На рассвете Джейк стащил Генри с его удобного ложа.

- Надо вставать, если хотим набрать продовольствия. А до деревни идти далеко. В городе ничего не получишь. Нет, не одевай свой трактирный костюм. Вот тебе тут прекрасная одежда.

Комбинезон, когда-то темно-синий, а теперь сильно полинявший и ставший голубым, а на коленях были синие заплатки. Курточка или "блуза", тоже когда-то синего и бежевого цвета, а теперь равномерно ни то, ни сё, на локтях заплатки из коричневой материи. Тяжёлые рабочие ботинки, немного великоватые, и помятая фетровая шляпа.

- А что будет с моим костюмом?

- Я суну его в мой ящик, где не бывает моли. Он тебе не понадобится до тех пор, пока мы не вернёмся.

- Когда?

- Не знаю. Но мы должны вернуться, чтобы Блэки один раз в год глянул на Долорес.

У Джейка уже был готов приличный завтрак. Они быстро умяли его и отправились по почти нескончаемой улице, которая в конце концов превратилась в грунтовую дорогу. Вскоре унылые пустые участки уступили место фермам. Джейк останавливался у каждой из них и профессионально осматривал дом. У четвёртых ворот он свернул и повёл Генри к чёрному ходу. Энергично постучал. Какая-то женщина с сердитым лицом открыла дверь.

- Хозяюшка, - произнёс Джейк слабым голосом, пожалейте двух бедняг, у которых уже два дня во рту маковой росинки не было.

Женщина осмотрела их с головы до ног, её гнев постепенно угасал.

- Вы уж не серчайте на моего приятеля за то, что у него слишком много ног. Он ещё новичок. Вскоре ему придётся ездить под пассажирскими вагонами. Чуть задремлет - и тут же останется без ноги. Железная дорога его вылечит и выдаст ему такую же прекрасную деревяшку, как и у меня. И тогда милостыню будет собирать легко.

- Старый негодяй. Да если бы у меня и было одно гнилое яйцо, я тебе его не дала бы. А ты, молодой негодяй. Не стыдно тебе шляться и попрошайничать, когда ты такой сильный и можешь работать? Да ты просто дитя, а связался с этим старым болваном. У тебя ведь ещё молоко на губах не обсохло.

Генри покраснел. К тому же две крупных слезы скатились у него по щекам. Он смахнул их, но появились новые.

Женщина сменила тон.

- Мальчик, у меня был сын, которому сейчас было бы столько лет, сколько и тебе.

Я дам тебе что-нибудь поесть.

Она ушла в дом и вернулась с большим пакетом из оберточной бумаги, который она сунула Генри в руки, и снова ушла, захлопнув за собой дверь.

Когда они отошли настолько, что дом скрылся из виду, Джейк и Генри уселись и осмотрели добычу.

- Надо же. Три-четыре фунта варёной ветчины. И целый каравай хлеба. Да тут жратвы достаточно, чтобы всем троим добраться до Индианаполиса. Вот что наделали твои глаза на мокром месте, Хэнк. Если тебе удастся так же действовать и дальше, то мы в этой поездке будем жить на большой.

Генри кисло воспринял такую похвалу. С первых же шагов в своей кочевой жизни он оказался просто сосунком. Нет, кочевничество не для него. Он вернётся назад с Джейком, возьмёт свой костюм и отправится на поиски работы.

Но эта решимость улетучилась, когда они вернулись в своё логово, где выяснилось, что Блэки уже вернулся.

Блэки пожал Генри руку и внимательно посмотрел на него. Генри не мог оторвать глаз от лица Блэки. Он никогда не видал такого лица. Оно походило на фотографию лица в художественном журнале, голову, которую недавно нашли при раскопках в Смирне. Возможно какого-то древнехристианского раба, как предполагали в журнале.

На лице было выражение бесконечной тоски, но душа была всё-таки умиротворена.

Вот такое выражение лица было у Блэки.

Нет, он не сможет уйти от Блэки.

На следующий день они поделили еду и скинули с плеч солдатские фляги. - В жаркий день на крыше вагона очень хочется пить, - говорил Джейк. Когда они переехали реку на пароме, был уже вечер. Они пошли в товарное депо, где было темно и путано, кругом сновали паровозы и бесцельно гудели, там и здесь перемещались фонари, со всех сторон доносились крики. Но Джейк знал дорогу.

- А вот наш вагон, - сказал он, остановившись перед маячившей впереди тёмной массой. - Вот наша королевская лестница. - На углу вагона торчали металлические скобы. - Ну, пошёл вверх. Мы с Блэки следом.

Крыша вагона возвышалась посредине и полого опускалась по краям. Джейк и Генри уселись верхом на гребне, а Блэки уверенно сел на склоне.

- Вот здесь мы себе спокойненько посиживаем и размышляем о человечестве, - сказал Джейк. - Сиденье будет нам также и постелью. Мы проведём ночь, глядя вверх на славные звёзды.

- Я обязательно соскользну, когда вагон дёрнется, если усну, - сказал Генри.

Нет, не соскользнёшь. - Джейк вынул из кармана толстую бечёвку. Вот тебе, обвяжи себе грудь одним концом. А вторым обвяжусь я. Если начнёшь сползать, разбудишь меня и я вытащу тебя. Если сползать буду я, то меня подтянешь ты. Давай ложиться.

- А как же Блэки?

- А он уже крепко спит. Он уверен, что Бог не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось, пока он не соберёт пятьсот долларов для Долорес.

Вскоре Джейк уснул. Генри очень устал, но спать на крыше вагона было невозможно.

Иногда он засыпал, пока поезд пережидал на запасных путях пассажирский поезд, который проносился мимо с таким рёвом, что мог разбудить и мёртвого. Паровоз товарняка трогался с таким рывком, от которого, казалось, он должен был разлететься на куски.

Утром стало получше. Джейк был счастлив, как жаворонок, а у Блэки было выражение глубочайшего удовлетворения. Они жевали ветчину с хлебом и запивали их водой из фляжки. Но вскоре стало нестерпимо жарко. Образовались тяжёлые облака, которые вскоре покрыли всё небо. Солнце проглядывало сквозь них зловещим жёлтым цветом.

Поезд снова стоял на запасном пути. Проводник высунул голову над краем крыши вагона.

- Эй вы, сливки общества! Начинается гроза, может быть с градом. Залезайте-ка лучше в вагон.

Все трое с трудом спустились вниз и влезли в вагон. Он представлял собой просто ящик, освещённый висевшим под потолком фонарём. При его свете Генри рассмотрел фигуры дюжины бродяг.

- Вот вам ящики, на которых вы, негодяи, можете сидеть, - такими сердечными словами встретили их присутствовавшие.