Даже сборщики яблок в том году были другие – старики или почти дети, все остальные были призваны на войну. Кроме мистера Роза.

– Некому в этом году собирать урожай, – сказал он Олив. – Сколько же развелось дураков. Война им важнее яблок!

– Да, знаю, – ответила Олив, – мне можно об этом не говорить.

С сезонниками приехала женщина, которую Роз звал «мама», хотя по возрасту она вряд ли могла быть чьей-то матерью. Она подчинялась только Розу. Собирала яблоки, если хотела или если он ее посылал. Иногда готовила, но не для всех. Вечерами сидела на крыше, но только вместе с Розом. Женщина была молодая, высокая, крупная, с плавными, медлительными движениями, в чем она явно подражала Розу. И всегда улыбалась, улыбка у нее была немного деланная и чуть лукавая, тоже как у Роза.

Ее кровать и кровать Роза стояли рядом, но не были отгорожены ни ширмой, ни занавесками, которые создавали бы какое-то подобие уединенности, и это очень удивляло Гомера. Правда, он иногда замечал, проезжая мимо дома сидра, что все его обитатели, кроме Роза и женщины, стоят снаружи или сидят на крыше. Вот, наверное, когда они вместе, думал Гомер. И наверное, организуя эти свидания, Роз командовал тем же не допускающим возражения тоном, каким отдавал другие распоряжения.

К концу лета на побережье ввели обязательное затемнение, погасло чертово колесо и другие таинственные огни, но, несмотря на это, сборщики яблок все равно лезли вечерами на крышу и тихо сидели, вперив в темноту взгляды, а мистер Роз рассказывал:

– Оно было вон там, выше крыш, и ярче звезд. И оно крутилось, крутилось…

Высокая, пышнотелая женщина стояла рядом, прильнув к нему, а над застрехой крыши вырисовывались и кивали темные головы.

– Но теперь в океане под водой, – продолжал Роз, – Плавают эти штуки с бомбами и подводными пушками. Только где завидят огонь – стреляют. Огонь как магнит притягивает снаряды. Эти пушки бьют автоматически.

– Без людей? – однажды спросил кто-то.

– Без людей. Эти штуки автоматические. Но люди на них есть. Следят, чтобы не было поломок.

– И они тоже сидят под водой?

– Конечно, – отвечал Роз. – Там много людей. Они очень умные. Приплыли сюда и следят за вами.

– За нами? Кто на земле?

– Ну да, – отвечал Роз. – Они вас видят, где бы вы ни были.

Слушатели на крыше вздыхали вразнобой, напоминая хор на сцене, отдыхающий перед очередным номером. А Гомер, лежа в спальне Уолли, с изумлением думал, почему это в мире так устроено – одни рождаются, а других в это самое время убивают.

Это все в порядке вещей, сказал бы ему д-р Кедр. Взять хотя бы Сент-Облако, за исключением карточек на сахар и некоторые другие продукты (что, конечно, большой минус), в остальном война, эта бойня, в жизнь приюта никаких перемен не внесла. Или Великая депрессия, как некоторые называли то давнее бедствие, в Сент-Облаке ее почти не заметили.

«Мы – сиротский приют, – думал д-р Кедр. – Мы призваны именно так служить обществу. И мы не изменимся, если, конечно, нам не помешают». Когда Уилбур Кедр бывал на грани отчаяния (эфир действовал слишком сильно, неминуемая дряхлость, казалось, несла гибель всему, а подпольная деятельность бросалась в глаза, как кромка дальнего леса на фоне колючего осеннего неба), спасительным якорем была мысль: «Я люблю Гомера, и я уберег его от войны!»

Но Гомера это не радовало. Для человека, любящего безответной любовью, ни в чем нет радости. Наоборот, по мнению Гомера, судьба безжалостно с ним обошлась. Никто, даже сирота, не в силах долго довольствоваться неразделенной любовью, подчиниться требованию – надейся и жди. Д-р Кедр от войны его спас, но и он не мог спасти его от Мелони.

В самый разгар уборки яблок Уолли опять перевели в другое место, на этот раз в летное училище в Шермане (тоже в штате Техас) – основной курс, эскадрилья Д. А Мелони успела к этому времени побывать на пяти яблочных фермах. Деньги у нее были, в работе она не нуждалась. Нанявшись на ферму и узнав, что никто там не слыхал про «Океанские дали», она шла дальше. Мелони собирала яблоки в Харпсуэлле и Арроусике; двигаясь на север, дошла до Рокпорта; в глубь штата – до Эплтона и Лисбона. В одном месте свернула в сторону, кто-то сказал ей, что в Уэскас-сете есть «Океанские дали», но это оказалась гостиница; какой-то торговец мороженым мимоходом бросил, что видел «Океанские дали» во Френдшипе. Но это было название частной парусной яхты. В Южном Томастоне Мелони выиграла кулачный бой с метрдотелем ресторанчика «Дары моря»: он потребовал, чтобы она перестала приставать к посетителям с расспросами о каких-то «Океанских далях». Выиграть-то выиграла, но пришлось уплатить штраф за нарушение общественного порядка. И когда в первых числах ноября вошла в Бутбсй-Харбор, кошелек у нее был почти пуст. Море было сизо-серое, в барашках, хорошенькие летние яхты стояли в сухих доках, в ветре чувствовалось дыхание зимы; поры земли, телесные поры Мелони, как и разочарованное сердце, сжимались в предчувствии холодов.

Она не узнала в угрюмом, бледном подростке, продававшем мороженое в аптеке «Ринфрет» Кудри Дея. Но Рой-Кудри Ринфрет сразу ее узнал.

– Ты меня помнишь? Меня тогда звали Кудри Дей, – говорил Рой-Кудри, волнуясь.

Дал Мелони карамельку, жевательную резинку, предложил фирменное мороженое, и все бесплатно.

– Две порции за мой счет, – сказал он; приемные родители вряд ли похвалили бы его за это.

– А ты, приятель, что-то неважно выглядишь, – сказала Мелони.

Она не хотела его обидеть: вид у Кудри Дея был и правда неважный: лицо серое, щупленький, почти не подрос. Но Кудри Дея прорвало; выплеснулась наконец вся обида.

– Мне дико не повезло! – крикнул он. – Как тут хорошо выглядеть! Меня вышвырнули на помойку. Гомер Бур выхватил у меня из-под носа родителей, которые предназначались мне!

Жевательная резинка была не для зубов Мелони. Она опустила ее в карман, хороший подарок Лорне. От сладкого у нее болели зубы, но она изредка баловала себя конфеткой, наверное, хотела себя помучить. Мелони сунула карамельку в рот и от мороженого не отказалась, такого вкусного она еще не едала.

Чтобы показать, как ему все здесь ненавистно, Кудри Дей побрызгал пол клубничным сиропом, предварительно убедившись, что кроме Мелони, его протеста никто не видит. Как бы проверил действует ли шприц, перед тем как облить мороженое сиропом.