Все это было... Теперь мне кажется, что это был сон...

Все закончилось в одночасье, когда постучала в дверь нашей комнаты субботним вечером чья-то уверенная рука. В это время мы лежали в постели, воркуя, как два голубка.

- Кто? - спросил я как можно спокойнее, прижимаясь спиной к стене у двери.

- Свои... - скрипнуло ржаво за дверью.

- У меня нет своих, - упавшим голосом ответил я, стиснув зубы до скрежета.

- Не дури. Открывай. Мне некогда тут трали-вали разводить.

Этот ржавый скрипучий голос я бы узнал из тысячи других в любой толпе. Я даже замычал от ненависти к этому человеку.

- Смотри не пальни, - из-за двери. - С тебя станет...

- Погоди чуток... Оденься... - обернулся я к Ольге, которая, затаив дыхание, смотрела на меня исподлобья.

Трус я поганый, сморчок, сявка! Не хватило у меня духу признаться... нет, хотя бы намекнуть, кто я на самом деле, когда она спросила, почему я ношу оружие.

Сказал, что сотрудник... уже и не помню каких органов, отдыхаю после опасного задания. Эх! А ведь она все поняла бы и простила, скажи я ей всю правду. И уехать нужно было из этих мест, не медля ни дня. Куда глаза глядят уехать. Главное-вдвоем...

Теперь- поздно...

- Заходи, - щелкаю я замком и поднимаю наган.

- Ну-ну, не балуй, красавчик! - с настороженным прищуром глядя на меня, входит, пнув дверь ногой, широкий, как шкаф, Додик. - Спрячь "пушку".

Додик смотрит на Ольгу, которая сидит в халатике на краю кровати, зажав кулачки между колен.

- Недурно устроился... Отдых по первому классу... - скалит зубы.

И умолкает, натолкнувшись на мой взгляд. Вовремя-скажи он сейчас хоть одно поганое слово в ее адрес, лежать бы ему тут вечным молчальником с пулей в фиксатой пасти.

- Нужно поговорить... - хмуро бросает он. - Выйдем...

Я успокаивающе улыбаюсь Ольге и выхожу вслед за ним, стараясь скрыть клокочущий во мне гнев. Мы садимся на скамью у ворот, я снимаю комнату в частном секторе на окраине городка.

- Тебя вызывает шеф, - тихо скрипит над ухом Додик. - Возьми... - сует мне в руки кусочек картона.

- Что это?

- Ты еще сонный? - ехидно интересуется Додик. - Билет. На поезд. Отправление через два часа. Так что поторопись.

- Почему такая спешка? - едва выговариваю яперехватило горло.

- Спросишь у шефа. Мое дело - обеспечить тебе билет и прикрытие. Вон мои ребята... - с многозначительной ухмылкой кивает Додик на двух парней, которые фланируют неподалеку.

Все, я в "клещах". Додик с его "прикрытием" - конвой. Шеф что-то заподозрил? Возможно-я не подаю вестей уже больше двух недель, не звоню, как было условлено, по известному номеру. Непростительная глупость! К сожалению, понимаю это слишком поздно.

А может? Я оценивающе гляжу на парней, затем перевожу взгляд на Додика. Он, сволочь, понятливыйотодвигается поспешно и показывает свои золотые фиксы в волчьем оскале:

- Хе-хе... Не советую упрямиться. Ты ведь знаешь, что шеф не любит чересчур самостоятельных...

- Лады... Ждите меня. Соберу вещи...

Я бы этих двух угрохал, как птенчиков, влет. А Доднку размозжил бы ногой его тупую башку, не вставая со скамьи. Но странная слабость вдруг охватила меня, пригушила гнев. Шеф... Шеф не любит.

Ольга все поняла без слов. Она даже не заплакала, только глядела на меня широко открытыми глазами, в которых плескалась смертная печаль.

- Надо... Так надо... Это тебе, - я сунул ей в карман халатика две пачки червонцев в банковской упаковке.

- Зачем? - тихо и безразлично.

- Ты моя жена. Клянусь, я к тебе приеду! Не знаю, как скоро, но приеду. Жди.

- Я буду ждать... Сколько нужно... Хоть всю жизнь...

- Всю жизнь не придется. Я ненадолго. Приедупоженимся.

- Поженимся... - как эхо повторила она, безвольно откинув голову, пока я ее целовал.

Прочь, прочь отсюда! Спотыкаясь, я выскочил на улицу и, словно в тумане, поплелся на станцию.

Видимо, на них я наТкнулся случайно-на трех грузин, "кидал", у которых я отбил свою Оленьку.

- Вот, кацо, мы и встрэтились... - загородил мне дорогу горбоносый бугай, поигрывая велосипедной цепью.

Два других уже обходили меня с тыла.

Они меня не боялись. Похоже, думали, что днем я оружие не ношу. Но как некстати они появились. У меня совершенно пропала злость, и только глухая тоска кровожадно терзала мою опустошенную душу. Первым порывом было достать наган, чтобы припугнуть их, потому как драться я не мог, не тот настрой. Но тут мне, когда я оглянулся, попался на глаза Додик, который топал со своим "прикрытием" метрах в двадцати сзади.

Тогда я постарался, как мог, миролюбиво улыбнуться и сказал, чтобы потянуть время:

- Знаешь, что я тебе посоветую, генацвале?

- Гавары, дарагой... - поиграл бугай. - Я сегодня добрый. Пока добрый.

- Есть хорошая поговорка: "Не зная броду, не суйся в воду". Слышал?

- Приходилось... - осторожно ответил горбоносый, не понимая, к чему я клоню. - Ну и что?

- А то, что и сегодня я тебя и твоих корешей прощаю. Но уже в последний раз. Если мы еще когда встретимся по вашей милости, то тогда вас унесут вперед ногами. Усек? Нет? Додик, объясни гражданину, что я лицо неприкосновенное.

- О чем тут трали-вали? - поинтересовался Додик-шкаф, протискиваясь между мной и грузином.

Остальные два мои "опекуна", сунув руки в карманы, отсекли от меня товарищей горбоносого.

Бугай смерил Додика с ног до головы и, видимо, остался удовлетворенным, потому как что-то невразумительно буркнул и молча порулил в переулок. За ним потянулись и его кореша.

- Покеда - не без грации сделал ручкой Додик, и мы снова зашагали к станции, которая была уже неподалеку...

В эту ночь я так и не смог уснуть. Временами мне хотелось выть, и тогда я с остервенением грыз подушку и рычал, как затравленный зверь...

ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ

И все-таки я опоздал. На полчаса раньше бы...

Они уже выезжали из ворот дачи Лукашова. когда мы вписывались в поворот, откуда можно было наконец разглядеть и высоченный дощатый забор, и красныи кирпич фасада, и флюгер на остроконечной крыше двухэтажного строения, выполненного с претензией на прибалтийскую старину. Все это великолепие окружал заповедный хвойный лес, а тропинка от калитки сбегала прямо в небольшое озеро, обрамленное камышами.