(Таисья выходит из прихожей.)

М е л а н и я. Ну, что?

Т а и с ь я. Ничего не узнала я.

(Ксения ушла.)

М е л а н и я. Почему?

Т а и с ь я. Не говорит она ничего.

М е л а н и я. Как это - не говорит? Ты должна была выспросить.

Т а и с ь я. Выспрашивала я, а она - фыркает, будто - кошка. Ругает всех.

М е л а н и я. Как ругает?

Т а и с ь я. Жуликами.

М е л а н и я. За что же она?

Т а и с ь я. С ума, говорит, хотите свести человека...

М е л а н и я. Это она тебе сказала?

Т а и с ь я. Нет, Пропотею, блаженному.

М е л а н и я. А он - что?

Т а и с ь я. Он всё прибаутки говорит...

М е л а н и я. Прибаутки?.. Ах ты... лапоть! Он - блаженный, прорицает, дура! Сядь в прихожей, не уходи никуда... В кухне был ещё кто-нибудь?

Т а и с ь я. Мокей...

М е л а н и я. Ну, ступай. (Подходит к дверям комнаты Булычова, стучит.) Егорий, блаженный пришёл.

(Идёт, сопровождаемый Ксенией и Башкиным, Пропотей, в лаптях, в длинной, до щиколоток, холщовой рубахе, со множеством медных крестов и образков на груди. Страховиден: густые, встрёпанные волосы, длинная, узкая, редкая борода, движения резки и судорожны.)

П р о п о т е й. Ух, накурено! Душа задыхается...

К с е н и я. Тут, батюшка, никто не курит.

(Пропотей гудит, подражая зимнему ветру.)

М е л а н и я. Ты - погоди, дай выйти...

Б у л ы ч о в (его ведёт под руку Глафира). Ишь ты, какой... явился!

П р о п о т е й. Не бойся. Не страшись. (Гудит.) Всё тлён, всё пройдёт! Жил Гриша, лез выше, стукнулся в потолок, - чёрт его и уволок.

Б у л ы ч о в. Это - про Распутина, что ли?

П р о п о т е й. Вот - низвергнут царь, и погибает царство, иде же царствует грех, смерть и смрад! Гудит метелица, гудит распутица. (Гудит. Указывая посохом на Глафиру.) Дьявол во образе женском рядом с тобой отгони.

Б у л ы ч о в. Я те отгоню! Болтай, да знай меру. Маланья, это ты, что ли, обучила его?

М е л а н и я. Что выдумываешь? Разве безумного можно научить?

Б у л ы ч о в. Похоже, что можно...

(С лестницы бежит Шура, за нею Антонина, Тятин. Постепенно сверху спускаются Звонцовы, Достигаевы. Пропотей молча чертит палкой в воздухе и на полу. Стоит задумчиво, опустив голову.)

Ш у р а (подбегая к отцу). Это что ещё? Что за представление?

М е л а н и я. А ты - молчи!

П р о п о т е й (как бы с трудом). Не спит еретик, а часики - тик да тик!.. Кабы - бог... да - кабы мог... да я - не плох, да, да! А - чья беда? Играй, сатана, тебе - воля дана! Стукнула полночь... спел петух ку-ка-ре-ку... тут - конец еретику...

Б у л ы ч о в. Складно тебя научили...

М е л а н и я. Не мешай, Егор, не мешай!..

П р о п о т е й. Что делать будем?.. Что скажем людям?

А н т о н и н а (с сожалением). Он - не страшный... Нет!

П р о п о т е й. Убили гниду - поют панихиду. А может, плясать надо? Ну-ко, спляшем и нашим и вашим! (Притоптывает, напевая, сначала - негромко, затем всё более сильно, и - пляшет.) Астарот, Сабатан, Аскафат, Идумей, Неумней. Не умей, карра тили - бом, бом, бейся в стену лбом, лбом! Эх, юхала, юхала, ты чего нанюхала? Дыб-дыб, дым, дым! Сатана играет им! Згин-гин-гин, он на свете один, его ведьма Закатама в свои ляжки закатала! От греха, от блуда не денешься никуда! Вот он, Егорий, родился на горе...

Ш у р а (кричит). Прогоните его!

Б у л ы ч о в. Вы что... чёрт вас... испугать меня хотите?

З в о н ц о в. Надо прекратить это безобразие...

(Глафира подбегает к Пропотею, он, не переставая кружиться, замахнулся на неё палкой.)

П р о п о т е й. Их, эх, ох, ах! ух-чух, злой дух...

(Тятин вырвал палку из руки Пропотея.)

М е л а н и я. Да ты - что? Да ты - кто?

Ш у р а. Отец, прогони всех... Что ты молчишь?

Б у л ы ч о в (машет руками). Погоди... погоди...

(Пропотей сел на пол, гудит, взвизгивает.)

М е л а н и я. Его - нельзя трогать! Он - в наитии... в восторге!

Д о с т и г а е в. За такие восторги, мать Меланья, по шее бьют.

З в о н ц о в. Вставай и уходи... живо!

П р о п о т е й. А - куда? (Гудит.)

(Ксения плачет.)

Е л и з а в е т а. Как это он ловко... в два голоса!

Б у л ы ч о в. Идите... прочь, все! Нагляделись...

Ш у р а (топая на блаженного). Уходи, урод! Стёпа - выгоните его!

Т я т и н (берёт Пропотея за шиворот). Идём, святой... вставай!

Т а и с ь я. Он сегодня не больно страшно... он гораздо страшнее умеет это делать. Кабы ему вина дали...

М е л а н и я. Ты - что болтаешь? (Бьёт её по щеке.)

З в о н ц о в. Как вам не стыдно?

М е л а н и я. Кого? Тебя стыдно?

В а р в а р а. Успокойся, тётя...

К с е н и я. Господи... Ну, что же это?

(Шура и Глафира укладывают Булычова на диван, Достигаев внимательно рассматривает его. Звонцовы уводят Ксению с Меланией.)

Д о с т и г а е в (жене). Едем домой, Лиза, домой! Булычов - нехорош! Весьма... И демонстрация идёт... Надобно примкнуть.

Е л и з а в е т а. Как это он гудел, а? Ничего подобного не воображала...

Б у л ы ч о в (Шуре). Всё это - игуменья придумала...

Ш у р а. Тебе нехорошо?

Б у л ы ч о в. Она... Вроде панихиды... по живому...

Ш у р а. Скажи - нехорошо тебе? Послать за доктором?

Б у л ы ч о в. Не надо. А насчёт царства паяц этот от себя махнул... Кабы - бог да кабы мог, - слышала? Не может!

Ш у р а. Всё это надобно забыть...

Б у л ы ч о в. Забудем! Ты взгляни - как, что они там... Глафиру не обидели бы... Чего на улице поют?

Ш у р а. Ты не вставай!

Б у л ы ч о в. И погибнет царство, где смрад. Ничего не вижу... (Встал, держась за стол, протирает глаза.) Царствие твое... Какое царствие? Звери! Царствие... Отче наш... Нет... плохо! Какой ты мне отец, если на смерть осудил? За что? Все умирают? Зачем? Ну, пускай - все! А я - зачем? (Покачнулся.) Ну? Что, Егор? (Хрипло кричит.) Шура... Глаха - доктора! Эй... кто-нибудь, черти! Егор... Булычов... Егор!..

(Шура, Глафира, Тятин, Таисья, - Булычов почти падает навстречу им. За окнами - густо поют. Глафира, Тятин поддерживают Булычова. Шура - бежит к окну, открывает его, врывается пение.)

Б у л ы ч о в. Чего это? Панихида... опять отпевают! Шура! Кто это?

Ш у р а. Иди сюда, иди... смотри!

Б у л ы ч о в. Эх, Шура...

Занавес

1931 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано отдельной книгой в издании "Книга", 1932. В 1933 году пьеса была вновь отредактирована М.Горьким и опубликована в альманахе "Год шестнадцатый. Альманах первый", М. 1933.

В начале тридцатых годов М.Горький задумал написать драматический цикл, который должен был отобразить большой исторический период - от кануна Великой Октябрьской социалистической революции до событий современности. Началом этого цикла явилась пьеса "Егор Булычов и другие", продолжением пьеса "Достигаев и другие".

В Архиве А.М.Горького сохранились заметки и наброски писателя, свидетельствующие о том, что в последние годы своей жизни он работал над продолжением этого цикла.

Первые сведения о работе М.Горького над пьесой "Егор Булычов и другие" (первоначальное название "Накануне") относятся к началу 1931 года. Некоторое время М.Горький работал одновременно над этой пьесой и пьесой "Сомов и другие", начатой им ранее. Летом 1931 года писатель закончил первую редакцию пьесы "Егор Булычов и другие". Тогда же пьеса была передана автором в Государственный театр им. Евг.Вахтангова, директор которого - в письме, датированном 10 июля 1931 года, - известил М.Горького о принятии пьесы к постановке (Архив А.М.Горького). По просьбе театра М.Горький внёс в пьесу некоторые дополнения, в частности - во втором действии ввёл сцену с Лаптевым. В связи с введением этой сцены в тексте пьесы оказалось несоответствие, не замеченное автором: в этом же действии идёт речь о том, что Лаптев ночью арестован.