"Что ж, Телемах, пусть меня твоя мать испытанью подвергнет!

Скоро тогда и получше меня она верно узнает.

115 Из-за того, что я грязен, что рубищем тело одето,

Пренебрегает пришельцем она, говорит, что не тот я.

Мы же обсудим покамест, как дальше с тобой мы поступим.

Если в стране кто-нибудь одного хоть убил человека,

Если заступников после себя тот и мало оставил,

120 Все ж он спасается бегством, покинув родных и отчизну.

Мы же опору страны истребили, знатнейших и лучших

Юношей целой Итаки. Подумай-ка, сын мой, об этом".

Так на это ему Телемах рассудительный молвил:

"Сам на это смотри, отец дорогой! Утверждают

125 Все, что по разуму выше ты прочих людей, что поспорить

В этом с тобою не сможет никто из людей земнородных.

С одушевленьем мы вслед за тобою пойдем, и наверно

Силой не будем мы хуже, насколько ее у нас хватит".

Так отвечая на это, сказал Одиссей многоумныи:

130 "Вот что тебе я скажу – это кажется мне наилучшим.

Прежде всего хорошенько помойтесь, наденьте хитоны,

Также и всем прикажите домашним рабыням одеться.

Пусть тогда песнопевец божественный с звонкой формингой

Всех нас здесь поведет за собой в многорадостной пляске,

135 Так, чтобы всякий, услышав снаружи, подумал о свадьбе,

Будь то идущий дорогой иль кто из живущих в соседстве.

Нужно, чтоб слух об убийстве мужей женихов разошелся

В городе только тогда, когда мы уже скрыться успеем

За город, в сад многодревный к себе. А уж там поразмыслим,

140 Что нам полезного может послать олимпийский владыка".

Так он сказал. И охотно приказу они подчинились.

Прежде всего помылись они и надели хитоны,

Женщины все нарядились. Певец же божественный в руки

Взял формингу свою, и у всех пробудилось желанье

145 Стройных игр хороводных, и плясок, и сладостных песен.

Весь Одиссеев обширный дворец приводил в сотрясенье

Топот ног мужей и жен в одеждах красивых.

Так не один говорил, услышав, что делалось в доме:

"На многосватанной, видно, царице уж женится кто-то! 150 Дерзкая! Дом сберегать обширный законного мужа

Вплоть до его возвращенья терпения ей не хватило!"

Так не один говорил, не зная о том, что случилось.

Великосердного сына Лаэрта меж тем Евринома,

Ключница, вымыла в доме и маслом блестящим натерла.

155 Плечи одела его прекрасным плащом и хитоном.

Голову дева Афина великой красой озарила,

Сделала выше его и полней, с головы же густые

Кудри спустила, цветам гиацинта подобные видом.

Как серебро позолотой блестящею кроет искусный

160 Мастер, который обучен Гефестом и девой Афиной

Всякому роду искусств и прелестные делает вещи,

Так засияли красой голова Одиссея и плечи.

Видом подобный бессмертным богам, из ванны он вышел,

Сел после этого в кресло, которое раньше оставил,

165 Против супруги своей и с такой обратился к ней речью:

"Странная женщина! Боги, живущие в домах Олимпа,

Твердое сердце вложили в тебя среди жен слабосильных!

Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла б

Так равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,

170 Он наконец на двадцатом году воротился б в отчизну.

Вот что, мать: постели-ка постель мне! Что делать, один я

Лягу. У женщины этой, как видно, железное сердце!"

Так на это ему Пенелопа царица сказала:

"Странный ты! Я ничуть не горжусь, не питаю презренья

175 И не сержусь на тебя. Прекрасно я помню, каким ты

Был, покидая Итаку в судне своем длинновесельном.

Ну хорошо! Постели, Евриклея, ему на кровати,

Только снаружи, не в спальне, которую сам он построил.

Прочную выставь из спальни кровать, а на ней ты настелешь

180 Мягких овчин, одеялом покроешь, положишь подушки".

Так сказала она, подвергая его испытанью.

В гневе к разумной супруге своей Одиссей обратился:

"Речью своею, жена, ты жестоко мне ранила сердце!

Кто же на место другое поставил кровать? Это трудно

185 Было бы сделать и очень искусному. Разве бы только

Бог при желаньи легко перенес ее с места на место!

Но средь живущих людей ни один, даже молодокрепкий,

С места б не сдвинул легко той кровати искусной работы.

Признак особый в ней есть. Не другой кто, я сам ее сделал.

190 Пышно олива росла длиннолистая, очень большая,

В нашей дворовой ограде. Был ствол у нее, как колонна.

Каменной плотной стеной окружив ее, стал возводить я

Спальню, пока не окончил. И крышей покрыл ее сверху.

Крепкие двери навесил, приладивши створки друг к другу.

195 После того я вершину срубил длиннолистой оливы,

Вырубил брус на оставшемся пне, остругал его медью

Точно, вполне хорошо, по шнуру проверяя все время,

Сделал подножье кровати и все буравом пробуравил.

Этим начавши, стал делать кровать я, пока не окончил,

200 Золотом всю, серебром и слоновою костью украсил,

После окрашенный в пурпур ремень натянул на кровати.

Вот тебе признаки этой кровати, жена! Я не знаю,

Все ли она на том месте стоит, иль на место другое,

Срезавши ствол у оливы, ее кто-нибудь переставил".

205 Так он сказал. У нее ослабели колени и сердце, -

Так подробно и точно все признаки ей описал он.

Быстро к нему подошла Пенелопа. Обняв его шею,

Голову стала, рыдая, ему целовать и сказала:

"О, не сердись на меня, Одиссей! Ты во всем и всегда ведь 210 Был разумнее всех. На скорбь осудили нас боги.

Не пожелали они, чтобы мы, оставаясь друг с другом,

Молодость прожили в счастье и вместе достигли порога

Старости. Не негодуй, не сердись на меня, что не сразу

Я приласкалась к тебе, как только тебя увидала.

215 Дух в груди у меня постоянным охвачен был страхом,

Как бы не ввел в заблужденье меня кто-нибудь из пришельцев.

Есть ведь немало людей, подающих дурные советы.

Ведь и рожденная Зевсом Елена аргивская вряд ли б

Соединилась любовью и ложем с чужим человеком,

220 Если бы знала вперед, что отважные дети ахейцев

Снова обратно должны отвезти ее в землю родную.

Сделать позорный поступок ее божество побудило.

Раньше в сердце свое не впускала она ослепленья

Страшного, бывшего также началом и наших несчастий.