Под влиянием Войноральского и его товарищей устраиваются сходки местной молодежи, где обсуждаются способы участия в народнической пропаганде.
В конце мая 1874 г. Войноральский направился в Самарскую губернию вместе с И. Селивановым. Они решили охватить пропагандой и южные районы Поволжья, организовав пункты пропаганды в сельских районах, а также в Самаре пункт брошюровки нелегальных изданий из московской типографии. Войноральский и Селиванов побывали в Самарском, Бузулукском и Бугурусланском уездах. В одной из деревень удалось устроить пункт революционной пропаганды под видом постоялого двора. Им приходилось наблюдать, как по деревням бродили нищие с сумой за плечами, встречать полуразвалившиеся избы, где стекла в избах заменялись тряпками. Они с горечью видели, что за хлеб в этот голодный год приходится есть крестьянам. Он приготавливался из смеси ржи с мякиной.
Существовавший в Самаре с 1872 г. народнический кружок "саморазвития" был связан с петербургским кружком "самарцев". Войноральский приступил к созданию нового кружка из самарской молодежи, в который вошли И. Дамаскин, А. Пономарев, А. Александровский, И. Никольский и будущий писатель-народник Н. Петропавловский.
В квартире, где жили Петропавловский, Дамаскин и Пономарев, было устроено собрание членов нового кружка с местными народниками и приехавшими на пропаганду в губернию петербургскими "самарцами".
-- Прежде всего, друзья мои, -- начал разговор Войноральский, -- нужно, желая принести пользу рабочему классу, жить и работать в среде народа и, только узнав вполне его миросозерцание, его действительные нужды, можно основательно решить, какого рода деятельность будет более целесообразна.
-- Мы, -- вступил в разговор один из присутствовавших, -- обучаемся столярному мастерству, чтобы под видом мастеровых, столяров идти к крестьянам.
-- Учителем или фельдшером могут идти те, кто имеет необходимую подготовку, -- поддержали другие.
Вскоре после этого собрания самарские народники отправились в села и деревни.
Пребывание Войноральского и Селиванова в Самарской губернии было прервано известием о провале сапожной мастерской в Саратове и арестах ее работников.
Сначала в отсутствие Войноральского в мастерской все шло как обычно: брошюровалась литература, велось хозяйство. Жили в саратовской коммуне, дружно. Кроме приезжих революционеров, мастерскую посещали представители местной интеллигенции. Все они получали здесь нелегальные издания. Но меры предосторожности не всегда соблюдались.
Однажды в мастерскую нагрянул частный пристав Выговский. У него был приказ разыскать пропагандистов под фамилиями Лукашевич и Александров. Выговский и раньше подозревал, что в сапожной мастерской работают люди, мало похожие на рабочих, а при проверке документов у них оказались крестьянские паспорта. На окне Выговский заметил свидетельство на имя Лукашевича (им пользовались Иван Селиванов и Сергей Ковалик). Быстро заглянув в ящик стола, пристав обнаружил запрещенное издание Бакунина "Государственность и анархия". Он тут же через помощника вызвал прокурора судебной палаты и прокурора окружного суда. С их прибытием начался основательный обыск. В мастерской все было перевернуто вверх дном.
На чердаке был найден большой ящик с типографскими листами книги "История одного из многострадальных", несколько десятков экземпляров "Сказки о четырех братьях...", "Историческое развитие Интернационала", сборники новых песен и стихов революционного содержания.
На другой день после обыска жандармы задержали на пристани в Саратове жену Войноральского Надежду Павловну. Но она успела отправить письмо о провале мастерской Каменскому в Пензу. Через них о случившемся узнал и Войноральский, находившийся в это время в Самаре. В Москву в типографию полетели три телеграммы: от Рогачева, которому вместе с Коваликом удалось скрыться при аресте мастерской, от Елены Прушакевич, арестованной, но сумевшей через кого-то из знакомых послать телеграмму следующего содержании: "Приготовьтесь к приему давно ожидаемых гостей, посетивших нас в Саратове". Затем от Войноральского.
Когда мастерская в Саратове была уже опечатана жандармами, из Москвы пришла на ее адрес посылка с надписью "Турецкие папиросы". Вскрыв ее, полиция обнаружила типографские листы хроники из журнала "Вперед" Лаврова. Листы были покрыты толстым слоем бумажных обрезков. Среди них нашли оттиск с фамилией И. Мышкин.
Жандармы устремились в московскую типографию.
Узнав о разгроме в Саратове, Войноральский и Селиванов приехали в город, рискуя быть арестованными. Вот и Царицынская улица. Не подходя к мастерской, они еще издали увидели, что мастерская опечатана. И как были --в армяках из простого черного сукна, они и направились в Пензу. Здесь они назначили свидание Каменскому в роще у монастыря. Подходя к назначенному месту, Каменский увидел издали двух крестьян и с беспокойством подумал: "Что-то задерживаются Войноральский с Селивановым. Уж не случилось ли что?" Вдруг один из крестьян замахал ему рукой. Подойдя ближе, Каменский с радостью узнал в крестьянах переодетых революционеров. Сердечно приветствуя их, он воскликнул: "Вот это настоящие народники! Не отличишь от крестьян!" И не дожидаясь вопросов, сказал: "У нас пока все спокойно. Едем ко мне на квартиру".
Здесь же Войноральский оформил несколько векселей на имя Каменского, чтобы сохранить для революционных целей свой капитал в случае ареста. Из этих денег впоследствии получали значительные денежные средства народники пензенского, саратовского, самарского, тамбовского, харьковского кружков.
-- Я вас прошу, -- обратился Войноральский к Каменскому, -- съездить в Саратов и узнать там о судьбе арестованных и помочь им деньгами. И есть еще личная просьба. Постарайтесь, пожалуйста, передать жене в тюрьму от меня записку. Если это не удастся, то пошлите ей апельсины. Это будет для нее условным знаком, что я на свободе. Сам я еду в Москву. Вы мне сообщите условленным шифром, как идут дела.
-- А Вы, -- обратился Войноральский к семинаристу Покровскому, --разыщите через саратовских семинаристов Ломоносова и выясните, нужен ли ему паспорт. Затем я жду вас в Москве.
-- Порфирий Иванович, а как удался Вам с Селивановым поход к крестьянам Самарской губернии? -- спросила Е. Судзиловская.
-- Вот Иван Селиванов пусть и расскажет, -- переглянувшись с Селивановым, ответил Войноральский.
-- Пропаганда шла довольно трудно, -- задумчиво сказал Селиванов. --Очень мешали встречавшиеся среди крестьян зажиточные хозяева.
-- Но был и успех, -- добавил Войноральский, -- удалось в деревне Бобровке у крестьянина Осокина арендовать дом под видом постоялого двора. Это будет опорный пункт нашей пропаганды среди крестьян.
До глубокой ночи засиделись народники в квартире Каменского. На другой день Войноральский уехал.
По пути в Москву он заехал в Тамбов. Здесь было намечено создать новый пункт революционной пропаганды. Войноральский разыскал школьного учителя Николая Степановича (он же Трофимович) Никифорова, организовавшего кружок тамбовских учащихся. Этот кружок был связан с проводившим в Тамбове пропаганду товарищем Войноральского Анатолием Фаресовым и мастером оружейной мастерской Аревым.
-- Здравствуйте, Николай Степанович, Вас приветствует Иванов, -- сказал Войноральский. Под этой фамилией он был известен Никифорову. -- Я к Вам с плохой вестью: арестован Анатолий Иванович Фаресов.
Никифоров помрачнел: начались аресты, надо осторожнее вести пропаганду.
-- И у меня к Вам две просьбы, -- сказал Войноральский.
-- Какие же?
-- Я прошу Вас устроить в оружейную мастерскую к Ареву товарища Вышеславцева. -- Так Войноральский представил Никифорову Дмитрия Рогачева.--А вторая просьба: познакомьте меня с самим Аревым, если можно, не откладывая, и представьте ему меня под фамилией Вольского. Он не должен знать, что я Иванов.
На следующий день Войноральский встретился в квартире Никифорова с владельцем оружейной мастерской Аревым. Они сели за стол, и за чашкой чая Войноральский обратился к Ареву: