Изменить стиль страницы

– Моя подруга Лорна, – наконец неловко проговорила Мелони.

Все сказали хором: «Привет!» – и тупо глядели друг на Друга. «Что этому недоноску нужно?» – недоумевала Мелони. И тут Мэри Агнес выпалила: – А где Гомер?

– Что-что? – переспросила Мелони.

– Гомер Бур. Разве он не с тобой?

– Чего ради он должен быть со мной?

– Красивая пара в той машине… – начала Мэри Агнес.

– В какой машине? – перебила ее Мелони.

– Это другая машина, не та белая, красивая. Но у нее на двери такое же яблоко. Я это яблоко ни с чем не спутаю, – тараторила Мэри Агнес.

Мелони опустила свои ручищи ей на плечи, и та почувствовала как их тяжесть вдавливает ее в пол.

– О чем ты говоришь? – требовательно спросила Мелони

– Я видела старую машину, у нее на дверце яблоко. Я поду, мала, они тоже приехали смотреть кино. Та красивая пара. А с ними Гомер. А когда я увидела тебя, я сразу подумала: «Гомер наверняка здесь».

– Где ты видела эту машину? – Мелони продолжала допрос, большими пальцами надавив на ключицы Мэри Агнес. – Покажи мне где!

– Что-нибудь случилось? – вмешался Тед Каллахан.

– Не твое дело, – огрызнулась Мелони.

Но машины на том месте уже не было. Стоя на скользком тротуаре в промозглом холоде, глядя на пустое место, где часа два назад стоял зеленый фургон, Мелони спросила Мэри Агнес:

– Ты уверена, что это то самое яблоко? Два «У» и слова «Океанские дали»?

– Да, – ответила девочка. – Только машина другая, старый фургон. Но яблоко я узнала. Его просто нельзя забыть.

– Заткнись, – устало проговорила Мелони.

Она стояла на кромке тротуара, уперев руки в бока; ноздри у нее трепетали, точно она чуяла что-то: так собака по запахам старается определить, кто посягал на ее территорию.

– Насколько я поняла, здесь был твой парень со своей богатой шалавой? – спросила Лорна.

Тед с Петти Каллахан не на шутку забеспокоились и хотели немедленно увести Мэри Агнес домой. Но Мелони остановила их. Она сунула руку в тесный карман джинсов и извлекла оттуда заколку, которую Мэри Агнес стянула тогда с сиденья кадиллака, а Мелони стянула у нее.

– Держи, – протянула она заколку Мэри Агнес. – Она твоя, ты ее раздобыла.

Мэри Агнес схватила заколку, точно это была медаль за отвагу, проявленную в единственной области жизни, которую Мелони считала достойной уважения.

– Я увижу тебя еще? – крикнула она вслед Мелони, которая чуть не бегом зашагала прочь – Гомер мог оказаться за углом.

– Какого цвета был фургон? – обернулась Мелони.

– Зеленого! Мы увидимся? – повторила Мери Агнес.

– Вы, случаем, не знаете ферму «Океанские дали»? – обратилась вдруг к Каллаханам Мелони. Конечно, они не знали. Какое дело антикварам до яблок?

– Могу я тебя хоть иногда видеть? – не унималась Мэри Агнес.

– Я работаю на верфи, – сказала Мелони девочке. – Если услышишь что про «Океанские дали», приходи на верфь, повидаемся.

– Но ты ведь не знаешь, был ли он с ними, – сказала Лорна Мелони, которая весь вечер хмуро молчала. – И была ли с ним эта богатая дрянь.

Они стояли на берегу недалеко от пансиона, где жила Лорна, и пили пиво. Когда выпили, Мелони бросила бутылку в реку. Она всегда любила бросать в реку все, что попадет под руку. Мелони стояла, подняв вверх голову, словно опять принюхивалась, словно ее обостренное чутье уловило запах, источаемый крохотным завитком с лобка Кенди.

Гомер в эти минуты тоже приносил жертву воде. Бросал в воду ракушки; они мелодично булькали, а океан, поглощавший их, откликался слабыми всплесками.

Кенди и Гомер сидели у самой воды, опираясь спинами на противоположные стойки в самом конце пирса. Вытяни они ноги, они коснулись бы друг друга ступнями, но Кенди сидела, подтянув колени к себе – знакомая Гомеру поза: так сидели женщины в приютской больнице, подготовленные к аборту.

– Все в порядке? – тихо спросила Кенди.

– Что в порядке? – переспросил Гомер.

– Твое сердце… – прошептала Кенди.

– Кажется, да. – Что еще он мог ответить?

– Все будет хорошо, – сказала Кенди.

– Что все? – спросил Гомер.

– Ну все, абсолютно все, – поспешила объяснить Кенди.

– Все, – повторил Гомер и продолжал: – То, что я тебя люблю, это хорошо. А то, что ты любишь меня и Уолли, это хорошо? Наверное, да.

– Ты должен надеяться и ждать, – сказала Кенди. – Надеяться на лучшее. Всегда.

– Точно.

– Я ведь тоже не знаю, что делать, – вдруг беспомощно проговорила она.

– Надо все делать правильно, – сказал Гомер. Уолли старается все делать правильно, и д-р Кедр всю жизнь поступает правильно, согласно своим убеждениям. Если набраться терпения, надеяться и ждать, все само собой встанет на свои места. Впрочем, у сирот только это и есть. – Надеяться и ждать. Я умею ждать, – сказал Гомер. – У меня хватит терпения.

И у Мелони был запас терпения. И конечно, у Рея Кендела. Он сидел сейчас у окна, которое выходило на пирс. Механику приходится обладать терпением; пока все в порядке – он в стороне, а случись неисправность, его зовут, он приходит и чинит. Рей видел то незначительное расстояние, которое разделяло сейчас Кенди и Гомера. Сколько раз из этого окна он видел дочь в объятиях Уолли, но сначала они тоже сидели вот так, не касаясь друг друга.

Славные ребята, все трое, думал Рей. Он был механик и не вмешивался ни во что, пока все в порядке. Поломается – он починит, но их ему было жалко.

– Я могу завтра отвезти тебя в школу, – сказал Гомер.

– Меня отвезет папа, – ответила Кенди. – Он любит эти поездки.

Олив Уортингтон взглянула на часы на ночном столике и погасила свет; со свиданий с Деброй Гомер никогда не приходит так поздно. Нетрудно вообразить, что Гомер нравится Кенди; она и сама питала уважение к трудолюбию Гомера. Гораздо прилежнее учится, чем Уолли, взять хотя бы кроликов, да и все другое; надежный друг, всегда приветлив и ровен. Олив сердилась на себя; ее, как всех родителей, мучили противоречивые чувства: как мать, она была на стороне сына, хотела помочь ему, предупредить, но и сознавала – Уолли полезно получить жизненный урок. Только лучше бы не в этот раз, думала Олив.