Он говорил:

- Я придумал тему для диссертации на соискание степени доктора филологических наук: "Адам Мицкевич и мадам Ицкевич".

Я помню, как Лев Вениаминович рассказывал о своей встрече с В. В. Шульгиным, который, как известно, был антисемитом (он тогда снимался на "Ленфильме" в картине "Дни"):

- Шульгин мне все время жаловался: "Этот автор сценария Владимиров... этот Владимиров..." Я говорю: "Какой это Владимиров? Это что - Вайншток?" Шульгин посмотрел на меня, сделал правой рукой брезгливый жест и говорит: "Наверно, Вайншток..."

В начале шестидесятых годов Никулин лежал в урологическом отделении одной из московских клиник. Выйдя оттуда, он привез домой весьма оригинальный подарок, который ему преподнесли соседи по больничной палате. Это была стеклянная "утка", а на ней была выгравирована надпись: "Ссы спокойно, дорогой товарищ".

Лев Вениаминович любил сочинять шуточные стихи и эпиграммы. Я до сих пор помню четыре строчки из его стихотворения, в котором перечислялись по именам все литературные дамы пятидесятых годов:

Вот Маргарита Алигер

Милейшая из всех мегер,

Милее, чем мадам Адалис,

Как вы, конечно, догадались...

На развернувшуюся в "Литературной газете" дискуссию о "положительном герое" Никулин реагировал так:

Положительный герой

Иметь не должен геморрой

Это нетипично,

Да и неприлично.

Человек чрезвычайно умный и язвительный, Лев Вениаминович прекрасно знал цену советской литературе и большинству своих "собратьев по перу". Он говорил:

- Наши дураки так пишут пьесы о Пушкине: няня Арина Родионовна говорит поэту: "Эх, Сашенька, дожить бы тебе до того времечка, когда Владимир Ильич будет громить народников!.."

XV

Если бы меня кто-нибудь спросил, знавал ли я в течение моей жизни хоть одного настоящего русского писателя, я бы наверняка назвал имя Павла Нилина. Он был отцом моего близкого друга Александра, и я более или менее регулярно общался с ним в течение многих лет.

Это началось в те самые годы, когда к Павлу Филипповичу пришла довольно громкая слава: во времена хрущевской "оттепели" он опубликовал две повести "Жестокость" и "Испытательный срок". Вещи эти служили наглядным и убедительным доказательством того, что с момента возникновения советской власти честность, порядочность, верность долгу стали качествами весьма нежелательными и любой человек, этими чертами наделенный, был обречен на конфликт с большевицким режимом.

Нилин почти никогда и ни с кем не говорил серьезно, в его словах постоянно звучала ирония, и не только по отношению к собеседнику, но и к себе самому. Кстати сказать, нечто подобное было свойственно Чуковскому, с которым Павел Филиппович был в приятельских отношениях - оба жили в Переделкине. Однажды они шли вдвоем вдоль лесной поляны и вдруг заметили пробегавшего хорька. Чуковский очень оживился и предложил:

- Давайте его ловить!

На это Нилин отвечал:

- Вам, Корней Иванович, уже восемьдесят лет, и вы вполне можете позволить себе ловить в лесу хорька. А я еще не достиг столь почтенного возраста и потому не могу принять в этом участия.

Бывало, заходишь к ним домой, Нилин появляется в дверях своего кабинета и объявляет:

- Я, как русский писатель, люблю отвлекаться от работы.

Звонишь к ним, и он говорит по телефону:

- Вот сижу пишу... Пытаюсь стать писателем...

Нилин был сценаристом фильма "Большая жизнь", который упоминался в печально известном постановлении ЦК партии, а режиссером этой ленты был Леонид Луков. В семидесятых, кажется, годах Павлу Филипповичу позвонил по телефону Алексей Каплер и сказал:

- На Новодевичьем кладбище установлен памятник Лукову, и мы будем его открывать. Вы с ним когда-то работали, и хотелось бы, чтобы вы пришли сказать несколько слов.

- Я не умею говорить то, что в таких случаях требуется, - отвечал ему Нилин.

- Ну и прекрасно, - продолжал настаивать Каплер, - очень хочется, чтобы прозвучало что-нибудь неординарное...

- Ну, я могу так сказать о Лукове: покойный любил только две вещи - жратву и начальство...

Словом, Павел Филиппович на открытие этого памятника не пошел.

Александр Нилин мне рассказывал:

- У нас дома раздается телефонный звонок. Отец берет трубку. Звучит женский голос: "Здравствуйте, Павел Филиппович. С вами говорит завуч школы, в которой учится ваш сын Саша..." - "А-а! Здравствуйте, Берта Абрамовна!.." А ее зовут Ревекка Борисовна... Ну мог ли я после этого приносить из школы хорошие отметки?..

У Нилиных на переделкинской даче долгое время не было телефона, а потому звонить приходилось из Дома творчества писателей. Однажды, явившись туда с этой целью, Павел Филиппович застал в вестибюле Мариэтту Шагинян, которая никак не могла соединиться с нужным номером. Нилин вызвался ей помочь, и ему это сразу же удалось. Окончив свой разговор, старая писательница с благодарностью на него взглянула и спросила:

- А как тебя зовут?

- Павел, - отвечал тот.

Тогда Мариэтта повернулась к сидящей при дверях вахтерше и произнесла:

- Способный у вас этот Павел.

Старушка приняла Нилина за одного из служащих в Доме творчества.

Павел Филиппович замечательно отзывался о газете "Литература и жизнь", в которой обыкновенно печатались советские авторы второго и третьего разряда. Он говорил:

- Мне очень трудно читать эту газету. Там пишут так: "А я учился поэтическому мастерству у Сидорова и буду учиться!" А кто такой этот Сидоров и кто это пишет - мне совершенно неизвестно...

Он так поучал своего сына:

- Ты уже должен сам зарабатывать. Тебе уже пора что-нибудь в дом принести и сказать отцу: "На, старик, поешь, поклюй, потрогай руками..."

Вспоминаются мне и отдельные нилинские реплики:

- Как говорил мой знакомый сибирский мужик: "Лучше чай без сахара, чем палкой по заднице".

Или:

- Сапоги блестят, как собачьи яйца на морозе...

Насколько я могу судить, совершенно серьезно Нилин относился только к русской литературе. И в этой связи я припоминаю один существенный наш с ним разговор, который состоялся в семидесятых годах. Я показал ему несколько написанных мною рассказов, и он кое-что похвалил. В частности, ему понравилось, как я передавал там живую речь. Он мне говорил: