Процессия подошла к могиле, усыпанной многочисленными цветами.

Мать, жена и несколько женщин упали на холмик из гвоздик и заголосили.

ОНА держалась поодаль и вдруг почувствовала, что ЕЕ поддерживают с двух сторон. Одна из женщин была женой его друга, а вот другая… Молоденькая женщина, поймав на себе ЕЕ взгляд, благодарно кивнула.

— Спасибо, что пришли. Я знаю вас.

Это была его дочь, очень похожая на отца.

ОНА не удержалась и на сей раз. Обняла, расцеловала женщину, заплакала снова. Дав волю слезам, ОНА потом, в силу врожденного любопытства, неуверенно спросила.

— А откуда ты меня знаешь?

— Как-то видела вместе. Всего лишь однажды. А потом наблюдала за отцом.

— Прости меня. — ОНА стыдливо опустила голову на плечо женщины.

— Не за что. То, что было между вами, исключительная редкость в наши дни. Вам, как женщине, можно позавидовать.

— И мама обо мне знает? — тише спросила ОНА.

— Нет. Только я и бабушка.

— Ты меня осуждаешь?

— Нет. Такое осуждать нельзя.

— Такое? — не поняла ОНА. — Какое?

Женщина немного замялась, но затем отчеканила обрывисто.

— Очень большое, огромное… В последние месяцы он просто витал в облаках. А это возможно только при кристальной чистоте помыслов.

— Ты знаешь, где я работаю?

— Да.

— Пожалуйста, общайся со мной.

Вскоре молла окончил свой ритуал, и женщины стали рассаживаться по машинам.

Домой ОНА возвращалась подавленная. Если до сегодняшнего дня не хотелось верить в кончину дорогого человека, подсознательно пряча в тайниках души искорку надежды на чудовищную ошибку, то теперь, после только что увиденного бугорка земли, ОНА примирилась окончательно с мыслью о безвозвратной потере. Бессмысленно глядя перед собой и ничего не видя, ОНА медленно брела по своей улице, не обращая внимания на шумных продавцов и привычную суету, на людей вокруг, на прохожих. Кто-то, вероятно из соседей, поздоровался с НЕЮ, но женщина не слышала. ОНА шла. Шла по безмолвствующему миру грез, невольно припоминая отдельные эпизоды их коротких встреч. ОНА видела перед собой его лицо, потом его портрет в квартире, потом его могилу. ЕЙ подчас не верилось, что человек, любивший ЕЕ всем сердцем, говоривший ЕЙ вполголоса нежнейшие слова, замолчал навсегда. ОНА вдруг неожиданно ощутила всю остроту одиночества, презрение к окружающему миру, в котором внезапно не стало его. Я его убила, с горечью подумала ОНА, я его свела в могилу. Прося меня о свидании, он прямо заявлял, что не преследует никаких целей.

Понимая ЕЕ нравственную чистоту, обрамленную железными тисками замужества, он регулярно повторял об этом. Сначала ОНА, естественно, не верила. Затем, с течением времени, убедилась сама. Ни один мужчина не любил ЕЕ так страстно, так сильно, так самоотверженно. Еще тогда, при его жизни, ОНА не раз задавала себе вопрос — как можно любить человека и не желать его физически? Может, он болен? Или бессилен как мужчина? Понаблюдав впоследствии, отгоняла от себя мрачные мысли.

Какая же я глупая, вздохнула ОНА, неужели нельзя было изредка видеться? Да, но нас могли бы увидеть вместе. Он женат, я замужем. Пошли бы кривотолки. Но если сегодня поставить на весы возможные в будущем сплетни и его смерть, то, без всякого сомнения, я согласилась бы на сплетни. Пусть лучше сплетни, зато он остался бы жив.

ОНА остановилась перед витриной супермаркета, что-то напряженно раздумывая. Нужна реабилитация. Но какая? Разглядывая товары за стеклянной стенкой, ОНА наконец усмехнулась. Решение было найдено. Да, так я и сделаю, заключила ОНА, и, круто повернувшись, заспешила к дому.

На следующий день, предупредив сотрудников об отлучке, ОНА наняла такси и поехала на кладбище.

Проезжая по знакомым улицам, по которым ездила с ним каких-то полтора месяца назад, ОНА вспоминала отдельные эпизоды последней встречи.

«Вот здесь, на этом повороте, он глянул на меня и смотрел почти неотрывно. Думала, сейчас врежемся во что-нибудь. А он смотрел, смотрел ласково, восхищенно. Еле удерживалась, чтобы не рассмеяться. Надо же… А я… я парила где-то там, в космическом пространстве. Все-таки он был особенным. Ах, зачем я не приняла тогда часы… Ведь смогла бы объяснить домашним, что подарок клиента, которого я фактически поставила на ноги. Ведь он не был нахалом. Ведь я уже тогда знала, он не такой, как все. Надо было взять часы, надо было их носить. Причем, носить демонстративно, особенно перед ним, чтобы он получал удовольствие. Я очень глупо лишила его маленькой радости. Что я наделала… Ну, почему я так поступила… Моя нерешительность когда-нибудь доконает. И не поздравила его с днем рождения. А ведь знала — поздравить желательно. По телефону, чтобы он не видел выражения моего лица. А увидел бы, так сразу понял, что значит для меня. Я допустила три ошибки. Первая — отказ от часов. Вторая — наябедничала жене его друга. Третья — не поздравила с днем рождения. А ведь он мне нравился. Сильно нравился. Возможно поэтому я так и поступила… Чтобы не зашло далеко…»

У ворот кладбища ОНА попросила остановиться. Купила цветы, затем нашла хмурого служителя вечного покоя, усадила его в машину.

Его могила находилась почти в самом конце Волчьих ворот, и путь пешком предстоял неблизкий.

— Остановитесь, — властно скомандовала ОНА, увидев вчерашние гвоздики. — Где-нибудь здесь, в радиусе трех-пяти метров, не больше. — ОНА вылезла из машины.

«Хотя бы на расстоянии одного взгляда. А то я привык любоваться тобой издали», — вспомнила женщина.

Хозяин территории озадаченно ходил вокруг до около близлежащих могил.

— Можно вот здесь. Устраивает?

Наискосок от него, метрах в шести.

— Да, я согласна.

Он поднял на НЕЕ тяжелый взгляд.

— Двести долларов за место. Это по-божески.

Она молча открыла сумочку и протянула две зеленые купюры. Тот вежливо принял, затем достал блокнот.

— Имя, фамилия, отчество, год рождения?

ОНА ответила.

— Так, — удовлетворенно закивал тот, — так. Теперь памятник. Какой бы вы хотели?

— Попроще, — уточнила женщина. — Попроще.

— Самый простой — двести пятьдесят. Но для вас, так и быть, двести.

— Давайте. И, быстрее, пожалуйста. Я должна на работу.

— Небольшой аванс.

ОНА вытащила ещё сотню.

— Хватит?

— Вполне.

— Когда будет готов памятник?

— Дней через десять.

— Через неделю.

— Сделаем. Вашим потомкам останется дописать лишь дату смерти. Но я вам от души желаю прожить ещё хотя бы столько же.

— Спасибо. Ну, поехали?

— Да, да.

Такси тронулось с места.

Мужчина, севший впереди рядом с водителем, обернулся к НЕЙ.

— Кто-то из ваших близких должен запомнить это место.

ОНА согласно закивала.

— Я уже думала об этом. Дети будут знать. «А заодно и проинформируют отца о том, что я и о памятнике своем позаботилась сама».

У своего офиса служитель вышел, любезно осклабился, попрощался.

Такси выехало за ворота и стало подниматься вверх, к городу.

— Остановите, пожалуйста, — попросила ОНА.

— Здесь? — удивленно обернулся шофер.

— Да, здесь. Остановите.

Машина стала.

— Я могу посидеть одна несколько минут? — спросила ОНА обалдевшего водителя. — Вот ваши деньги. Но вы меня отвезете обратно. Просто, — ОНА сделала неопределенный жест, — воспоминания…

— Понимаю, понимаю. — Шофер вылез, бережно пересчитал двойную плату. Я погуляю, а вы потом позовете.

Каждый прожитый день приближает человека к собственной смерти. Этот незамысловатый математический отсчет, увы, невозможно замедлить, остановить, а уж тем более предотвратить. Всему свой срок — рождению, жизни, кончине. Так было, так есть, так будет. Выходит, человек рождается, чтобы помучаться неурядицами на грешной земле. Тогда для чего нужна жизнь? Интересно, как бы поступали младенцы, находясь пока в утробе матери и имея фантастическую возможность предвидеть свою будущую жизнь после рождения? Захотели бы они родиться? Вероятно, добрая половина их отказалась бы.