Д о с т и г а е в. Егор, послушай-ко, что отец Павлин из Москвы привёз...

К с е н и я. Ты бы лёг, Егор!

Б у л ы ч о в. Ну, слушаю... отец!

П а в л и н. Хорошего мало рассказать могу, да, по-моему, и хорошее-то - плохо, ибо лучше того, как до войны жили, ничего невозможно выдумать.

Д о с т и г а е в. Нет, протестую! Не-ет!

(Звонцов шепчется с тёщей.)

К с е н и я. Плачет?

Д о с т и г а е в. Кто плачет?

К с е н и я. Игуменья.

Д о с т и г а е в. Что же это она?

Б у л ы ч о в. Идите-ко, взгляните, чего она испугалась? А ты, отец, садись, рассказывай.

Д о с т и г а е в. Интересно, от какой жалости плачет Маланья.

П а в л и н. Великое смятение началось в Москве. Даже умственно зрелые люди утверждают, что царя надобно сместить, по неспособности его.

Б у л ы ч о в. С лишком двадцать лет способен был.

П а в л и н. Силы человека иссякают от времени.

Б у л ы ч о в. В тринадцатом году, когда триста лет Романовы праздновали, Николай руку жал мне. Весь народ радовался. Вся Кострома.

П а в л и н. Это - было. Действительно - радовался народ.

Б у л ы ч о в. Что же такое случилось? Вот и Дума есть... Нет, дело не в царе... а в самом корне...

П а в л и н. Корень - это и есть самодержавие.

Б у л ы ч о в. Каждый сам собой держится... своей силой... Да вот сила-то - где? На войне - не оказалось.

П а в л и н. Дума способствовала разрушению сил.

Е л и з а в е т а (в дверях). Вы, отец Павлин, исповедуете?

П а в л и н. Ну, что это, какой вопрос.

Е л и з а в е т а. А где мой муж?

П а в л и н. Был здесь.

Е л и з а в е т а. Какой вы строгий сегодня, отец Павлин. (Исчезла. )

Б у л ы ч о в. Отец...

П а в л и н. Что скажете?

Б у л ы ч о в. Всё - отцы. Бог - отец, царь - отец, ты - отец, я отец. А силы у нас - нет. И все живём на смерть. Я - не про себя, я про войну, про большую смерть. Как в цирке зверя-тигра выпустили из клетки на людей.

П а в л и н. Вы, Егор Васильевич, - успокойтесь...

Б у л ы ч о в. А - на чем? Кто меня успокоит? Чем? Ну - успокой... отец! Покажи силу!

П а в л и н. Почитайте священное писание, библию, например, Иисуса Навина хорошо вспомнить... Война - в законе...

Б у л ы ч о в. Брось. Какой это - закон? Это - сказка. Солнце не остановишь. Врёте.

П а в л и н. Роптать - величайший грех. Надобно с тихой душой и покорно принимать возмездие за греховную нашу жизнь.

Б у л ы ч о в. Ты примирился, когда тебя староста, Алексей Губин, обидел? Ты - в суд подал на него, Звонцова адвокатом пригласил, за тебя архиерей вступился? А вот я в какой суд подам жалобу на болезнь мою? На преждевременную смерть? Ты - покорно умирать будешь? С тихой душой, да? Нет, - заорёшь, застонешь.

П а в л и н. Речи такие не позволяет слушать сан мой. Ибо это речи...

Б у л ы ч о в. Брось, Павлин! Ты - человек. Ряса - это краска на тебе, а под ней ты - человек, такой же, как я. Вот доктор говорит - сердце у тебя плохое, ожирело...

П а в л и н. К чему ведут такие речи? Подумайте и устрашитесь! Установлено от веков...

Б у л ы ч о в. Установлено, да, видно, не крепко.

П а в л и н. Лев Толстой еретик был, почти анафеме предан за неверие, а от смерти бежал в леса, подобно зверю.

К с е н и я. Егор Васильевич, Мокей пришёл, говорит: Якова ночью жандармы арестовали, так он спрашивает...

Б у л ы ч о в. Ну, спасибо, отец Павлин... за поучение! Я ещё тебя... потревожу. Позови Башкина, Аксинья! Скажи Глафире - пусть каши принесёт. И - померанцевой.

К с е н и я. Нельзя тебе водку...

Б у л ы ч о в. Всё - можно. Ступай! (Оглядывается, усмехаясь бормочет.) Отец... Павлин... Филин... Тебе, Егор, надо было табак курить. В дыму - легче, не всё видно... Ну, что, Мокей?

Б а ш к и н. Как здоровье, Егор Васильевич?

Б у л ы ч о в. Всё лучше. Якова арестовали?

Б а ш к и н. Да, ночью сегодня. Скандал!

Б у л ы ч о в. Одного?

Б а ш к и н. Говорят - часовщика какого-то да учительницу Калмыкову, которая Александре Егоровне уроки давала, кочегара Ерихонова, известный бунтарь. Около десятка будто.

Б у л ы ч о в. Все из тех - долой царя?

Б а ш к и н. У них это... различно: одни царя, а другие - всех богатых, и чтобы рабочие сами управляли государством...

Б у л ы ч о в. Ерунда!

Б а ш к и н. Конечно.

Б у л ы ч о в. Пропьют государство.

Б а ш к и н. Не иначе.

Б у л ы ч о в. Да... А - вдруг - не пропьют?

Б а ш к и н. А что ж им делать без хозяев-то?

Б у л ы ч о в. Верно. Без тебя да без Васьки Достигаева - не проживёшь.

Б а ш к и н. И вы - хозяин...

Б у л ы ч о в. Ну, а как же? И я. Как, говоришь, они поют?

Б а ш к и н (вздохнув). Отречёмся от старого мира...

Б у л ы ч о в. Ну?

Б а ш к и н. Отрясём его прах с наших ног...

Б у л ы ч о в. По словам - на молитву похоже.

Б а ш к и н. Какая же молитва? Ненавидим, дескать, царя... дворец...

Б у л ы ч о в. Вон что! Н-да... черти драповые! (Подумал.) Ну, а тебе чего надо?

(Глафира принесла кашу и водку.)

Б а ш к и н. Мне? Ничего.

Б у л ы ч о в. А зачем пришёл?

Б а ш к и н. Спросить, кого на место Якова поставить.

Б у л ы ч о в. Потапова, Сергея.

Б а ш к и н. Он тоже в этих мыслях - ни бога, ни царя...

Б у л ы ч о в. Тоже?

Б а ш к и н. Позвольте предложить - Мокроусова. Он - очень просится к нам. Человек грамотный, распорядительный.

Г л а ф и р а. Каша простынет.

Б у л ы ч о в. Полицейский? Воряга? Чего же он?

Б а ш к и н. Теперь в полиции опасно служить, многие уходят.

Б у л ы ч о в. Так. Опасно? Ах, крысы... Ладно, пришли Потапова. Завтра утром. Ступай... Глаха - трубач пришёл?

Г л а ф и р а. В кухне сидит.

Б у л ы ч о в. Съем кашу - веди его сюда. Что это - как тихо в доме?

Г л а ф и р а. Наверху все.

Б у л ы ч о в (пьёт водку). Ну - и ладно. Ты что... приуныла?

Г л а ф и р а. Не пей, не вреди себе, не хворай ты! Брось всё, уйди от них. Сожрут они тебя, как черви... заживо сожрут! Уедем... в Сибирь...

Б у л ы ч о в. Пусти, больно...

Г л а ф и р а. В Сибирь уедем, я работать буду... Ну - что ты здесь, зачем? Никто тебя не любит, все - смерти ждут...

Б у л ы ч о в. Перестань, Глаха... Не расстраивай меня. Я всё знаю, всё вижу! Я знаю, кто ты мне... Ты да Шурка, вот это я - нажил, а остальное - меня выжило... Может, ещё выздоровлю... Зови трубача, ну-ко...

Г л а ф и р а. Кашу-то съешьте.

Б у л ы ч о в. Чёрт с ней, с кашей! Шурку позови... (Остался один и жадно пьёт рюмку за рюмкой.)

(Входит Трубач. Он смешной, тощий, жалкий, за плечами - на ремнях большая труба в мешке.)

Т р у б а ч. Здравия желаю вашему степенству.

Б у л ы ч о в (удивлён). Здорово. Садись. Глаха, затвори дверь. Вот какой ты...

Т р у б а ч. Так точно.

Б у л ы ч о в. Н-ну... неказист! Рассказывай, как лечишь?

Т р у б а ч. Лечение моё простое, ваше степенство, только люди привыкли питаться лекарствами из аптеки и не верят мне, так что я деньги вперёд прошу.

Б у л ы ч о в. Это ты неплохо придумал! А вылечиваешь?

Т р у б а ч. Сотни вылечил.

Б у л ы ч о в. Не разбогател, однако.

Т р у б а ч. На добром деле не богатеют.

Б у л ы ч о в. Вон как ты? От каких же болезней вылечиваешь?

Т р у б а ч. Все болезни одинаково происходят по причине дурного воздуха в животе, так что я ото всех лечу...

Б у л ы ч о в (усмехаясь). Храбро! Ну-ко, покажи трубу-то...

Т р у б а ч. Рубль заплатить можете?

Б у л ы ч о в. Рубль? Найдётся. Глаха - есть у тебя? Получи. Дёшево берёшь.

Т р у б а ч. Это - для начала. (Развязал мешок, вытащил басовую трубу.)

(Шура прибежала.)

Б у л ы ч о в. Самовар какой... Шурок, - хорош целитель? А ну-ко, подуй!