1927

ПАПИРОСНЫЙ КОРОБОК

Раскуренный дочиста коробок, Окурки под лампою шаткой. Он гость - я хозяин. Плывет в уголок Студеная лодка-кроватка... - Довольно! Пред нами другие пути, Другая повадка и хватка! Но гость не встает. Он не хочет уйти; Он пальцами, чище слоновой кости, Терзает и вертит перчатку... Столетняя палка застыла в углу, Столетний цилиндр вверх дном на полу, Вихры над веснушками взреяли, Из гроба, с обложки ли от папирос Он в кресла влетел и к пружинам прирос, Перчатку терзая, - Рылеев... - Ты наш навсегда! Мы повсюду с тобой, Взгляни! И рукой на окно: Голубой Сад ерзал костями пустыми, Сад в ночь подымал допотопный костяк, Вдыхая луну, от бронхита свистя, Шепча непонятное имя... - Содружество наше навек заодно! Из пруда, прижатого к иве, Из круглой смородины лезет в окно Промокший Каховского кивер... Поручик! Он рвет каблуками траву, Он бредит убийством и родиной, Приклеилась к рыжему рукаву Лягушечья лапка смородины... Вы тени от лампы! Вы мокрая дрожь Деревьев под звездами робкими... Меня разговорами не проведешь, Портрет с папиросной коробки... Я выключил свет - и видения прочь! На стекла, с предательской ленью, В гербах и султанах надвинулась ночь, Ночь Третьего отделенья... Пять сосен тогда выступают вперед, Пять виселиц, скрытых вначале; И сизая плесень блестит и течет По мокрой и мыльной мочале... В калитку врывается ветер шальной, Отчаянный и бесприютный, И ветви над крышей и надо мной Заносятся, как шпицрутены... Крылатые ставни колотятся в дом, Скрежещут зубами шарниров, Как выкрик: "Четвертая рота - кругом!" Упрятанных в ночь командиров... И я пробегаю сквозь строй без конца В поляны, в леса, в бездорожья... ...И каждая палка хочет мясца, И каждая палка пляшет по коже... В ослиную шкуру стучит кантонист (Иль ставни хрипят в отдаленье?)... Л ночь за окном как шпицрутенов свист, Как Третье отделенье, Как сосен качанье, как флюгера вой... И вдруг поворачивается ключ световой. Безвредною синькой покрылось окно, Окурки под лампою шаткой. В пустой уголок, где от печки темно, Как лодка, вплывает кроватка... И я подхожу к ней под гомон и лай Собак, зараженных бессонницей: - Вставай же, Всеволод, и всем володай, Вставай под осеннее солнце! Я знаю: ты с чистою кровью рожден, Ты встал на пороге веселых времен! Прими ж завещанье: Когда я уйду От песен, от ветра, от родины Ты начисто выруби сосны в саду, Ты выкорчуй куст смородины!

ВЕСНА

В аллеях столбов, По дорогам перронов Лягушечья прозелень Дачных вагонов; Уже, окунувшийся В масло по локоть. Рычаг начинает Акать и окать... И дым оседает На вохре откоса, И рельсы бросаются Под колеса... Приклеены к стеклам Влюбленные пары, Звенит полисандр Дачной гитары: - Ах! Вам не хотится ль Под ручку пройтиться?.. - Мой милый. Конечно. Хотится! Хотится!.. А там, над травой, Над речными узлами, Весна развернула Зеленое знамя, И вот из коряг, Из камней, из расселин Пошла в наступленье Свирепая зелень... На голом прутьс, Над водой невеселой, Гортань продувают Ветвей новоселы... Первым дроздом Закликают леса, Первою щукой Стреляют плеса; И звезды Над первобытною тишью Распороты первой Летучей мышью... Мне любы традиции Жадной игры: Гнездовья, берлоги, Метанье икры... Но я - человек, Я - не зверь и не птица; Мне тоже хотится Под ручку пройтпться; С площадки нырнуть, Раздирая пальто, В набитое звездами Решето... Чтоб, волком трубя У бараньего трупа, Далекую течку Ноздрями ощупать; Иль в черной бочаге, Где корни вокруг, Обрызгать молоками Щучью икру; Гоняться за рыбой, Кружиться над птицей, Сигать кожаном И бродить за волчицей; Нырять, подползать И бросаться в угон, Чтоб на сто процентов Исполнить закон; Чтоб видеть воочыо: Во славу природы Раскиданы звери, Распахнуты воды, И поезд, крутящийся В мокрой траве, Чудовищный вьюн С фонарем в голове!.. И поезд от похоти Воет и злится: "Хотится! Хотится! Хотится! Хотится!.."

1927

ТРЯСИНА

I

НОЧЬ

Ежами в глаза налезала хвоя, Прели стволы, от натуги воя. Дятлы стучали, и совы стыли; Мы челноки по реке пустили. Трясина кругом да камыш кудлатый, На черной воде кувшинок заплаты. А под кувшинками в жидком сале Черные сомы месяц сосали; Месяц сосали, хвостом плескали, На жирную воду зыбь напускали. Комар начинал. И с комарыш стоном Трясучая полночь шла по затонам. Шла в зыбуны по сухому краю, На каждый камыш звезду натыкая... И вот поползли, грызясь и калечась, И гад, и червяк, и другая нечисть... Шли, раздвигая камыш боками, Волки с булыжными головами. Видели мы - и поглядка прибыль! Узких лисиц, золотых, как рыбы... Пар оседал малярийным зноем, След наливался болотным гноем. Прямо в глаза им, сквозь синий студень Месяц глядел, непонятный людям... Тогда-то в болотном нутре гудело: Он выходил на ночное дело... С треском ломали его колена Жесткий тростник, как сухое сено. Жира и мышц жиляная сила Вверх не давала поднять затылок. В маленьких глазках - в болотной мути Месяц кружился, как капля ртути. Он проходил, как меха вздыхая, Сизую грязь на гачах вздымая. Мерно покачиваем трясиной, Рылом в траву, шевеля щетиной, На водопой, по нарывам кочек, Он продвигался - обломок ночи, Не замечая, как на востоке Мокрой зари проступают соки; Как над стеной камышовых щеток Утро восходит из птичьих глоток; Как в очерете, тайно и сладко, Ноет болотная лихорадка... Время пришло стволам вороненым Правду свою показать затонам, Время настало в клыкастый камень Грянуть свинцовыми кругляками. ........................ А между тем по его щетине Солнце легло, как багровый иней, Солнце, распухшее, водяное, Встало над каменною спиною. Так и стоял он в огнях без счета, Памятником, что воздвигли болота. Памятник - только вздыхает глухо Да поворачивается ухо... Я говорю с ним понятной речью: Самою крупною картечью. Раз! Только ухом повел - и разом Грудью мотнулся и дрогнул глазом. Два! Закружились камыш с кугою, Ахнул зыбун под его ногою... В солнце, встающее над трясиной, Он устремился, горя щетиной. Медью налитый, с кривой губою, Он, убегая, храпел трубою. Вплавь по воде, вперебежку сушей, В самое пекло вливаясь тушей, Он улетал, уплывал в туманы, В княжество солнца, в дневные страны. А с челнока два пустых патрона Кинул я в черный тайник затона.

2