Оставленный внизу народ, и его заботы были с ним на этой разреженной высоте. Смерть сотен сородичей, продолжавшая жечь душу неизбывной тоской и жаждой отмщения. Рудники, оставшиеся без рабов, место которых вынуждены были занять самые сильные и выносливые твердокрылы. Все было здесь.

Не открывая глаз, Айс с содроганием сердца представил дрожащие от непосильного напряжения фигурки твердокрылов, запряженные по двое-трое в вагонетки, с медленным скрипом скользящие по деревянным желобам. Вагонетки приходилось нагружать только слегка, потому что рассчитаны они были на мощных мягкокрылов. Вернее на то, что от них оставалось после ампутации крыльев и когтей. Право же, эта операция была вызвана не жестокосердием твердокрылов, а исключительно производственной необходимостью: крылья мягкокрылов столь громадны, что с ними невозможно было бы запрячь их в вагонетки. А когти… Неуловимый продемонстрировал, насколько они могут быть опасны. Айс вспомнил его знаменитый кувырок в воздухе, когда Неуловимый оказывался под истребителями, вытянув лапы с когтями, на которые неизменно напарывались набравшие скорость истребители. Да и другие фигуры боевого пилотажа, которые демонстрировал Неуловимый (кстати, сейчас они на вооружении твердокрылов), в большинстве своем основаны на боевых возможностях когтей. И только некоторые, единичные — на ударе мощным клювом. Клюв удалять было нельзя, потому что он использовался в качестве долбежного орудия в забоях.

Айс открыл глаза. Обнаженное холодно-синее небо в упор смотрело на него. Редкие белые облачка, слегка прикрывавшие его наготу, остались далеко внизу. Айс отвернулся. Это — чужое небо, смотреть на него неприятно.

Глаза его наткнулись на мелкую черненькую тварь, толкавшую перед собой громадный по сравнению с нею шар. Айс попробовал толкнуть шарик пальцем, и он послушно покатился, а испуганная тварь юркнула в камни. Айс взял шарик и принялся перекатывать его по ладони. Это оказалось приятным и увлекательным занятием. Потом Айс поднял сухую и ровную веточку и острым концом проткнул шарик насквозь. Покрутил шарик вокруг оси. И вдруг Айс «увидел» два щарика, проткнутые одной веточкой. «А ведь это Идея!» — понял он и, вскочив на ноги, принялся бродить по склону, выискивая тварей с шариками. Нашел сразу целую колонию и отобрал у них все шарики. Опять уселся на склон, нанизал на веточку второй шарик и, взявшись за ось посередине, принялся катать сооружение по гладкому камню.

«А если!..»- подумал Айс и стал нанизывать шарики на веточки. Потом нагрузил две веточки с шариками на концах остальными веточками так, что нанизанные на них шарики не давали паре несущих осей разъехаться вперед и назад. Покатал сооружение пальцем по камню. Подумал. Привязал к одной оси травинку и потянул ее. Повозка поехала. «Да ведь это же вагонетка!» обрадовался Айс, представив легко катящиеся за твердокрылами вагонетки на шарах. «Но где взять такие большие шары?.. Вырубить из дерева? Из камня?.. Надо попробовать.»

Айс уже было собрался лететь вниз, чтобы обрадовать сородичей своим открытием, но вдруг вспомнил — зачем он здесь.

«Неужели я готов допустить, чтобы твердокрылы навеки были прикованы к вагонеткам, хотя и на шарах?! — ужаснулся Айс. — Благородное существо не должно тратить время своей жизни на работу раба!.. Значит, надо найти способ вернуть рабов, восстановить источник их пополнения. Но прежде всего — понять, что произошло, чтобы не допустить повторения. А для этого надо идти вверх, туда, где обитают мягкокрылы.»

Хотя Айс надеялся найти там разгадку только второй тайны исчезновения рабов. К первой тайне — камнепаду, он по-прежнему не видел подходов. Мягкокрылы, по его разумению, никак не могли совершить это злодеяние: им нечем было держать камни такого размера. Ни когти, ни клюв мягкокрыла для этого не годились. Единственная гипотеза, способная хоть что-то объяснить, — это существование неизвестных летающих существ, обитающих на недостижимых для твердокрылов высотах. И никогда не опускающихся вниз. Они тоже могли использовать мягкокрылов в качестве рабов. И выразили свое неудовольствие конкуренцией твердокрылов. Могла быть и иная причина их жестоких действий…

В общем, вверх, вверх! За всеми ответами вверх!

* * *

Айс, тяжело дыша, прислонился к скале. Перед глазами мельтешили красные огоньки, которые он сначала принял за паучков. Но когда отдышался и они исчезли, то понял, что «паучки» были рождены его собственным зрением. А он еще никого не встретил. Что же будет дальше?!..

А дальше были сбитые в кровь ноги и руки, которыми приходилось цепляться за каменные выступы и кусты, отчаянно помогая себе крыльями. Дальше был шум в ушах, темнота в глазах, одышка и отчаяние, желание немедленно вернуться назад и жажда мести. Неутолимая жажда мести! Темное пламя саркофага, поглотившего тех, кого он любил, постоянно пылало перед его внутренним взором и жгло душу. Быть может, именно этот огонь и толкал Айса вверх? Самые неприступные участки он преодолевал исключительно на злости.

Стали попадаться побуревшие снежники. Высоко впереди над ущельем навис сине-зеленый язык ледника. Вдалеке показались и исчезли три летящие черные точки. Айс насторожился и, забравшись в скалистую расщелину, стал наблюдать. Однако, ничего примечательного ему обнаружить не удалось. Небо медленно покрывалось вечерним пеплом. Холодный ветер облизывал шершавым языком каменистые склоны, покрытые скудной кустарниковой растительностью. В расщелине было относительно тихо и тепло, ветер сюда не задувал. Сверху свешивались побеги с черно-синими незнакомыми Айсу ягодами. Он сорвал одну, осторожно попробовал — оказалось весьма вкусно. Тогда Айс вдоволь насытился ягодами и почувствовал как неимоверно устал. Он еще раз высунулся из расщелины. Небо было по-прежнему пусто, но уже активно обугливалось. Айс понял, что сегодня его восхождение закончено, спустился в расщелину пониже, притулился бочком между каменными стенами, спрятал голову под крыло и закрыл глаза.

Сон пришел сразу. Сначала глухой и беспросветный. Потом отдельные цветовые ноты, гаммы, аккорды и, наконец, целое цветовое произведение, незнакомое и странное, но величественное и прекрасное, ворвалось в спящее сознание Айса. Оно неспешно переливалось из одного конца спектра в другой, подолгу задерживаясь на совершенно неожиданных сочетаниях оттенков, заставляя Айса мучительно вглядываться в них, пытаясь постичь их глубокий смысл. А смысл существовал! Айс чувствовал его, но никак не мог перевести в соответствующие знаки — их попросту не было в его сознании. Айс во сне удивился такому открытию. Но если он был способен почувствовать этот ускользающий смысл, то, видимо, он ему не чужд? Или усталость, разреженный воздух, чуждая и опасная обстановка вызвали галлюцинаторные явления?.. Да и сон ли это, если он способен к подобным логическим умозаключениям?

А произведение все длилось и длилось, подчиняясь закону своей внутренней гармонии. В конце концов Айсу показалось, что он постиг эту гармонию. Он даже пытался прогнозировать переходы оттенков и так увлекся, что когда открыл глаза, то даже расстроился, увидев серую поверхность камня. Он быстро закрыл глаза снова, пытаясь вернуть прекрасное и странное сновидение, но, как это бывает с большинством сновидений, оно невозвратно исчезло.

Тогда Айс поднял голову и поразился желто-золотистому цвету неба. Он осторожно вскарабкался вверх по расщелине. Солнце, взобравшись на самую высокую вершину, безудержно заливало собой окружающее пространство, выжигало синеву неба, зелень растительности, аскетическую серость скал и холодную белизну снегов. И Айс вспомнил свой сон, в котором настойчиво повторялись именно эти желто-золотистые оттенки, и вдруг придумал знак своему сновидению: «предчувствие солнца».

* * *

Десятки холодных иголочек впивались в голые ступни. Приходилось выпускать когти и вцепляться ими в слежавшийся снег, чтобы не соскальзывать вниз. Айс отработал новую технику подъема на относительно пологих участках: сильно отталкиваясь ногами и одновременно взмахивая крыльями, ему удавалось разом преодолеть несколько метров.