Когда вы находитесь рядом с больным, у вас появляется странное ощущение, что он каким-то образом делает больным и вас, потому что больной, сам того не зная, эксплуатирует ауру других. Ему необходимо больше жизни, поэтому он берет жизнь у каждого, кто находится поблизости.

И вам известно по опыту, без понимания, что бывают люди, которых вы стараетесь избегать, потому что, встречаясь с ними, вы болеете, встречаясь с ними, вы чувствуете, как что-то отбирается у вас. А бывают люди, с которыми вы встречаетесь с радостью, потому что, встречаясь с ними, вы чувствуете расширение, вы чувствуете больше жизни.

Вильгельм Райх был прав, но, к несчастью, массы никогда не принимают своих собственных гениев; наоборот, они осуждают их. Поскольку Вильгельм Райх прав, каждый представляется почти что слепым. В гневе он написал книгу «Слушай, маленький человек». Но это замечательная книга, а его гнев можно простить, потому что с ним плохо обошелся «маленький человек», массы. Его сначала посчитали сумасшедшим, потом упрятали в сумасшедший дом; он умер в сумасшедшем доме.

На Востоке он мог бы стать Гаутамой Буддой. Он обладал таким качеством, таким прозрением. Но глупое общество, общество самых маленьких людей, мелочных... недалеких людей, которые не способны воспринять безграничное, которые не способны воспринять мистическое.

Вся атмосфера наполнена жизнью. И если вы поймете свои собственные истоки жизни, вы вдруг осознаете то, что птицы живые, деревья живые, травы живые — повсюду жизнь! И вы можете танцевать с этой жизнью, вы можете вступить в диалог с атмосферой. Конечно, люди подумают, что вы сумасшедший, ведь люди по-прежнему те же самые. Те же люди распяли Иисуса, те же люди посадили Вильгельма Райха в дом умалишенных, те же люди отравили Сократа... однако этих маленьких людей большинство.

Гнев Вильгельма Райха справедлив, но все же я должен сказать, что более чем гнев, маленькому человеку необходимо сострадание. Он разгневался, потому что они плохо обошлись с ним, они разрушили всю его жизнь. Вместо того чтобы понять его — он мог бы раскрыть новую дверь к переживанию, к любви, к жизни — они совершенно уничтожили этого человека. Естественно, он разгневался.

На Востоке есть такие же маленькие люди, но восточный гений никогда не гневался на них. Вместо того чтобы гневаться, он проявлял сострадание, он чувствовал сострадание к их слепоте и старался всеми путями донести до них свет, донести до их сердец немного понимания.

Время Сардара Гурудаяла Сингха...

Преподобный Рамп был крайне взволнован, потому что в его церковь привезли новый орган. Огромная толпа собралась снаружи понаблюдать за тем, как орган медленно поднимают с платформы.

Вдруг один из рабочих выпустил из рук веревку, и орган начал падать прямо на преподобного Рампа, который стоял внизу. Лишь в последнее мгновение Хэмиш Мак-Тавиш оттолкнул священника в сторону и остановил орган, прежде чем тот разбился о землю.

— Благословляю тебя, сын мой, — выдыхает преподобный Рамп, поднимаясь с земли. — Ты спас меня! Когда ты пойдешь в церковь в следующее воскресенье, можешь прийти и поиграть на этом новом церковном органе!

— Ах! — вздыхает Хэмиш. — Мне нет необходимости ходить в церковь, отец.

— В самом деле, сын мой? — спрашивает Рамп. — Почему?

— Видите ли, отче, — отвечает Хэмиш, — у меня дома есть своя собственная церковь.

— В самом деле? — спрашивает священник. — Что ты имеешь в виду?

— Да, — поясняет Хэмиш. — это так. Вся моя семья проживает в одной комнате, поэтому у нас трехъярусная кровать. Детишки на верхнем ярусе поют весь день, как маленькие ангелочки. На среднем ярусе моя теща проповедует день и ночь, грозя десятью заповедями и гневом Божьим. А на нижнем ярусе мы с женой — играем на моем органе!

В теплые морские воды африканского побережья заплывают ненароком четыре громадные акулы — Джавс, Тофи, Манч и Малыш Белч. Их разговор, естественно, обращается к излюбленной радости — еде.

— Лучшую в мире пищу можно найти у берегов Австралии, — говорит Джавс, самая большая акула, — меню из молодежи — спортсменов с нежными мышцами и хорошо подрумяненной на солнце кожей.

— Да, это отлично, — отвечает Тофи, большая белая акула, — но еще лучший деликатес можно встретить у Канарских островов. Пляжи битком набиты упитанными, жирными немецкими туристами. Как будто масло тает у тебя на языке!

— Неплохо, — прерывает Манч, старшая акула, — но за все мои долгие годы лучшими обедами меня радовали летние воды Майями Бич. Это место наполнено политиками с их разбухшими печенками, вымоченными в роме или вине — и совершенно бесхребетными!

Потом старый Манч поворачивается к младшему в группе, малышу Белчу. Он слышит странный звук, выходящий из брюха Белча, и спрашивает:

— Эй, малыш! Что это за шум у тебя из брюха? Где ты питаешься?

— Ох! — стонет Белч. — У меня расстройство желудка. Вчера я отправился завтракать на побережье Гоа — и эти странные люди, которых я там сожрал, не перестают петь и танцевать!

Миссис Hope Боне среди ночи звонит по телефону ее сын Билли, который как раз в этот день женился и находится в отеле для молодоженов.

— Мам, — всхлипывает Билли упавшим голосом в телефонную трубку, — у нас проблемы в спальне!

— В чем дело. Билли? — спрашивает Нора Боне встревоженно.

— Знаешь, мам, — жалуется Билли, — Нелли лежит голая на кровати и тяжело дышит... — я не знаю, что делать!

— Это же совсем просто, Билли, — выпаливает Нора Боне, движимая материнской любовью, — спусти с себя кальсоны и вложи самую твердую часть своего тела в то место, где у Нелли, твоей жены, ну ты знаешь... где она пи-пи!

— Ага, я понял! — кричит Билли. — Спасибо, мам! — и он кладет трубку.

Миссис Нора Боне глубоко вздыхает, качая головой, и отправляется спать. Но через пятнадцать минут телефон звонит снова. На этот раз — Нелли Боне, ее новая невестка.

— В чем дело теперь? — интересуется Нора Боне.

— Это все ваш сын, Билли! — кричит Нелли. — Он зачем-то засунул голову в унитаз!

Ниведано...

Ниведано...

Будьте безмолвны... Закройте глаза... и почувствуйте свои

тела совершенно застывшими. Это подходящий момент,

чтобы войти внутрь.

Соберите все свои энергии, свое тотальное сознание, и

устремитесь к центру своего существа, точно на два дюйма

ниже пупка, внутри вас — к центру хара — с такой

настоятельностью, как будто это последний миг вашей

жизни.

Быстрее и быстрее... Глубже и глубже...

Когда вы приближаетесь к центру своего существа, великое

безмолвие нисходит на вас, покой, какого вы никогда не

знали, и свет заполнит вас изнутри.

Из истинного центра вы можете делать одну вещь, которая

невозможна в противном случае, это - свидетельствование.

Свидетельствуйте то, что вы не тело.

Свидетельствуйте то, что вы не ум.

Свидетельствуйте то, что вы только свидетельствующее

сознание, чистое сознание, вечное, бессмертное.

Это и есть ваше существо и существо каждого.

Чтобы углубить это свидетельствование, Ниведано...

Расслабьтесь... но помните источник хары, — истинный

источник вашей жизни, — и вы будете осыпаны цветами.

Вы сливаетесь в сознание, которое огромнее, чем вы.

Аудитория Гаутамы Бумы становится океаном сознания.

Десять тысяч будд больше не десять тысяч, но одно