Кенди с отцом ехали в это время в Кэмден. Реймонд Кендел сам смонтировал для шевроле приемник, установил наружную антенну и очень гордился ясной, отчетливой слышимостью, идеальной по тем временам для автомобильного приемника. Так что, они услыхали о войне одновременно со всем Мэном.

У Олив радио не выключалось, она пропускала мимо ушей его бормотание, и новости до нее доходили с третьего раза. В это воскресение она пекла яблочный пирог, варила яблочное желе, как вдруг ее насторожила взволнованная интонация диктора.

Гомер в это время был наверху, в комнате Уолли, перечитывал в который раз «Давида Копперфильда», как раз то место, где речь идет о неземной любви: «…Это небо надо мной; приобщившись к вечной тайне, я буду любить неземной любовью и поведаю ей, какая во мне шла борьба, когда я любил там, в подлунном мире…»

«Я все же предпочел бы любить Кенди здесь на земле», – подумал он, как вдруг Олив снизу прокричала:

– Гомер! Ты не знаешь, где Перл-Харбор?

Этого Гомер, конечно, не знал. Он всего раз в жизни видел карту Земли, разглядывал ее каких-то несколько секунд на доске в классе кейп-кеннетской школы, он и Южную-то Каролину нашел с трудом. Гомер не только не знал, где находился Перл-Харбор, но и понятия не имел, что это такое.

– Не знаю, – крикнул он, не отрываясь от книги.

– Японцы только что его разбомбили! – опять прокричала Олив.

– С самолетов? Атаковали с неба? – кричал в ответ Гомер, все еще витающий в облаках.

– Откуда же еще? Спустись и послушай сам.

– А где этот Перл-Харбор? – спросила Кенди отца.

– Тише! Давай послушаем, они, наверное, сейчас скажут, – ответил Рей.

– Как же это японцы умудрились?

– Очевидно, кто-то на земле плохо делал свою работу.

Первые сообщения были чудовищно нелепы: «Японцы вторглись на американскую землю, бомбили Калифорнию». У многих в голове с самого начала все перепуталось, кое-кто даже решил, что порт Перл-Харбор в Калифорнии.

– А где Гавайи? – спросила миссис Гроган.

Д-р Кедр со своими сподвижницами пили чай с печеньем, слушая по радио музыку, и вдруг это сообщение по радио.

– Гавайи в Тихом океане, – ответил д-р Кедр.

– Ну, это очень далеко, – сказала сестра Эдна.

– Не так уж и далеко, – возразил Кедр.

– Значит, опять будет война? – спросила сестра Анджела.

– По-моему, она уже началась, – ответил Уилбур Кедр. А Уолли, которого больше всех коснется эта новость, сидел себе в кино и наслаждался Фредом Астером; Фред танцевал и танцевал, а Уолли думал, что такой стэп можно смотреть хоть весь день.

Мелони с Лорной слушали радио в гостиной пансиона, где жила Лорна. Пансион был женский, в нем снимали комнаты женщины, давно перешагнувшие средний возраст или только что разошедшиеся с мужьями. В воскресение послушать радио в гостиной собрались в основном его пожилые обитательницы.

– Надо немедленно разбомбить Японию, – сказала Мелони. – Нечего с ними церемониться. Уничтожить одним ударом, и все.

– Знаете почему у япошек такие узкие глазки? – спросила Лорна.

Мелони, да и другие женщины проявили явный интерес.

– Потому что они все время занимаются онанизмом, и мужчины и женщины, – объяснила Лорна.

Услыхав это смелое заявление, кто-то вежливо промолчал, кто-то воззрился на нее с изумлением. Мелони из любви к подруге тоже набрала в рот воды.

– Это шутка? – немного погодя спросила она.

– Конечно, шутка, – воскликнула Лорна.

– Я ее не поняла, – призналась Мелони.

– Ну слушай еще раз. У япошек не глаза, а щелочки, потому что они все время занимаются онанизмом. Понятно? – Лорна вопросительно взглянула на подругу.

– Непонятно, – недоумевала Мелони.

– Ну когда они кончают, они ведь закрывают глаза. А потом открывают. И так все время – закрывают, открывают. Им это надоело. Они взяли и навсегда прищурились. Дошло? – торжествующе спросила Лорна.

Помня о зубах, Мелони, не разжимая рта, изобразила улыбку. Глядя на старушек, сидевших в гостиной, вы бы затруднились сказать, от чего они в ужасе затрепетали: от нападения на Перл-Харбор или от шутки Лорны.

А Уолли Уортингтон, услыхав новость, пустился в пляс прямо на улице – так ему не терпелось отличиться на войне и стать героем. Президент Рузвельт назовет этот день «днем позора», но для Уолли он означал совсем другое. Его горячее благородное сердце жаждало сражений и славы; он уже видел себя пилотом «либерейтора Б-24», тяжелого четырехмоторного бомбардировщика, который бомбит мосты и нефтеперерабатывающие заводы, резервуары с горючим и железнодорожные линии. В этот «день позора» один из бомбардировщиков «Б-24» уже ожидал новобранца Уолли Уортингтона, которому предстояло учиться на нем летать.

Жители Сердечной Бухты и Сердечного Камня говорили про Молодого Уортингтона, что у него есть все – деньги, прекрасная внешность, обаяние, доброта, любимая девушка; но ко всему этому он обладал еще отвагой и бесконечным запасом безрассудного оптимизма, качеств опасных в юношеском возрасте. Он был готов поставить на карту все, что имел, лишь бы научиться пилотировать самолет, начиненный смертоносным грузом.

Уолли завербовался в военно-воздушные силы в канун Рождества. И ему было разрешено провести праздники дома. В летных училищах ему предстояло больше года овладевать опасным искусством воздушной войны.

– К тому времени военные действия наверняка кончаться, – сказал он Олив и Кенди, сидевшим на кухне «Океанских далей». – Такое уж мое везение.

– Это и правда будет везение, – сказала Олив. На что Кенди кивнула головой.

– Точно, – откликнулся из соседней комнаты Гомер. Он все еще сомневался, не пройти ли ему призывную медицинскую комиссию. Заключения д-ра Кедра о врожденном пороке сердца оказалось достаточно, и его освободили от воинской службы; медицинскую комиссию проходили молодые люди, принадлежащие по здоровью к первому разряду. Он же относился к четвертому. Согласно заключению семейного врача, Гомер страдал врожденным стенозом клапана легочной артерии. Семейным врачом Гомера был, разумеется, д-р Кедр, чье письмо в местный совет по здравоохранению уберегло Гомера от войны, д-р Кедр и сам был членом этого совета.