Человека убивает не только время. Часто его уносит враждебность и, как ни странно, как ни парадоксально, но его может доконать и любовь.
«Вот здесь… нет, чуть дальше… да, да, чуточку дальше, вон у того большого камня на пригорке. Помню, глядя на глыбу, я почему-то вспомнила огромные валуны Гобустана. Вон там мы остановились, он открыл капот. Двигатель, сказал, перегрелся. Но это был, конечно же, повод, чтобы остановиться и приблизиться ко мне. Повод с элементами правдивости. Ведь многие машины на подъемах перегреваются. Нет, к черту двигатель и перегрев. Итак, мы остановились, он подошел, открыл дверцу и поцеловал меня. Нет, нет, не сразу. Мы остановились, он открыл капот, взял тряпку, показал мне что-то. Мол, я действительно остановился по нужде. Для убедительности. А потом подошел и поцеловал меня. И как поцеловал! Чуть не лишилась рассудка. Я потеряла ориентиры времени и пространства… Сухие, жаркие губы… Цепкие, незабываемые… Чуть с ума не сошла… Его ласки многократно могли бы перекрыть любую физическую близость. Я онемела от блаженства, я ведь захотела его… А вслух сказала, мы больше не встретимся. Ах, знала бы я, что так получится, никогда бы так не сказала. Сказала и потеряла его. Я потеряла все. Потеряла его восторг, его ласкающие глаза, потеряла тихий, родной голос. Я потеряла те тревожные, но приятные дни, когда он подъезжал к моей работе и часами ждал. Стыд и страх перед коллегами регулярно перемешивались с растущим беспокойством. Он приходил, я беспокоилась. Его не было, я опять беспокоилась. Не знала, что лучше — его присутствие или отсутствие. Вольно или невольно, но, возясь на кухне, то и дело поглядывала в узкую щелочку раздвинутой занавески. Сердилась, когда не было его машины. Еще больше, когда она появлялась. А вслух говорила ему при встрече, что оставляю все дела на кухне и скрываюсь, когда вы приезжаете.
Что дала мне ложь?
Чем наградила меня моя нравственность?
Чего добилась я своими принципами?
Этого земляного холма с цветами, под которым навеки уснул человек, заставивший затрепетать меня на пятом десятке жизни?
Человек, дыхание которого придавало мне силы, уверенности, торжества женственности? И все это я не оценила при его жизни. Так мне и надо»…
ОНА открыла дверцу машины и знаками подозвала водителя.
— Едем? — спросил тот, поворачивая замок зажигания.
— Да, — нервно ответила пассажирка. — Только цветы… Я забыла цветы. Можно?
— Близкий человек? — уважительно спросил шофер.
Женщина опустила глаза.
— Ближе не бывает, — раздался еле слышный шепот. Такси круто развернулось и снова въехало на кладбище.
— Две минуты, — бросила ОНА водителю и подошла к могиле.
Плотно сжав пухлые губы, женщина молча стояла с охапкой гвоздик. Слез на миндалевидных глазах не было. Они были внутри — тайные, горячие, обидные. ОНА постояла ещё некоторое время, затем приблизилась и возложила цветы к изголовью. Выпрямившись, нагнулась вновь, погладила камень.
«Нас сегодня разделяет кладбище. Оно же когда-нибудь и соединит».
— Я не смогла быть с тобой в жизни. Но, будь уверен, буду рядом после. Жди меня.
Бросив прощальный взгляд на могилу, ОНА направилась к машине.
Такси медленно тронулось…