Покровский: Не припоминаете ли Вы, посещения Кальтенбруннера, Розенберга, Функа и Заукеля, если определить по тому признаку, который Вы сейчас назвали, носили только кратковременный характер или эти лица задерживались там на несколько часов? Вы поняли этот вопрос?

Блаха: К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Я уже сказал, что посещения лагеря происходили так часто, что сейчас нельзя восстановить хронологически, были ли эти визиты короткими или продолжительными. Некоторые посещения, например, посещения школ, военных и полицейских школ, длились иногда в течение целого дня.

Покровский: Благодарю Вас. У меня больше нет вопросов к этому свидетелю на данной стадии процесса.

Дюбост: Вы упомянули об эшелоне с французскими заключенными из Компьена, из которых только 1200 человек приехали живыми. Были ли еще другие?

Блаха: Да. Приходили эшелоны из Бордо, Лиона и Компьена. Все это имело место в первой половине 1944 года.

Дюбост: Во всех ли эшелонах были одинаковые условия?

Блаха: Условия были такими же либо похожими.

Дюбост: Каждый раз по прибытии Вы констатировали, что было много жертв?

Блаха: Да.

Дюбост: Какие были причины их гибели?

Блаха: Причины их гибели состояли в том, что людей запихивали в огромных количествах в вагон, затем закрывали, и они находились там в течение многих дней без пищи и воды. Обычно они либо умирали от голода, либо задыхались. Оставшиеся в живых поступали в большом количестве в госпиталь лагеря, где большая часть из них также умирала от различных осложнений или заболеваний.

Дюбост: Вскрывали Вы тех, кто умирал во время переезда?

Блаха: Да. Я должен был обследовать все трупы, но не мог выявить следов каких-либо насилий. Кроме того, я обследовал полностью десять трупов и подверг их вскрытию, составив специальный протокол, который я затем послал в Берлин. Все эти люди умерли от удушья. Я мог установить также во время этого обследования, что это были выдающиеся люди Франции. Это я мог узнать по документам, а также по мундирам. Это были старшие французские офицеры, депутаты, священники, а также состоятельные люди, которых оторвали от обычной гражданской жизни, посадили в вагоны и послали в Дахау.

Дюбост: После доклада, который Вы передали в Берлин, условия, в которых осуществлялись перевозки, остались прежними или нет?

Блаха: Как и всегда, ничего не последовало. Всегда писались большие донесения, но условия отнюдь не улучшались...

Дюбост: Вы показали, что многочисленные посетители - немецкие офицеры, студенты, политические деятели Германии - много раз бывали в лагере. Можете ли Вы сказать, что простые рабочие, крестьяне знали о том, что происходило в Дахау?

Блаха: По-моему, люди из местности вокруг Мюнхена должны были все это знать, так как заключенные ежедневно посылались в различные предприятия как в сам Мюнхен, так и в его окрестности, и на работе очень часто соприкасались с гражданскими рабочими этой местности.

Кроме того, на плантации и на военные заводы приходили многие поставщики и заказчики, которые видели все, что делали с заключенными и как они выглядели.

Дюбост: Можете ли Вы сказать, каким образом обращались с французами?

Блаха: Если я говорил, что хуже всего обращались с русскими, то после русских заключенных самому дурному обращению подвергались французы. Существовало различие в обращении с отдельными людьми. Люди, принадлежавшие к категории "Мрак и туман", а также выдающиеся политические деятели и деятели умственного труда подвергались особому обращению. Это имело место в обращении с представителями всех наций, иным было также обращение с рабочими и крестьянами.

Дюбост: Если я правильно Вас понимаю, обращение с представителями французской интеллигенции было особенно ужасным? Знаете ли Вы имена этих отдельных французских интеллигентов?

Блаха: Я имел много товарищей среди врачей и университетских профессоров, которые работали в качестве врачей в госпитале. К сожалению, многие из них умерли от сыпного тифа. Вообще нужно сказать, что большинство французов умерли от эпидемии сыпного тифа. Я лучше всего помню профессора Лимузена, который прибыл в очень тяжелом состоянии из Компьена. Я взял его к себе в госпиталь и пользовался его услугами в качестве патолога и ассистента. Затем я помню епископа города Клермон - Феррана, кроме того, ряд других врачей и профессоров университетов, которых я знал. Я помню профессора доктора Роша, доктора Лемартена и многих других. Я сейчас уже забыл их имена.

Дюбост: Во время разговоров с доктором Рашером говорил ли он Вам о цели тех экспериментов, которые он производил?

Блаха: Доктор Рашер производил эксперименты, связанные с деятельностью военно-воздушных сил Германии. Он был майором военно-воздушных сил. Ему было поручено произвести опыты по выявлению условий, которые возникали при прыжке с парашютом, а также в отношении тех явлений, которые возникали у летчиков, которые делали вынужденную посадку или падали в море. С точки зрения науки и ее правил, о которых я могу судить, это вообще не имело никакого смысла, и это было, как и в отношении многих других экспериментов, лишь бессмысленным убийством людей, И нужно только удивляться, как ученые, университетские профессора и врачи вообще могли планомерно проводить подобные эксперименты, так как это по существу было значительно хуже, чем какие-либо казни или ликвидации, так как при всех этих опытах страдания людей продолжались более длительное время. Им давались различные медикаменты, витамины, гормоны, тонизирующие вещества, делались различные инъекции. Обычным пациентам это было недоступно. Их получали только те, кто участвовал в опытах, и только для того, чтобы эти опыты можно было производить подольше.

Дюбост: Я сейчас говорю об экспериментах доктора Рашера. Он получал приказ производить эти опыты или он это делал по собственной инициативе?

Блаха: Это делалось по непосредственному приказу Гиммлера. Доктор Рашер находился в тесных, даже родственных связях с Гиммлером. Он часто посещал Гиммлера, и Гиммлер часто навещал Рашера.