– Здоров, доходяга! Держи краба. Нил взялся за мощную ладонь, рывком встал с земли.

– Максим Назаров, – сказал парень, раздвинув уголки рта в улыбке.

Приглядевшись, Нил увидел, что слово «парень» не вполне точно характеризует его визави. Спортивный, гладко выбритый мужчина за тридцать, с необычным, неуловимо нерусским лицом – удлиненным, с широко расставленными большими карими глазами, с аккуратной щеточкой черных усиков под четко очерченными губами. При этом в его облике не было и намека на опереточную слащавость.

– Нил Баренцев, – представился Нил. Мужчина улыбнулся еще шире.

– И к Нилу ходили, и по Баренцеву шастали... Что, амиго, квартирный вопрос замучил?

– Есть маленько, – улыбнулся Нил в ответ.

– Делаем так, – Максим рубанул воздух ладонью. – Сначала искупнемся, потом пельмешек порубаем, потом займемся твоей проблемой. Имеется вариант. Принято? Лера?

Он посмотрел на спутницу. Та изобразила пухлыми губами поцелуй и звонко ответила:

– Принято!

Пельмени они ели вдвоем – прямо от раздаточной стойки Лера ускакала со своим подносом на другой конец столовской веранды к столику, за которым сидели потасканный бородатый мужчина в красном жилете на голое тело и невысокая темноволосая девушка.

– Куда это она? – удивился Нил.

– К семье, – спокойно ответил Назаров. – К папе и сестренке.

– Так она здесь с семейством? Я думал – с тобой.

– Курортное знакомство.

Назаров поднял стакан компота, салютуя через зал Лере. Та вновь изобразила поцелуй.

– Симпатичная, – заметил Нил. – Так, пустышка... Вот сестричка у нее – очень ничего себе. Трогательный человечек. Но я сразу не обратил внимания, а потом уж было поздняк метаться! – Назаров усмехнулся.

– Познакомишь?

– А специально знакомиться и не надо. У той же хозяйки проживать будешь.

– А ты?

– А я там уж месяц жирую. Еще неделька – и отчаливаю в порт приписки. Коечка моя тебе по наследству перейдет. А пока на насесте покантуешься.

– Насест – это что такое? – осторожно спросил Нил.

– А это на чердаке, три жердочки между люком и кладовкой, – Заметив тень, пробежавшую по лицу Нила, Назаров тут же добавил: – Ты сразу-то не отказывайся, осмотрись сперва. Это знаешь какой дом? Особенный, и люди в нем особенные...

– Максик, если что – мы в Тихой бухте, – прощебетала, проходя мимо их столика, Лера. – Придешь?

– Попозже... Доброе утро, экселенц! – Бородатый мужчина степенно кивнул, не замедляя хода. – Доброе утро, Ирочка, – произнес Назаров совсем другим тоном.

– Доброе утро, – опустив взгляд, чуть слышно ответила темноволосая девушка и, тяжело опираясь на палку, заковыляла следом за сестрой и отцом. Внешность ее не произвела на Нила сильного впечатления.

– А почему «экселенц»? – спросил он, проводив взглядом семейное трио.

– Князь Оболенский, – с насмешливой искоркой во взгляде ответил Назаров.

– В самом деле князь?

– В самом деле Оболенский. Насчет князя очень сомневаюсь, хотя сомнения стараюсь держать при себе. Уважаемый Робеспьер Израилевич преподает научный коммунизм в алма-атинской консерватории, а потому причисляет себя и к аристократии, и к богеме. Ты еще услышишь, как он в поддатом виде читает стихи великого князя Константина. Лера закончила ту же консерваторию, а Ира перешла на четвертый курс. На рояле играет как богиня... Ну что, двинули?

Максим взвалил на плечо Нилов рюкзак и развалистой морской походочкой двинулся к выходу.

– Постой, я сам... – сказал Нил ему в спину.

– Ты инструмент несешь, – не оборачиваясь, ответил Назаров.

Они спустились по ступенькам и пошли в горку вдоль забора писательской резервации.

– Максим, а почему ты отпуск на море проводишь? – на ходу спросил Нил. – Не надоело?

– Море-то? Да я его только в отпуске и вижу.

– Да? А я решил, что ты моряк.

– В общем, решил вполне правильно... Штурманом ходил на траулерах. Такие, амиго, места повидал – одни названия чего стоят! Сейшелы, Мадагаскар, Нантакет, Брисбен, Кейптаун.

– А теперь-то что, романтика надоела?

– Ну уж куси-куси, Нира-сан. По своей воле я б ни за что на берег не списался. Меня, если хочешь знать, сам Рауль Кастро уволил.

– Это какой Рауль? Брат Фиделя, что ли? – Он самый, каброн карраховый. Фидель, ведь он так, вроде знамени, а рулит там все больше Рауль... Короче, приходим мы в Гавану, а к нам на борт все портовое начальство является. Кэп принимает их чин чином, пузырь рому выкатывает – очень они там свой ром жалуют, только для местного населения он исключительно по тархетам, бутылка в месяц, и хорош. Так что они обрадовались страшно, сидят киряют. Кэп меня зовет, поддержи, дескать, Максим Назарыч, компанию... Я и выпил-то граммов семьдесят от силы, и меня по жаре не то, чтобы развезло, а с тормозов скинуло. Схожу я, значит, на берег, а душа-то приключений ищет. Определенного свойства приключений – четыре месяца в море, из женского полу на судне – одна кошка. В общем, понимаешь... А тут навстречу мулаточка гребет. Фигурка – во, маечка красная в обтяжку, роза алая в волосах. Улыбается мне, подмигивает. Я подхожу. Что, говорит, сеньор, сеньориту хочешь? Две пачки «Шипки»... У них ведь с табаком та же история, что с ромом, и они за курево на все готовые. Две пачки «Шипки», говорю, нету, есть одна, только «Мальборо». Смотрю, у нее аж ручки затряслись. Пойдем, говорит, я такое местечко знаю... Вышли мы за ворота, идем, слева пляжик такой красивый открывается, а вокруг кустики. Симпатично. Вблизи, правда, в этих кустиках не так, чтобы очень. Обертки, окурки, стеклотара, резинки использованные. Популярный такой, видно, местный сексодром. Ну, мы мусор разгребли малость, штанишки долой и это самое... культурный обмен осуществляем. Я в раж вошел, ничего не вижу, не слышу, она, голубушка, тоже видать захорошела – глазки прикрыла, стонет, извивается... Короче, кончили оба, отвалились друг от дружки, а над нами рыл шесть барбудос. Стоят, скалятся, «калашами» поигрывают... Подняли нас, не сказать, чтобы нежно – И на шоссе. А там джип открытый, а в нем – Рауль Кастро собственной персоной, и выражение личности ох неприветливое!.. Страна, понимаешь, тропическая, работать народ не шибко любит, и Рауль придумал свой способ производственную дисциплину укреплять. Разъезжает повсюду со своими головорезами, посматривает, и если кто из граждан на месте своем рабочем не работает, а, скажем, в тенечке прохлаждается и сервезу бухает, он без лишних разговоров достает маузер – и пол-обоймы в брюхо. Меня, надо полагать, только форма иностранная от Раулевой пули спасла... Даже на борт, сука, подняться не позволил, а прямым ходом в аэропорт, на самолет и в Москву. Без вещей, без денег, без документов. Долго я потом по одному штурманскому аусвайсу жил, пока наш «Устойчивый» в Клайпеде не пришвартовался. И больше мне в море ходу не было... "Я тебе, амиго, так скажу – если когда случится в загранку попасть, ты там на баб реагировать воздержись. Если уж совсем невмоготу станет – рукоблудием займись. Оно спокойней и безопасней...

Заслушавшись рассказа Назарова, Нил даже не заметил, как они приблизились к высокому забору, над которым кудрявились густые кроны яблонь.

– Пришли, – сказал Максим у самой калитки.

Нил взялся за деревянную ручку, чуть приоткрыл – и тут же захлопнул, привалившись спиной к доскам. Поверх калитки мгновенно показалась гродная волчья морда с оскаленными зубами.

– Гав! – оглушительно сказала морда. Назаров бесстрашно вытянул руку и ухватил вол-чару за холку.

– Здорово, Джим... Эй, амиго, сдай куда-нибудь, а то фарватер перекрыл.

– Собака... – пролепетал Нил.

– Да это ж Джим. Он с тобой поздороваться вышел. Не обижай маленького.

Нил попятился от калитки, пропуская Назарова вперед.

– Ничего себе маленький! – изумленно выдохнул он.

Джим, размерами не уступавший годовалому теленку, моментально закинул передние лапы на плечи Нилу и принялся нализывать ему лицо. Нил закрыл глаза и невольно вспомнил про собаку Баскервилей.