- Я что-то последнее время не в форме, знаете ли, очень возможен срыв.

Его убеждают, что все проверено - раз двадцать вместо человека на ленте сбрасывали чурбак с весом каскадера - и ничего. Один раз даже прыгнул помреж - испытать кайф захватывающего дух падения и взлета...И снова отказ.

- Я верю в рок. Если очень уж приперло - прыгай сам.

Тогда взбешенный Нелюбов обзывает каскадера трусом при всем честном народе и надевает на себя пояс с резиной.

- Давай пускай трамвай под мост. Я сделаю этот трюк,- он даже о своем сердце забывает в припадке ярости. И оно его не подводит в этот раз, подводит нечто другое.

Судно уже под мостом через Москва-реку. Прыгает Нелюбов не очень красиво, но в полете успевает передвинуть автомат со спины на грудь. Даже прицелиться успевает, подлетая к палубе, на которой в шезлонге дымит сигарой актер. И тут лопается резиновая лента, которая до этого выдерживала все и даже более того. Абсурд, нонсенс, стечение обстоятельств или рок... Об этом знает лишь каскадер, пересчитывая вечером в номере "России" зеленоватые бумажки. И то, до той секунды, пока в окно не влетает небольшая пуля, выпущенная откуда-то из противоположного крыла гостиницы. Расчет снайпера точен - пуля проходит сквозь череп каскадера с глухим чмоканьем и застряет в стене напротив окна. А в это время гроб со студнеобразным телом Нелюбова срочно запаивают в цинковую оболочку - путь на Родину неблизок.

Этим же утром майор Солнцев встает пораньше, с восходом светила, чтобы успеть до работы сделать пару кругов по периметру Старой площади. Он бежит от инфаркта, как и многие в его возрасте, но нарывается на три выстрела в грудь из пистолета с глушителем, которые производит мужчина средних лет в плаще и низко надвинутой на лоб шляпе, внезапно вынырнувший откуда-то из недр Игнатьевского переулка. И это всего-то в нескольких кварталах от Лубянки. Стрелок очень хладнокровен - подойдя после этого к жертве, он наклоняется над ним и аккуратно производит еще два контрольных выстрела - в голову. Затем кладет пистолет на грудь убитого и быстрым шагом уходит в тот же переулок, из которого вынырнул несколько секунд назад. Толпа вокруг убитого майора начинает собираться не раньше, чем спина наемного убийцы скрывается из поля зрения любопытствующих.

Но на этом сюрпризы едва начавшегося дня не заканчиваются. Через час после того, как заместитель генерального прокурора города Ивашин Леонид Сергеевич уезжает из дому на служебной "Ауди", Ирина, его четырнадцатилетняя дочь, снимает трубку с трезвонившего вовсю аппарата.

- Ирка, привет,- в трубке звучит офигенно милый голос Генки Овсюкова, десятиклассника с лицом Леонардо ди Каприо.- Не хочешь с нашей компашкой прошвырнуться на Истринское, за грибами?

Еще бы не хотеть - Ирка с пятого класса тайком вздыхает, созерцая этот, в ее понятии, идеал мужской красоты.

- Когда собираться?

- Через пятнадцать минут мы за тобой заедем.

Все вполне чинно и культурно: пятеро ребят на пятерых девчонок, гитара, дискоцентр-переноска, много вина и еще больше закуски - никакого намека на спаивание. И проходит пикник на природе великолепно: пляжный волейбол, танцы до упаду, съемки на видео открытой камерой и анекдоты на грани допустимого. Как будто кто-то подменил этих наглых в школе парней, приказав им сыграть сегодня роли положительных героев в фильме о нынешней молодежи.

Спустя час после отъезда ребят на берег Истринского водохранилища в приемной зампрокурора Ивашина звучит телефонный звонок.

- Слушаю вас,- секретарша временно откладывает полирование ногтей.

- Мне бы на секундочку Леонида Сергеевича,- звучит в мембране бархатистый голос с едва уловимым акцентом.- Передайте, пожалуйста - дело касается его дочери Ирины.

Еще через полминуты секретарша переключает аппарат на кабинет зампрокурора.

- Алле, это Леонид Сергеич?- бархатистый голос уже не воркующе-мягок, в нем пробиваются властные металлические нотки.- Слушай, мужик, бросай свою канцелярщину и займись, наконец-то, делом.

- Кто говорит и что вам нужно?- деловито и сухо спрашивает зампрокурора - слишком много развелось в последнее время идиотов, воспринимающих демократию теоретически. Таким почему-то кажется, что они, наконец-то достигли того временного периода, когда можно запросто, на короткой ноге, общаться с властителями их душ и тел. По мере душевных сил и моральных возможностей приходилось, скрепя сердце, поддерживать в них эту иллюзию. Не иначе, и этот из таких. Однако дальнейший разговор показал, что прокуроры тоже иногда ошибаются.

- Мне нужно, чтобы ты убрал своих козлов от хаты на Смоленской, понятно? И еще нужно, чтобы ты вообще похерил это дело. Короче, скатай его в трубочку и засунь себе в задницу, если не знаешь, что с ним дальше делать. Майор Солнцев, как тебе, наверное, уже доложили, утром самоустранился от дальнейших неприятностей, что и тебе настоятельно рекомендуется. Подожди, не клади трубочку, герой невидимого фронта, я еще не сказал , что будет, если ты не выполнишь эту необременительную для тебя просьбу. А будет вот что - вечером твою любимую младшенькую Иру доставят к твоему дому и одновременно на дачу в Вишняках. Как, спрашиваешь? Половинку туда, половинку сюда, неужели непонятно?

После обеда в холле дома на Мытищах раздался звонок телефона. Трубку поднял сам Артур Нерсесович - Стреляный в это время откисал в ванне после двойной пробежки по Игнатьевскому переулку. Переговорив с невидимым собеседником, Аджиев, не спеша подошел к двери отреставрированного санузла.

- Эй, напарничек, заглуши-ка воду на минутку, хочу кое-чем тебя обрадовать. С сегодняшнего дня ты будешь мыться у себя на квартире, без всяких проблем и хлопот. Дела на Артюхова больше не существует в архивах Московской прокуратуры, как не существует "наружки" возле дома на Смоленской. Ты все еще сомневаешься в моих способностях? Теперь настало время проверить твои. Я тебе поставил условие: если ты получаешь чистую квартиру - я получаю жену и ее хахаля Раздольского живьем. За поимку Влада дополнительная премия - все деньги, которые он изъял в сейфе. Я не жадный, Федор, когда дело касается чести моей семьи. Итак, действуй, гардемарин, пока я буду составлять дальнейшие планы по укреплению и расширению империи Аджиева.

Артур Нерсесович еще некоторое время стоит у санузла, в задумчивости трет лоб крепкой сухой ладонью. Независимым становится Стреляный, самостоятельным, обрастая все новыми связями. Вон, бригаду себе уже набрал, отпетых головорезов вроде него. Дальше будет больше, вскоре ему будет мешать сам Аджиев. А может, пока он там плещется, голенький да тепленький...Видимо, эта же самая мысль не дает покоя и Грише, палачу по призванию, правой руке "китайца" - подняв глаза, Артур Нерсесович встречает его вопросительный взгляд от входа, направленный на остекленную матовую дверь, за которой моется Федор. Нет, рано, рано еще, не время. Много предстоит "мочиловки", много еще трупов придется прятать по канализациям да лесопаркам, пока его, Аджиева, не начнут снова принимать всерьез и правительственные структуры, и теневая мафия. Но первым делом нужно разобраться со своей семьей, и в этом Стреляный ему поможет, как никто другой. Ну, а после... видит Бог, он не хочет смерти Федора, но от конкурентов привык избавляться в самые кратчайшие сроки, а в том, что этот зека со временем перерастет в такового, сомневаться не приходилось. Что ж, пусть поживет пока.

Вновь заливается телефон в холле и Аджиев, встряхнув головой, подходит к аппарату, отбросив в сторону крамольные мысли. И вовремя - с другой стороны двери в маленькую дырочку, оставшуюся в самом углу тонированного стекла после капитального ремонта, за ним и Гришей зорко наблюдает Стреляный, хищно оскалившись и сжимая в руке остро отточенный узкий стилет. Видно, борьба мыслей так ясно отпечаталась на лице "китайца" , что он без труда читает по нему расклад своей дальнейшей судьбы. Но это ведь относится и к Артуру Нерсесовичу: сделай он сейчас какой-нибудь знак своему палачу - не жить ни тому, ни другому, владению ножом Федор обучен сызмальства. Наконец, убедившись, что "китаец" пока отложил его устранение до более подходящего времени, он облегченно вздыхает, прячет нож и лезет в давно уже переполнившуюся ванну, не забыв предварительно сунуть в ручку двери швабру, стоявшую до этого в углу.