- Каким образом?

- Да что мы ночью не летали? Еще как дадим этим пиратам!

- Летать-то летали, а драться ночью... Как его обнаружишь?!

- Можно. Как и в дневном бою - вылететь навстречу, свалить парочку этих "коров", небось остерегутся! А обнаружить как? Определить ориентир, по которому пройдет враг - свет звезд, луны, пройти между ним и луной. В полной тьме они не вылетают, я заметил.

- Искать врага в темноте с риском заблудиться и сесть на его территории - вы подумали об этом? Местность еще необлетанная, незнакомая. Даже днем трудно ориентироваться. А ночью рельеф обманчив - сядешь на скалы или в овраг... Да и не знает авиация примеров ночного воздушного боя.

Командование не давало согласия, как ни доказывал Серов, что имеет большой опыт ночных полетов на Дальнем Востоке, где нередко приходилось ориентироваться по мало различимым приметам и в самые резкие перемены погоды.

- В течение одного дня пролетаешь и ясное небо, и снег, и буран, а под тобою непролазная тайга или горы Яблонового хребта. Обманчивее такой обстановки и не сыщешь. Бывало, сядешь на "вынужденную", потом не знаешь, как изловчиться, чтобы сняться с такого вот пятачка. И взлетали все-таки. На практике изучали необлетанные районы. Мы тут жмемся, а они бомбят!

Два друга бродили по выжженной солнцем равнине среди зарослей лаванды, розмарина и других полусухих трав.

Серов, невольно принюхиваясь и удивляясь - ладаном, что ли, пахнет, говорил:

- Почему я должен обязательно заблудиться, когда у меня порядочный налет часов по ночным маршрутам и в приборах, кажется, еще разбираюсь, ни разу до сих пор не ошибся.

Якушин сказал негромким, мягким голосом, как бы думая о другом:

- Нынче я васильки нашел. Совсем как наши. Растрогали они меня.

- Ты что? Сомневаешься? Слушай, мы все-таки добьемся своего, организуем ночные дежурства. Звеном будем дежурить или с тобой вдвоем. Ты на одной высоте, я на другой. Поймаем, вот увидишь. Да ты о чем думаешь?

- Не смейся. Я по борщу соскучился. Надоели эти апельсины да приторная анисовка.

- А как бы хорошо покушать наших уральских пельменей, Миша!.. Ну, вот что... Пойдешь со мной?

- Пойду, ясно.

- Так что ж ты про васильки да анисовку? Я уж подумал - не веришь в это дело.

- Очень верю. И в тебя верю, Анатолий. Крепко. А насчет апельсинов и ладана - просто хотел немножко умерить твой испанский пыл, камарада Родриго Матео.

Серов засмеялся. Этим именем - Родриго Матео его окрестили испанские товарищи. Они каждому русскому давали испанское имя.

- Пойдем к комиссару.

Они сразу повернули назад к лагерю. Пришли в авиагородок. Комиссар уже в который раз выслушал, переспросил, выяснил все условия ночной разведки и возможного боя.

- Добро, Анатолий, мы все продумали. Ты знаешь, командующий - целиком за твой план. И командующий ВВС.

- Да, Сиснерос был же у нас. Надо немедленно браться за это дело. Каждый день или, вернее, каждая ночь теряется зря.

- Но ведь надо подготовиться. У нас всего один-единственный посадочный прожектор.

Но видно было по всему, что командование решило испробовать это средство. В ту же ночь начались полеты ночью. Согласились Михаил Якушин, Евгений Антонов и Леонид Рыбкин. Серова назначили командиром ночного патруля.

Первые несколько ночей летали безрезультатно. Единственный посадочный прожектор оказался поврежденным. Серов добился, что поставили автомобили, и две пары автомобильных фар освещали взлетную площадку. Аэродром подвергался налетам, бомбежке, в этих условиях истребители поднимались в воздух и искали врага. Однажды Рыбкину удалось заметить на земле "мигальщиков", открывавших для врага границы аэродрома. Леонид открыл по ним огонь, и они скрылись.

- Даже здесь действуют агенты "пятой колонны"! - возмущались летчики.

По очереди взлетали Серов, Якушин, Антонов, Рыбкин. Остерегались столкнуться либо друг с другом, либо с вражеским бомбардировщиком. Он бросает бомбы рядом, а его не видно!

Однажды Якушину повезло. В неярком свете луны он различил бомбардировщик! Обрадовался, открыл огонь по черному силуэту, который маячил прямо над ним. Стрелял снизу сзади, почти вертикально.

"Я видел, как сноп трассирующих пуль, - позднее вспоминал М. И. Якушин, - насквозь прошивал трехмоторный самолет "Ю-52", но он не загорался и, не меняя направления, продолжал лететь. Во избежание столкновения я вышел из атаки и снова повторил ее, не выпуская самолет из поля зрения. Вторая атака была точно такая же. На этот раз я продолжал стрелять до полной потери скорости, пока мой самолет не свалился в штопор. Пока выводил самолет из штопора, бомбардировщик был потерян. После посадки я доложил о своей неудаче"{6}.

- Мы доказали, по крайней мере, что можно не только встретить ночью самолет врага, но и атаковать его, а значит, и сбить, - весело объяснял Серов. - Намотаем на ус причины неудачи, будем атаковать, идя на сближение сзади, справа, где в стыке крыла с фюзеляжем находится непротектированный бензиновый бак для заливки моторов. Пристроиться надо по возможности вплотную, уравнять скорости, идти почти на одной высоте с ним. Понятно? Вот смотрите.

И Анатолий показывал руками и пальцами, и в воображении летчиков как бы происходила эта встреча и атака.

Но после этого две или три ночи летчики зря сидели в машинах, ожидая врага. Тот прекратил налеты, видимо, почуяв недоброе.

В ночь на 26 июня 1937 г. Серов и Якушин прибыли на аэродром, не отдохнувшие после нескольких дневных воздушных боев. Были усталы и невеселы, но заставили себя забыть о чрезмерной нагрузке и приготовиться к ночным встречам. К усталости прибавлялись еще страдания от изнуряющей жары. Ни ветерка, ни капли прохлады!

Пришло телефонное сообщение о бомбежке в районе Эскориал, тоже на подступах к Мадриду. Серов и Якушин взлетели, взяли курс на линию фронта. Серов летел на высоте двух тысяч метров, как они условились, а Якушин - на высоте трех тысяч, Анатолий надеялся, что ради большей меткости попадания фашист будет лететь ниже. Но он никого не встретил, только некоторое время видел, как тусклые блики от выхлопных патрубков самолета Якушина исчезали в ночной мгле - Якушин набирал высоту. Успех ночного патруля теперь зависел от Михаила.

Послушаем теперь самого Якушина, которому, как он говорит, "опять повезло".

"...Через десять минут я увидел на встречном курсе бомбардировщик противника. Теперь-то он не уйдет. Я знал причину неудачи первого боя и не намерен ее повторять. Пропустив бомбардировщик, я развернулся на 180° и пошел на сближение сзади почти на одной высоте с правой стороны... Пристроившись почти вплотную и уравняв скорости, я прицелился и открыл огонь. С правой стороны фюзеляжа сразу же вспыхнуло пламя. Почти одновременно со мной открыл огонь по моему самолету стрелок, но было уже поздно: загоревшийся бомбардировщик начал падать. Я следил за его падением, пока он не ударился о землю..."{7}.

Анатолий видел, как падал горящий самолет.

"Повезло Мишке, вот здорово! Теперь, братушки, убеждайтесь на очевидном примере, - мысленно обращался он к тем, кто следил с земли. - Хотя... Неизвестно еще, кто горит. А если горит Мишка?!"

Тревога охватила его. Он сжал зубы и поспешил на посадку.

С земли видели, как самолет, падая, разгорался огромным костром и огненные языки обвивали его черный скелет. Машина упала довольно далеко. На фоне лунного света промелькнула маленькая черная тень. Парашютист?!

Это был командир сбитого воздушного корабля. Четыре офицера экипажа погибли под горящими обломками. Их командир бежал в горы, но был пойман бойцами республиканской армии. Все это выяснилось позднее.

Серов, приземлившись, крикнул еще из кабины:

- Якушин? Где Якушин?..

Его окружили, принялись поздравлять. Он отмахивался.

- Да бросьте вы! Это Якушин сделал. Да жив ли он?

- Еще не вернулся.

- Не вернулся?..