Тем отраднее было видеть Павлу, как ретив на своем посту старшина Шебельниченко: "мессер", сбитый Гранищевым, вообще расположил к нему техников. "Ни одного командира пока не потерял", - счел нужным сообщить ему Шебельниченко. И верно, летчики, которых он обслуживал, попадали в госпиталь, к партизанам, один, оглохший от контузии, сошел с летной работы, но погибших за год войны не было. Усердие старшины имело также и корыстные мотивы. Искусство легкого, быстрого схождения с женщинами было даровано ему без знания тайны столь же непринужденного расставания с ними, и все его истории кончались скандалами. "Конечно, если в картохе или в чем другом ни одна не откажет, оправдывался старшина, - а больше трех дней в деревне не стоим..." На днях он снова влип, дело дошло до батальонного комиссара, и в предчувствии беды старшина работал старательно. Садясь в кабину, всем своим видом обещал: "Послушайте... сейчас!.." - но магнето, как назло, давали сбой. "Искра в "дутик" ускакала!" - объяснял Шебельниченко и лез в мотор, в проводку, снова в кабину - мотор не запускался. Деловитость и темп, которыми он хотел бы окрасить проводы Солдата, смазывались. Взопревший старшина одаривал Гранищева полуизвинительной-полуободряющей улыбкой: дескать, не на задание, командир, не торопись, свое получишь... Возвестив наконец:

"Дилижанс подан!" - и встав рядом с летчиком, чтобы вместе полюбоваться исправным самолетом, сделавший свое дело старшина шепнул ему тихонько:

- Свидание состоится!..

- Какое? - насупился Павел, краснея.

- Не бойся, у самого холка в мыле: "Ухаживать за девчатами, проявлять распущенность - преступление во время Отечественной войны..." Знаю... Тем более - боевая летчица.

Понимая бессмысленность мальчишеского запирательства, Павел спросил кисло:

- От кого узнал?

- У меня по этой части глаз - алмаз!

- Старшина, чтобы дальше... чтобы, кроме тебя, ни гу-гу...

- Могила!.. Счастливого свидания, командир!

Выяснилось, что Гранищеву не дали талонов для питания. Летчик плюнул было на талоны. "Как можно, товарищ командир! - Лютый голод сверкнул в глазах Шебельниченко. - Вы что?!" Дождались посыльного. Вместе с талонами на стоянку прибыл завтрак для старшины - котелок каши.

Шебельниченко провожал машину, не выпуская котелка из рук, торопливо глотая теплое варево; пока Солдат рулил, замызганная "спарка", отработавшая все ресурсы, громыхала на рытвинах, что-то внутри ее бренькало, грозя лопнуть, треснуть, обломиться, и все это отражалось на лице старшины, страдавшего и верившего в свое детище, - пока с плавным отделением машины не восторжествовал в небе - ив душе механика - дух успокоения, распространяемый ровной песней мотора...

Развернувшись на восток, самолет низко над степью помчал Гранищева в прифронтовой поселок Ж. Павел радовался этому, как будто улетал за тридевять земель; чем дальше оставалась Волга, тем удивительней, неправдоподобней казалось ему все, что с ним происходило в степном междуречье, словно бы не они с Грозовым бомбили километровую колонну танков и не он дрался один на один с "мессером"; он не знал, сумеет ли в другой раз так с ним схватиться и расправиться, хватит ли у него сил... Он мчит туда, где Лена, и готов показать себя, как другие на "ИЛах" не показывали; проходя над поселком Ж., где его могли видеть все, - разумеется, и Лена ("Свидание состоится"!), и прославленный Баранов, с которым он почеломкался, - Павел, заваливший "мессера", от избытка чувств провернул свой самолет вдоль продольной оси крутанул в небе "бочку", фигуру, входившую в тренировочные программы летчиков-истребителей, но пилотажным реестром "ИЛ-2" не предусмотренную...

- Кто?! - поперхнулся полковник Раздаев, наблюдая за шальным "ИЛом" с порога аэродромного КП. Глаза полковника округлились, подбородок отяжелел, но гнева, обычного в нем в такие минуты, Федор Тарасович не испытал. Всю жизнь пролетав на тяжелых машинах, сам он и фантазии не имел крутить на "ИЛе" "бочку". Он даже толком не представлял, как технически она выполняется... Сколько задора и беззаботности должно быть в душе разгильдяя, если в такой момент он сверлит небо, сверкая крыльями, извещая всех и вся: "Я жив и здоров, да возрадуются ваши сердца по этому поводу!.."

- Чей летчик?

- Был звонок из хозяйства Егошина, - доложил дежурный. - На "спарке" вышел сержант Гранищев...

- Сначала Гранищев на земле откалывал номера, теперь... А взыскать не с кого!.. Еду в поселок, в клуб, - сказал Раздаев дежурному, садясь в машину.

Летно-тактическая конференция, на которой так настаивали генерал Хрюкин и его заместитель по политчасти Вихорев (сотоварищ Хрюкина по летной школе), начала свою работу 2 сентября 1942 года в 7 часов 20 минут в помещении поселкового клуба, присмотренного медицинской службой фронта под госпиталь (тес для постройки нар и топчанов, завезенный самолетами, лежал штабелями посреди двора, источая подзабытый запах леса, а задержку с началом плотницких работ дивизионный комиссар, начальник политотдела дивизии, покрыл тем, что помог медслужбе задействовать дополнительные "дугласы" для переброски раненых в тыл).

...Летчики рассаживались молча, высматривая в президиуме своих. За кухонным столиком, вынесенным на сцену, кроме сумрачного полковника Раздаева, главы президиума, уместились только двое: командиры полков - истребительного и штурмового. Остальные приглашенные сидели на табуретках неровными рядами. Из-за кулис выставлялись обмотки, "баллоны" и острые колени политрука, начальника клуба, до войны читавшего университетский курс истории. Сейчас политрук был занят тем, что наскоро обрабатывал "Анкету участника", им же составленную и пущенную по залу. Список представителей открывал полковник Раздаев: "Федор Тарасович, 1906 г. р., русский, член ВКП(б) с 1928 г., командир штурмовой авиационной дивизии, награжден орденом Красной Звезды..." Политрук - из запасных, чуткий к возрасту, - выделил триумвират старейших. В него, кроме Раздаева, вошли: командир истребительной авиационной дивизии полковник Сиднев Б. А. ("1908 г. р., с прибытием задерживается, - отметил хронист. - Сбит в возд. бою, врач настаивает на госп.") и полковник Дарьюшкин И. П., также командир авиационной истребительной дивизии ("1910 г. р. Вызван команд, ген. Хрюкиным на доклад"). Вывел политрук и средний возраст летного состава - 21 год. Цифра сложилась главным образом за счет выпускников Сталинградского имени "Сталинградского пролетариата", Молотовского и Чугуевского училищ, только что прибывших на фронт и боевой работы еще не начавших. "Почему не учел Баранова? - спросил Раздаев, бегло пробежав список. - Учти обязательно!"