- А как ты относишься, Аслан, к казакам и полицейским?
Аслан не понял.
- То есть как? - спросил он. - Что-то я вас не понимаю.
- Ну, скажем, если примут тебя, пойдешь служить в полицию? Выдадут тебе мундир, шаровары, сапоги.
В глазах Аслана загорелся и тут же погас гневный огонек. Он нахмурился и с презрением сказал:
- Нет, бек, по правде говоря, я их не люблю! Лучше босиком буду ходить, но к ним не пойду.
- Отчего же? - как будто добродушно спросил Азизбеков и, пристально взглянув на паренька, перевел свой взгляд на Байрама.
На губах Байрама задрожала усмешка. Вопрос Азизбекова удивил его своей несуразностью. Аслан ответил осмысленно, как мог бы ответить взрослый, много передумавший человек:
- Полицейские - это подлые люди... Твари, а не люди. Разве я не видел, как они стреляли в народ на улице?
- Значит, ты не хочешь, чтобы проливалась невинная кровь народа?
- Не хочу!
- Так, так... - протянул Азизбеков и медленно провел руками по густой черной бороде. Он больше не улыбался. И тон его изменился, стал серьезным. Вот что. Аслан: я имею для тебя одно поручение. Вечером придешь вот по этому адресу...
И Азизбеков, опустившись на скамеечку, на которой обычно сидел около ворот сторож, вытащил записную книжечку и, положив ее на колено, записал свой домашний адрес. Оторвав затем листок, он передал его Аслану. Парень прочел по складам: "Азиатская, 127".
- Хорошо, я приду. Азизбеков протянул ему руку.
- Смотри, буду ждать!
- На крыльях прилечу, бек. Уста Байрам знает меня. Жаль, что вы еще мало знаете...
Проводив парня долгим взглядом, Азизбеков оглядел пустынный заводской двор и обернулся к Байраму.
- Ну так что же ответил вам мой дядя?
- Хозяин сильно обиделся на нас, бек.
Рев гудка, возвещавший обеденный перерыв, прекратил их беседу. Рабочие высыпали во двор.
- Отойдем в сторонку, Байрам. Я должен кое-что сказать тебе с глазу на глаз...
Они вышли за ворота. Нещадно палило знойное, июльское солнце. Огромные клубы бурого дыма валили из маячивших вдали высоких заводских труб Черного города. На всем лежал толстый слой сажи. Ни один лист не колыхался на редких чахлых и запыленных деревьях акации.
- Так, говоришь, мой дядя сильно обиделся на вас?
- Да, бек, очень сильно.
- Байрам, не зови меня беком. Зови товарищем Азизбековым. Ведь мы с тобой товарищи!
То доброе слово, которое так страстно хотел услышать Байрам, наконец было произнесено.
- Спасибо, товарищ Азизбеков! - дрожащим от волнения голосом сказал он.
- Что же касается дяди, то нечего бояться его угроз. На днях должна начаться забастовка на многих заводах. Надо бы и вам примкнуть к ней...
- Когда, товарищ Азизбеков?
- День и час я сообщу. Объясняй товарищам, что всякие хозяева, какие бы они ни были - хорошие или плохие, все они враги рабочих. И никогда рабочий не сможет примириться с хозяевами: у них различные интересы... Откуда ты сам родом?
- Я из деревни.
- Вот и в деревне то же самое. Скажи, может простой пахарь примириться с помещиком?
- Никогда!
- Ужасная жара, товарищ Байрам. Особенно здесь, около завода. Сущий ад!
Они отошли в тень акации.
- Ты не думай, товарищ Байрам, что на свете ничего никогда не изменится, что рабочий будет вечно нуждаться в куске хлеба. Нет, Байрам, наступят лучшие времена. Рабочий заживет счастливо. Мы обязаны этого добиться. Но для этого и ты и твои товарищи не должны молчать. Все вы должны откликнуться на призыв рабочих других заводов. Только будь осторожен, Байрам. Среди вас есть доносчики.
Байрам кивнул головой.
- Я пошел, - сказал Азизбеков и на прощанье крепко полол Байраму руку.
Аслан сидел во дворе, на горке ржавых железных труб, и дожидался Байрама. На коленях у него лежал узелок с завтраком.
- Этот человек мне очень понравился, уста, - сказал Аслан, как только Байрам подошел к нему. Он нарочно не назвал Мешади по имени, показывая тем самым, что умеет хранить тайну. - Это, должно быть, очень большой человек...
Байрам взял сверток, развернул его, отломил кусок лепешки и, положив на него ломтик сыру и несколько стеблей зеленого лука, протянул своему ученику.
- Так ты вечером обязательно пойди к нему, - посоветовал Байрам, все еще думая об Азизбекове и машинально прожевывая скудный завтрак. - Эх, если бы у наших рабочих был хотя бы десяток таких друзей! - добавил он мечтательно.
После смены они вместе вышли на улицу. Уже вечерело. Шагая по тротуару, Аслан снова похвалил Мешадибека.
- Только не понимаю, - вдруг сказал он, - зачем это он спрашивал о моем отце? При чем тут мой отец?
- Ну и что с того? Значит, нужно было спросить, вот он и спросил...
- Боюсь, - встревожился Аслан, - боюсь, что он не будет доверять мне.
- Будет, будет! Но твой отец зря поносит этого человека. Могу поклясться, положив руку на коран, что если у рабочего есть два друга, то один из них - Мешадибек.
- Наверно мой отец плохо знает его. Так только, понаслышке... Интересно, что поручит мне Азизбеков?
Взволнованный Аслан вошел в комнату, в которой работал Мешадибек. Тетушка Селимназ предложила парню стул, но тот поблагодарил и остался стоять. Уж он-то знал, как вести себя в чужом доме со старшими людьми!
- Учился ли ты в школе? - спросил Мешади, пригласив парня сесть.
- Мало, совсем мало. Отец сказал: иди учись ремеслу.
- Жаль, жаль... А ну, прочти вот это! - и Азизбеков протянул ему только что исписанный листок.
Аслан пыхтел, как под тяжестью, пытаясь прочесть, но ничего из этого не вышло.
- Не могу, - наконец признался он. - Совсем не могу. Русские буквы кое-как разбираю, а этот арабский алфавит никак не дается мне. Вижу какие-то каракули - и только.
- Тут неподалеку есть типография. Ты когда-нибудь проходил мимо нее, Аслан?
- Это там, где печатают газету?
- Да-да.
- Проходил. Конечно, проходил.
- А кого-нибудь ты там знаешь?
- Нет, никого.
- Ну, это не беда, - сказал Азизбеков. - Я хочу попросить тебя вот о чем. Пойдешь в эту самую типографию. Там работает некий Гусейнкули, наборщик. Спросишь его. Он носит пенсне. Увидишь большой шрам на лбу, значит, это он и есть, Гусейнкули. Подойдешь, поздороваешься и шепнешь ему на ухо одно слово: "Утро". Он сразу поймет, что тебя послал я. Передашь ему вот этот листок.