Крестовидный выступ на базу, в тени амбара, был едва различим под ворохом тальника, но перышко трехлопастного винта, высмотренное рысьим глазом старшины, выдавало усилия маскировки.
- Истребитель "ЯК-1", - всмотрелся Кулев в силуэт машины. - Где притулился... И в голову не придет искать в таком месте...
- Мой, - улыбнулся водитель. - Моя находка, я обнаружил. - Видя, что Кулев колеблется, добавил: - Он же маленький, "ЯК", против "ИЛа" ничего не весит. Берем играю чись...
- До него не доберешься. Еще застрянем... "Не нужен нам этот "ЯК", - думал Кулев. - Все пути на север перекрыты, разъезд Конная горит..."
- Цепляем с ходу, в два счета!
Кулев колебался.
- Майор Егошин нас похвалит. - Шебельниченко выкручивал баранку в сторону база. - И здесь, скажет, сработали за "маленьких"!
...Выпрыгнув из кабины, Кулев рысцой спешил к истребителю, подгонял товарищей: "Быстренько, быстренько... сто двадцать шагов в минуту!"
При торопливом осмотре истребителя мнения высказывались различные.
- Хорош гусь хозяин, натаскал хворосту - и деру...
- В какую сторону?
- Пробоин нет, бензобак булькает.
- "ЯК" надраен, как медный котелок... Приготовил к сдаче?
- Как он его сюда загнал, вопрос... Грузовик не подберется.
- Камешки из-под колес вынуть, он своим ходом скатится. Внизу его зацепим.
- Быстренько, быстренько!
- Товарищ лейтенант! - донесся из амбара сдавленный голос. - Вы голову промыть дадите?
Возглас излился, несомненно, из женской груди; старшина, вслушавшись, авторитетно заявил, что в амбаре моет голову не кто иная, как Глафира Кожемякина.
- И здесь знакомая, - отметил лейтенант. Шебельниченко, мимикой открестившись от знакомства, шепотком пояснил:
- Ее из бани по тревоге выкурили, так она за свою недомытую голову начальнику штаба плешь проела. Потом ее перевели.
- Кожемякина! - почему-то нараспев обратился в сторону амбара Кулев.
- Не Кожемякина. И не Глафира, - ответил ему неприязненно женский голос, делая ударение на "не". - А самолет заминирован, учтите, я предупредила...
Мужчины, как по команде отступив от "ЯКа", воззрились на бревенчатую стену хуторского строения.
- Бабы, когда голову моют, о другом думают, - заявил Шебельниченко. Лейтенант, ну его, "ЯК"... К своему "ИЛу" не поспеем.
Он отрекался от своей находки. Предлагал отходную.
Кулев, гонимый беспокойством, перестал спешить. Мытье женской головы многотрудное занятие. Мама приступала к нему после длительных приготовлений, в особом расположении духа и как бы что-то загадав. Священнодействие с кувшином, мыльным раствором, просушкой и укладкой волос предполагало отрешенность от всех прочих дел, и тайное желание мамы сводилось, видимо, к тому, чтобы никто из соседей по коммунальной квартире не помешал ей исполнить важный замысел; обычно она приступала к ответственной процедуре ночью, когда квартира отходила ко сну... А степь, этот хутор с часу на час превратятся в арену боя...
Кулев быстрым шагом обогнул амбар, тронул массивную дверь на кованых петлях.
Гулко брякнула щеколда.
- Не подглядывать! - взвизгнул женский голос. "Скушали? - мимикой спросил его Шебельниченко.
Что я говорил?"
Кулев пристыженно слушал сердитое плескание в тазике.
Раз и два шумно сливалась вода.
- Банно-прачечный трест, - сказал он, чтобы не молчать. - Нашли чем заниматься.
- Дюрит лопнул! - в сердцах отозвалась моющаяся. Он представил, как она стряхивает мыльную пену с рук и осуждающе смотрит в его сторону, на запертую дверь. - Масло из системы выбило, на черта стала похожа... Да еще машину драила.
"Женское пополнение! - осенило Кулева. - Женское пополнение, о котором столько разговоров на КП Егошина",
- Из хозяйства Дарьюшкина, что ли? - спросил он примирительно. - Из Песковатки?
- Колхоз Кирова.
- Колхоз Кирова! - Теперь пришла очередь Кулева мерить взглядом старшину: "Глафира Кожемякина..." - Мы в колхозе Кирова берем прикрытие, а рядом "мессера", подкарауливают наших...
- И не ваших... И в Нижне-Чирской - тоже.
- В Нижне-Чирской?! - усомнился старшина. - Отставить панику!
- В Нижне-Чирской нас обстреляла зенитка и тут же прихватили "мессера"... Как по нотам.
- Когда?
- Я сама против паники. Вчера... В восемь десять - восемь пятнадцать утра примерно... Шумный сброс воды - и тишина. Молчание.
Наконец она открыла дверь. Чистое, промытое лицо без свекольного оттенка. Скорее оно было бледно.
- Я не прохлаждаюсь, товарищ лейтенант, - с опозданием, сдержанно пояснила летчица. - Я здесь приземлилась и отсюда взлечу. Сержант Бахарева, - и подобралась, свела каблуки брезентовых, в потеках масла сапожек, как образцовый строевик, отработавший курс молодого бойца. Румянец постепенно приливал к ее щекам.
- А если немец двинет?
- Сижу без масла, - сказала она веско. - Дюрит заменен. Доставят масло, я заправлюсь и - домой.
- Кто доставит? Откуда?
- Из Малой Россошки...
Кулев вспомнил взмыленных коней заградотряда.
- Сержант Бахарева! - Он по-командирски приосанился. - Берем "ЯК" на прицеп, и сей же момент - ходу.
Она отрицательно покачала головой.
Не мина с секреткой, бог весть куда подложенная (подложенная ли?), ограждала ее самолет, но румянец к лицу, строчка свежего подворотничка и, конечно, грубоватой ткани светлая лента в волосах... Кулев не ошибся, предложив серьезную заботу о прическе. Лента в волосах, старательно промытых и слегка на висках пушившихся, вместе с твердым отказом покинуть хутор как-то разом возвысили летчицу в его глазах. Опрятный, не глаженный после стирки, сильной рукой выжатый комбинезон был также на ней хорош.
- Тогда... двинули, - сказал Кулев своим, не трогаясь с места.
- Очень плохая вода, - поделилась с ним Бахарева, недовольно прощупывая волосы. - Холодная, жесткая... ужас. Никак голову не промою.
Это все, что она могла ему сказать, оставаясь здесь с "ЯКом".
- Когда-то авиация жила на касторке...
- Мензурка бы касторки не помешала.
- Моторное масло не подойдет?
- Нет, - без улыбки ответила она, вместе с непринятой шуткой отставляя еще дальше лейтенанта от своих расчетов и планов, где тайны косметики и получения заправочного масла соседствуют с готовностью взлететь на сияющем чистотой истребителе по этим колдобинам и буеракам.