В шестой - реакторный - отсек я вошел через специальный тамбур, который был предусмотрен на случай предотвращения распространения по кораблю радиоактивности. Я шел по длинному коридору, слева от меня была сплошная металлическая переборка с вваренными в нее иллюминаторами. Через них видны защитные крышки носового и кормового реакторов. Над каждой из них были смонтированы приводы механизмов автоматики для стержней управления регулирования и защиты. Даже не верилось, что в этом отсеке заключены гигантские запасы энергии, дающие пар на лопатки турбин. В конце отсека у конторки сидел с записной книжкой в руках инженер-лейтенант Владимир Фисенко. Он не заметил меня и продолжал что-то писать.

- Над чем трудимся, Владимир Владимирович?

Фисенко быстро поднялся, задев головой один из подволочных клапанов, и четко доложил о состоянии реакторов и механизмов, обеспечивающих их работу. Вроде совсем недавно после окончания с отличием училища имени Ф. Э. Дзержинского прибыл на корабль молодой офицер, но сразу вошел в коллектив, организовал баскетбольную команду на лодке и стал ее неизменным капитаном. На корабле в самые короткие сроки сдал экзамены, которые даже по сегодняшним дням были очень серьезными, и допущен к управлению главной энергетической установкой, как у нас говорили, стал управленцем. Как потом оказалось, он уже тогда проводил исследования, которые позже позволили более рационально использовать ресурсы атомных реакторов. Через несколько лет он станет доктором технических наук, профессором. Его труды в области атомной энергетики будут внедрены в практику у нас в стране и за рубежом.

Седьмой турбинный отсек отличают, пожалуй, три основные особенности. Во-первых, турбина на подводной лодке может быть только у атомохода. Во-вторых, по насыщенности трубопроводами и механизмами это самый затесненный отсек. И, наконец, здесь, как ни в одном отсеке, жарко. И хотя мощные кондиционеры создают нормальный микроклимат во всех помещениях корабля, но и они не справляются с температурой, которая ниже 30 градусов не опускается. Здесь командир отсека старший инженер-лейтенант Студенцов, а старшина турбинной команды мичман Николай Григорьевич Христофоров. Но это не простой мичман. Пожалуй, за всю свою службу в Военно-Морском Флоте я не встречал таких специалистов и умелых воспитателей. Он любил матросов, и матросы платили ему тем же. Я не видел его без ветоши в одной руке и без наждачной шкурки в другой. Так- же были воспитаны и его подчиненные. И как-то казалось странным, что в столь затесненном отсеке всегда чисто, какой-то особый порядок и матросы имели самую чистую униформу. Этот мичман пришел к нам с лидера "Баку". Он знал турбины как свои пять пальцев.

Христофоров был по природе своей рационализатором и изобретателем. Помню, как-то в выгородке шестого отсека начал падать вакуум. Как ни пытались поддержать его на заданном уровне, ничего не получалось. Вызываем Христофорова - через 30 минут выгородка держала вакуум. Николай Григорьевич пришел, осмотрел внимательно помещение, затем обнаружил трещину в сварке, вставил спичку и заклеил это место лейкопластырем. Хоть временной была такая практика, но она позволила выполнить подводной лодке поставленную задачу.

Команда турбинистов была не только лучшей на корабле, но и отсек их занимал на всех смотрах неизменно первое место.

В отсеке двое старшин напряженно следили за показаниями манометров и водомерных стекол, манипулируя клапанами - маневровым и травления. Я выбрал место поближе к раструбам вентиляторов. Здесь создавалось ощущение прохлады, но шум был такой, что Николай Христофоров докладывал мне о работающих механизмах на ухо.

Я обратился к старшине:

- Не жарко?

- Немного есть, товарищ командир,- скупо улыбнулся старшина, демонстрируя своим видом, что все в порядке.

Когда я бываю в этом отсеке и вижу работающих старшин и матросов, то мне кажется: на них, вот таких Христофсфовых, всегда держался весь наш Военно-Морской Флот.

В восьмом отсеке я встретил химика-дозиметриста лейтенанта Николая Денисова. Шатен, небольшого роста. Он был всегда спокоен, чертовски уравновешен, добр. Но для него, пожалуй, как ни для кого на корабле, был характерен максимализм в требованиях и оценках.

Он обладал той прямолинейностью, которая, с одной стороны, заслуживает доверия, а с другой, причиняет неприятности.

Однажды он высказал сомнение в построении основ коммунизма в нашей стране к восьмидесятым годам, за что партийной комиссией ему был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку с формулировкой: "За неверие в построение коммунизма в нашей стране в 80-е годы".

Денисов доложил, что радиационная обстановка на лодке нормальная, а аппараты ИП-46{40} и ИДА-59{41} во всех отсеках приготовлены для немедленного использования. Это была одна из мер предосторожности - на случай пожара или затопления одного из помещений подводной лодки.

Во всех отсеках аппараты аккуратно разложены. Считанные секунды требуются каждому матросу на переход с дыхания отсечным воздухом на кислород. Это не было излишней мерой предосторожности, так как мы все знали: в ограниченных объемах отсека, если возникает пожар, выгорание кислорода произойдет моментально.

В этом же отсеке - пульт управления энергетической установкой. Здесь уже заступила на вахту смена по боевой готовности No 2. Но на пульте еще оставался командир первого дивизиона инженер-капитан-лейтенант Смирнов Владимир Олегович. Вахту у правого и левого реакторов несли инженеры старшие лейтенанты Анатолий Николюк и Вадим Тиль. На пульте доклад был отработан как песня. Без единой запинки Николюк доложил о режимах работы паропроизводительных установок и турбин. Непосвященному человеку казалось вообще невозможным разобраться в сотнях тумблеров, переключателей, приборов, мигающих и светящихся сигналов. На носовой переборке пульта находилась яркая, красочная, многоцветная мнемосхема, красные, зеленые, оранжевые сигналы которой показывали состояние арматуры, какие и в каких режимах работают насосы.