- Как видите, святой отец.
- о зачем...
- Позже! А сейчас - бегите и бейте в набат! Поднимайте всех! - Эрве направился к колокольне - самой длинной дорогой, в обход церкви. Герцог нагнал его, развернул лицом в обратную сторону, к пансиону, и подтолкнул в спину: "Галопом, черт вас дери!" Эрве тяжелой рысью потрюхал в указанном направлении, но, завернув за угол, тут же сменил сей недостойный духовного лица аллюр на более привычный, а, миновав корпус послушниц, и вовсе свернул на узкую дорожку между складом и пансионом, а потом по тропинке вдоль стены добрался до места, откуда мог видеть пожар, оставаясь незамеченным. Там он для надежности прилег на траву и весь обратился в зрение и слух. Господь, вняв жарким молитвам, по-видимому, наконец-то призвал к себе сразу всех, чье существование было досадной помехой для отца Эрве: проклятую девку-еретичку, идиота Гаспара, а заодно и мать-настоятельницу.
е будет большой беды, если еще несколько потенциальных опасных свидетельниц погибнут при пожаре. Так для чего мешать Господу делать то, что так хорошо Им начато?
Герцог тем временем бросился сперва к двери корпуса, но ту, как обычно, на ночь заперли на засов. Тогда Лавердьер, сняв с перевязи шпагу вместе с ножнами, ударил эфесом в первое же попавшееся окно. Раздался звон разбитого стекла и испуганный женский вскрик.
Из окна, придерживая на груди ночную сорочку, выглянула заспанная Винсента. есколько драгоценных минут ушло на то, чтобы окончательно ее разбудить и втолковать, что в корпусе пожар, и что нужно открыть входную дверь. В результате монахиня, высунувшись в окно и увидев пламя, с воплем "Боже!"... упала в обморок. Герцог, пробормотав сквозь зубы солдатское ругательство, которое, казалось, даже огонь вогнало в краску, влез через окно в келью, оттуда, перешагнув через бесчувственную Винсенту, выбежал в коридор....
...К этому времени в келье аббата языки огня выбились из-под двери и лизали пол коридора; от жара полопались оконные стекла и пламя по ставням перекинулось в келью Гонории, а оттуда - в келью Марго; сама же Марго, увидев открывающуюся дверь Винсентиной кельи, спряталась за синей занавесью. В тот миг, когда герцог отодвинул засов, Маргарите наконец-то удалось сладить с замком. И вовремя - пламя уже подбиралось к ней по полу. Открыв дверцу, она юркнула в потайной ход. ("Капелла святой Маргариты... Окно выходит на конюшню...") ...
.... Когда Марго входила в алтарь, наконец-то загудел набат. Это верный Жан, напрасно прождав в конюшне своего господина, встревожился, выглянул наружу и, увидев пламя, помчался со всех ног к колокольне. Шестеро прибежавших работников взялись таскать воду, но толку от их усилий было немного. Герцог тем временем успел вынести на улицу Винсенту, все еще бесчувственную, и теперь отчаянно барабанил во все двери и выталкивал бестолково причитающих полуголых монахинь на крыльцо. "Мои девочки!" вскрикнула Селина и бросилась к пансиону. "Боже! - стонала добрая Симплиция, заламывая руки. - Там же отец Гаспар! И мать-аббатиса!
Они же сгорят! Монсеньер, сделайте же что-нибудь!
- уже сгорели! - не оборачиваясь, бросил герцог. - Бегите, не путайтесь под ногами! - повариха, причитая, выбежала вон.
- о... Матушка Иеронима! - вскричала выскочившая Юстина, с ужасом глядя на огонь, отрезавший обитательницам трех самых дальних от двери келий пути к отступлению. - И матушка Августа!
И Гертруда! Что нам делать, монсеньер?!
- Отсюда уже не подобраться. Попробую через окна. Дорогу! - герцог бросился в келью Симплиции, выбил окно и выпрыгнул наружу, снова оказавшись в галерее. И, только летя вниз, обнаружил, что на этой стороне окна выше от земли, чем на другой, и без лестницы в горящие кельи не доберешься. Из соседнего окна выбралась Гертруда, - полностью одетая и полностью сохранившая присутствие духа.
- Монсеньер! Помогите! - Спрыгнула. Герцог подхватил ее, машинально прижал к себе. Лицо казначеи на миг осветилось улыбкой.
- Чем могу быть полезна, монсеньер?
- Лестницу, сестра. Скорее!
Гертруда, знавшая, где что лежит в монастыре, лучше самой Гонории и под шумок прибравшая к рукам Доротеины ключи, бросилась к библиотеке, крикнув на бегу, что принесет легкую складную лесенку.
Тем временем в одном окне показалась заспанная лошадиная физиономия Августы, перекошенная ужасом. Заведующая ризницей беспомощно глядела то в глубину комнаты - на горящую дверь, то в окно, не в силах сообразить, что ей делать.
- Вылезайте в окно, матушка! Вылезайте и прыгайте, я вас подхвачу!
- во весь голос крикнул Лавердьер. Бесполезно. Герцог видел в окно, как несчастная монахиня, будто курица с отрубленной головой, бестолково мечется по келье, а пламя уже готовится лизнуть балдахин. Что до матери Иеронимы, то она, несмотря на все крики и кидаемые в окно камешки, вообще не подавала признаков жизни.
аконец подоспела Гертруда, а следом за ней - Жан, с лестницей на плече. Двумя ударами лестницы Лавердьер высадил окно в келье хозяйки ризницы. Августа взвизгнула и молитвенно сложила руки.
- Держи, Жано! - герцог белкой взлетел по лестнице. - Сюда, матушка, сейчас я вас вытащу! у, смелее! Да ну же, шевелитесь, сто тысяч чертей вам в штаны!!
Упоминание нечистой силы, да еще в таком количестве, сделало свое дело: набожная Августа подняла руку, чтобы перекреститься, и при этом была вынуждена отцепиться от занавески. Воспользовавшись этим, герцог сгреб ее в охапку и в два счета спустил вниз, в обьятия верного слуги. Августа села на корточки возле колонны и принялась причитать и молиться.
е обращая на нее внимания, Лавердьер занялся спасением матушки Иеронимы. Та преспокойно лежала в кровати, свернувшись калачиком, будто все происходившее за стенами кельи ее не касалось.
Сперва герцог подумал, что помощь опоздала. о когда он подхватил старуху на руки, в нос ему ударил запах перегара. Иеронима даже во сне не расставалась с заветной серебряной фляжечкой. Герцог понес монахиню к окну, чертыхаясь не хуже любого рейтарского капитана.
- Принимайте!
- О, монсеньер, что с матушкой?!
- Пьяна, как трактирный музыкант!