Он оповестил весь мир, что космическая эра человечества, которую предсказывал Константин Эдуардович Циолковский, для которой он жил и работал, началась.
Покоритель штопора
Старые кадры кинохроники донесли до наших дней различные эпизоды первых полетов. Они с документальной точностью передают атмосферу тех теперь уже далеких событий: и живые образы фанатично влюбленных в небо авиаторов, и внешний вид их примитивных аэропланов, похожих на этажерки и стрекоз, удачи и неудачи и даже, как это ни печально, первые аварии и катастрофы. А их поначалу было устрашающе много. Но, как писал профессор H.Б. Делоне, "авиация находилась на столь героическом периоде", что никакие происшествия не могли остановить ее развития.
И все же долгое время у летчиков было настоящее пугало, которое называлось коротким и страшным словом "штопор".
Еще и сейчас можно увидеть на старых кинолентах такие кадры: летит себе этакая "этажерка" типа "Фарман" или "Райт" или однокрылый, похожий на стрекозу "Блерио". И вдруг ни с того ни с сего срывается на крыло, зарывается носом и начинает падать, вращаясь вокруг своей продольной оси. Это и есть штопор.
Самолет еще падает, летчик в его кабине еще отчаянно двигает рулями, пытаясь вывести аппарат в нормальный полет, а друзья на земле уже снимают шлемы, зная, что никакого выхода из этого коварного штопора нет.
Много, очень много унес штопор человеческих жизней, тормозя развитие авиации. И самое страшное - никто не знал, что это за явление, почему самолет начинает свою адскую карусель и не может выйти из нее, как бы лихорадочно пилот ни работал рулями.
Так продолжалось от первых полетов братьев Райт и до 24 октября 1916 года.
В этот погожий день Константин Константинович Арцеулов, начальник истребительного отделения Качинской авиашколы, поднялся в воздух на видавшем виды "Ньюпоре-XXI". Аэроплан набрал две тысячи метров высоты и - о, ужас! вдруг задрал нос, замедлил скорость, кувыркнулся на крыло и начал крутить к земле стремительный штопор. Виток за витком. Один, два, три...
Арцеулова знали и любили в школе все. Видавшая виды Кача замерла. Бывалые летчики уже начали по привычке стаскивать шлемы, прекрасно зная, что со штопором шутки плохи. Тем более на "Ньюпоре", который очень легко переходит в штопор.
И вдруг, когда уже невыносимо было смотреть на эту дьявольскую карусель, "Ньюпор", как ни в чем не бывало, прекратил вращение и плавно вышел из пикирования.
Друзья Арцеулова захлебывались от радости: "Жив Константин Константинович, спасся!"
Скорей на посадку! Но что это?
"Ньюпор", натужно гудя мотором, снова полез в высоту. Вот он выбрал подходящую позицию над аэродромом, затих мотор, и снова самолет свалился в штопор.
Один, два, три, четыре витка... Да что ж это такое?! Ну?!
И опять над аэродромом пронесся вздох облегчения. Арцеулов и второй раз вывел самолет из смертельного положения. И только тут все поняли, что Константин Константинович вводил самолет в штопор умышленно и оба раза побеждал его, выходя из коварной карусели живой и невредимый.
Что тут поднялось над старой Качей! Летели в воздух шлемы и офицерские фуражки, летчики-инструкторы и курсанты кричали "ура!". И едва "Ньюпор" коснулся земли, как навстречу ему бросились все, кто был на аэродроме, подхватили летчика на руки и на радостях усердно принялись подбрасывать в воздух.