Бахыш Бабаев

Грезы минувшей осени

Он бесшумно подъехал к высотному дому, выключил двигатель. Машина остановилась. Водитель, не спуская взгляда с заветного подъезда, нашарил на сиденье сигареты и зажигалку, закурил. Сделал первую, глубокую затяжку, затем, удовлетворенно откинувшись назад, принялся вычислять.

Несколько дней назад ОНА вошла именно в этот подъезд. Он это точно запомнил. Сюда, в этот подъезд многоэтажного, многоквартирного жилого дома. Теперь предстояло выяснить этаж, квартиру и сторону, куда могли бы выходить окна. Постояв немного, он решил, что надо отъехать ровно настолько, чтобы был виден весь дом, точнее его две стороны — лицевая и торец.

Отъехать и надеяться, что он ЕЕ когда-нибудь да увидит в окне или же на балконе. Да, только так. Надо отъехать. А то здесь, у самого подъезда, обзор всего на четыре этажа. Он повернул ключ и медленно выехал на оживленную магистральную улицу, потом, в нарушение правил, резко развернулся и встал перед домом на расстоянии двухсот, двухсот пятидесяти метров. Далековато получилось, невесело подумал он, с моим-то зрением. Во всяком случае другой альтернативы нет. Только ждать, ждать и надеяться. Он вновь закурил и до упора опустил стекло.

Редкие порывы бакинского норда заставляют шуршать желтеющую листву. Каждой ветки на ветру излом — сама мольба, застывшая мольба. Мелкий сентябрьский дождь моросит неохотно, но упрямо. Казалось, он балуется — то затихал, то шел снова с удвоенной силой. Капли дождя, сгрудившись, тонкими струйками стекали с крыши на смотровое стекло автомобиля. Природа сама плачет за меня, грустно подумал он.

Он познакомился с НЕЙ месяц назад. Да и вряд ли это знакомство можно было считать знакомством между мужчиной и женщиной. В силу обстоятельств, ЕЕ служебных и его просительских. ОНА тогда сочувственно выслушала и пообещала помочь. Решение проблемы тянулось двадцать дней, и все эти двадцать дней он вынужден был приезжать к этой женщине и терпеливо ожидать развязки своего дела. Вопрос ОНА решила блестяще и четко. ЕЕ деловитости, искренности помочь кому-то в чем-то, и не обязательно вовсе ему одному, позавидовали бы многие. Все эти двадцать дней он восхищался ЕЕ умением находить общий язык со всеми. ОНА куда-то звонила, кого-то просила, принимала посетителей, но не забывала о нем, сидевшем в приемной, ни на минуту. Украдкой, как бы невзначай, он наблюдал за НЕЙ. За ЕЕ жестами, за выражением лица, за походкой.

Но основой его возрастающих интересов к НЕЙ оставался все же день первый, когда он вошел сюда. Чуть привстав, ОНА искала какую-то книгу на полке. Он вошел и увидел ЕЕ в профиль. На мягкий щелчок захлопнувшейся двери ОНА повернулась.

Она повернулась и столкнулась с его взглядом.

Несколько секунд оба молчали, застыв каждый на своем месте, глядя друг другу в глаза. Произошло то редкое внезапное породнение душ, возможное слияние которых вызвало бы одно взаимно испепеляющее чувство.

Первым заговорил он, неловко переведя взгляд и тупо уставившись куда-то мимо НЕЕ. Он вкратце изложил свою просьбу, ОНА внимательно выслушала. Не поднимая глаз, он чувствовал пронзительный взгляд, от которого как-то непривычно заволновался.

Озадаченный, уже на улице, он яростно чертыхнулся. Сел за руль, но машина почему-то не завелась. Несколько раз повернув ключ зажигания, убедился — не берет стартер. Годичной давности автомобиль, проехавший всего тринадцать тысяч километров, почему-то именно сегодня заупрямился из-за заводского брака. Он вылез, затем легонько подтолкнул машину. «Жигуленок» медленно покатился вниз по улице. Набрав необходимую скорость, он быстро сел и переключил вторую. Машина дернулась, завелась…

А дождь все лил и лил, явно доказывая свою приверженность грустному и прекрасному времени года. Неизбывная тоска овладела им в предчувствии чего-то очень тяжелого, безысходного, безнадежного. И в то же время очень светлого, чистого, неповторимого. Такое состояние души должно быть знакомо провожающему, который знает, что уезжающая покидает его навсегда. Правду говорят — жизнь вокзал, а люди — в зале ожидания. Но лучше, наверное, похоронить и оплакать близкого и на этом раз и навсегда успокоиться, чем проводить любимую и знать, что она никогда не вернется. Это хуже, чем смерть. Это двойная смерть, потому что её никак не оплакать, никак не успокоиться.

Он знал, ОНА замужем, у неё дети. Он тоже был женат и тоже имел детей. Он знал, у НЕЕ в семье все благополучно. Таким же благополучием располагал и он. Тем не менее…. тем не менее, его к НЕЙ тянуло. И чувствовал — ОНА догадывается об этом. Он сам, пока не понимая, тянулся к НЕЙ неосознанно, бездумно, слепо, не представляя себе, к каким трагическим последствиям могло бы привести настоящее влечение. И самое странное в данном желании было то, что он видел в НЕЙ живую картину, на которую хотелось любоваться.

Вероятно, от ощущения необыкновенной чистоты, которая была присуща ЕЙ, этой сорокалетней женщине.

Большинство женщин, как правило, вызывает сугубо определенное желание у противоположного пола. Крайне мало женщин, способных разжечь настоящее пламя возвышенной, самоотверженной, бескорыстной любви, описанной в классической литературе прошлого.

Внезапно его внимание привлекло окно на шестом этаже. Там точно стояла какая-то женщина и, по-видимому, пыталась поправить занавески. Пристально, насколько позволяло зрение, вглядевшись, он облегченно перевел дыхание — не ОНА. Он включил магнитофон и всецело отдался мягкой лирической мелодии, промелькнувшей, как сон, далекой молодости.

Боже, что я делаю, подумал он. В моем-то возрасте. Сын вот-вот должен жениться, дочь почти невеста, а я стою у дома женщины, которую просто хочу увидеть. Увидеть, и все. Просто увидеть.

Тогда, в памятный день, когда он случайно подвез ЕЕ сюда, не осмелился спросить, в какой именно квартире ОНА проживает. Это было бы по крайней мере бестактно с его стороны.

Интересно, какие окна ЕЕ? Он принялся фантазировать. Вот, пятый этаж. Новые, дорогие рамы. Девятый этаж, тоже новые рамы. Жила бы ОНА на пятом или девятом этаже. За дорогими окнами, свидетельствующими о материальном благополучии хозяев. Как я хочу, вздохнул он, чтобы ОНА ни в чем не знала нужды.

Он глянул на часы. Прошло полтора часа. ЕЕ по-прежнему не было видно.

Два с половиной месяца ожиданий по полтора, два часа в день результатов не дали. Помог, как это ни странно, случай. Уже расплатившись с долгами за международные телефонные переговоры, он попросил оператора выяснить задолженность домашнего телефона заинтересовавшей женщины. — Да, есть, — ответили ему. — Будете платить? — Девушка протянула ему квитанцию, на которой четко был обозначен ЕЕ домашний адрес.

Сумма долга, к его сожалению, была незначительная.

Выйдя из «межгородки», он сразу помчался к ЕЕ дому, остановился прямо у подъезда. Так, подумал он, на этаже четыре квартиры. Дом многоэтажный, минус первый. Считаем, четыре квартиры на втором, четыре — на третьем…

Вычислив квартиру, он сообразил, что два с половиной месяца стоял совсем не там, где следовало бы. ЕЕ окна выходили совершенно на другую сторону.

Он развернулся.

Три окна и крытый балкон были скромнее приглянувшихся ему дорогих окон на пятом и девятом этажах. Тем не менее его охватила бурная радость. Нашел все-таки, подумал он. Теперь будем ждать появления.

Ждать пришлось недолго. Вскоре раскрылось окно и ОНА, удивительная женщина, мучавшая своим присутствием в его жизни, стала развешивать только что выстиранное белье. Обомлев от неожиданности, он до рези в глазах разглядывал ЕЕ. Видны были ЕЕ голова, ЕЕ руки. Он со своим дурацким зрением на большом расстоянии безошибочно узнал бы ЕЕ. По ЕЕ аристократической медлительности, по плавным движениям, по до боли знакомым за двадцать дней чисто женственным манерам и грации. Это точно была ОНА, женщина, не дающая ему покоя в последние месяцы. Очарованный, он не спускал с НЕЕ глаз и трепетно ловил каждое движение. Покончив с бельем, ОНА затворила окно и скрылась с поля зрения.