Но молчание следователя вынудило ее сказать:

- Мне нравилось мечтать о том, чтобы отправиться в космос.

Исмэй почувствовала, как краснеет; предательский жар залил лицо и шею. Она ненавидела свою чувствительную кожу, на которой всегда были видны все ее эмоции.

- А, - произнес следователь, касаясь стэком своего информблокнота. Что ж, лейтенант, это все.

А взгляд его говорил: "Пока все." Допрос не мог на этом закончиться, подобные вещи так не работают. Но Исмэй ничего не сказала, кроме вежливой фразы, которую он ожидал от нее, и вернулась в свою временную каюту.

Лишь после второй или третьей смены на борту флагмана Исмэй осознала, что только ей из всех молодых офицеров-мятежников отвели личную каюту. Она не знала почему, ведь остальные толклись в одном кубрике, и с удовольствием бы разделила с кем-нибудь каюту, пусть не с радостью, но по собственному желанию. Но приказы адмирала не обсуждались; это Исмэй узнала, когда спросила офицера, приставленного к ней, можно ли перенести время встречи. Он с отвращением посмотрел на нее и сказал "нет" так резко, что ее барабанные перепонки задрожали.

Итак, при желании ей было где уединиться. Она могла лежать на своей койке (чужой койке, на время предоставленной ей) и вспоминать. Пытаться думать. Исмэй не нравилось ни то, ни другое, не на едине с самой собой. У нее был такой склад ума, что мысли лучше работали, когда рядом находились другие, когда вспыхивали искры столкнувшихся противоречий. Когда она была одна, все поглощала пустота, и одна и та же мысль возвращалась снова и снова.

Но остальные не желали говорить о том, что ее беспокоило. Нет, не совсем так. Это она не хотела говорить с ними об этом. Исмэй не хотелось говорить о том, что она почувствовала, когда увидела первых жертв мятежа, как подействовали на нее запах крови и обгоревшая палуба, как вернулись воспоминания, которые, она надеялась, ушли навсегда.

"Ужасы войны везде одинаковы, Исмэй", - сказал отец, когда она сообщила ему, что хочет отправиться в космос и стать офицером Флота. - "Человеческая кровь и плоть везде пахнут одинаково, и люди кричат точно так же."

Она ответила, что знает, по крайней мере думала, что знает. Но в те часы в саду, глядя на далекие звезды, на их чистый свет на фоне абсолютной черноты... маленькая Исмэй лелеяла надежду на лучшее. Не безопасность, нет; в ней было слишком много от отца, чтобы мечтать о спокойной жизни. Ей грезились накал страстей, опасность, увеличенная угрозой вакуума и оружия, способного испарить тебя... Она ошибалась и теперь знала это каждой клеточкой своего тела.

- Исмэй?

Кто-то постучал в дверь. Она взглянула на часы и поспешно села, подумав, что должно быть задремала.

- Иду, - ответила Исмэй, бросив взгляд в зеркало.

Непослушные волосы требовали постоянного ухода. Если бы было приемлимо обрезать их до сантиметра в длину. Она ударила по топорщащимся кудрям обеими руками, пытаясь пригладить, и открыла дверь. Снаружи стоял Пели, и вид у него был обеспокоенный.

- Все в порядке? Ты не пришла на обед и теперь...

- Очередное интервью? - быстро спросила Исмэй. - Я не была голодна. Иду.

Сейчас ей тоже не хотелось есть, но пропуск приемов пищи мог привлечь к себе внимание психонянь, а у нее не было желания разговаривать с еще одной группой пытливых умов.

***

Ужин камнем упал в желудок. Исмэй сидела в маленькой кают-компании, даже не прислушиваясь к разговорам, которые велись в основном вокруг догадок о том, где сейчас находится корабль, когда они прибудут в порт назначения, и сколько понадобится времени, чтобы собрать трибунал, кого назначат председателем а кого их защитниками, и насколько серьезными проблемами и неприятностями это грозит им в будущем.

- Не серьезнее, чем остаться под началом капитана Хэрне, если бы она вылезла сухой из воды, - услышала Исмэй собственный голос.

Она вообще-то ничего не хотела говорить, но знала, что единственная по-настоящему рискует, идя под трибунал. А они болтали так, как будто все, что имело значение, это возможная пометка о неблагонадежности, повлияющая на их продвижение по службе.

Все уставились на нее.

- Что ты имеешь ввиду? - спросил Лайэм Ливади. - Хэрне не смогла бы выйти сухой из воды. Только если бы направила корабль к Доброте...

Он замолчал, внезапно побледнев.

- Именно, - подтвердила Исмэй. - Она могла это сделать, если бы Довир и другие сохранившие верность Флоту не остановили ее. Тогда бы мы все стали узниками Доброты.

Мертвыми, или даже хуже.

Все в отсеке смотрели так, как будто из нее внезапно вырос полный боекомплект.

- Или она могла сказать Флоту, что Хэрис Серрано предатель, что обвинения ложные, и ей пришлось спасать корабль и команду от сумасшедшей. Она могла бы допустить, что невозможно противостоять штурмовому отряду Доброты при наличии всего лишь двух военных кораблей.

Даже Хэрис Серрано не поступила бы так. Исмэй знала, что такое риск и опасность, так как лично прошла через это. Если бы Презрение не появилось в конце сражения, Серрано бы испепелили, и все свидетели предательства Хэрне погибли бы вместе с ней.

Пели и Лайэм смотрели теперь на Исмэй с еще большим уважением, чем когда-либо, даже во время битвы.

- Никогда не думал об этом, - проговорил Пели. - Мне и в голову не приходило, что Хэрне могла бы выкрутиться... но ты права. Мы бы даже не знали. Только те, кто был в рубке слышали вызов капитана Серрано. Если бы хоть еще один офицер на мостике оказался агентом Доброты...

- Мы были бы мертвы, - Лайэм взъерошил свои рыжие волосы. - Ой. Не нравится мне мысль, что я мог закончить подобным образом.

Арфан нахмурился:

- Нас бы выкупили. Я знаю свою семью...

- Торговцы! - произнес Лайэм тоном, который скорее соответствовал слову "предатели". - Полагаю, твоя Семья имеет с ними дела?

Арфан подпрыгнул, и глаза его вспыхнули:

- Мне ни к чему выслушивать оскорбления от таких как вы...

- Собственно говоря, как раз это ты и делаешь, - Лайэм отодвинулся назад. - Я старше тебя по званию, ты, потомок торгашей. Ты все еще обычный младший лейтенант на случай, если не заметил.

- Никаких ссор, - приказала Исмэй.

С этим она могла справиться.

- Ливади, он не виноват в том, что представляет его семья. Арфан, Ливади ваш старший офицер, выказывайте больше уважения.

- У-у-у, - протянул Пели. - Бывший капитан вспомнила, что значит командовать.

Но его тон был скоре восхищенным, чем язвительным, и Исмэй смогла усмехнуться ему в ответ.

- Вообще-то да. И удерживать вас, сосунков, от того, чтобы вы попортили свои формы, легче, чем сражаться в битве. Будем продолжать так и дальше?

Она увидела целую гамму эмоций, от удивления до удовлетворения, и улыбнулась. В конце концов все последовали ее примеру.

- Конечно, Исмэй, - согласился Ливади. - Извини, Арфан. Мне не следовало срываться сейчас, если вообще когда-нибудь следовало. Лейтенант Сьюза права. Друзья?

Он протянул руку. Арфан, продолжая хмуриться, все-таки пожал ее, бормоча что-то о сожалении. От Исмэй не ускользнуло, что он обратился к ней как к другу, в то же время делая упор на ее превосходстве перед Арфаном. Она могла бы смириться с этим, но ей надо было подумать. Лайэм Ливади и остальные родились в семьях Флота, и казалось, для них это было так же естственно, как дышать.

Глава вторая

Промышленный порт, Каслрок.

Зал заседаний был подготовлен к знаменательному дню и тщательно проверен на наличие подслушивающих и записывающих устройств. Через две комнаты квалифицированный секретарь принимал звонки, остальные занимались своими делами. Три человека, входившие в группу аналитиков и консультантов по особым материалам, выглядели сейчас скорее деловыми соперниками, чем старыми друзьями. Архос Асперсон, невысокий, крепкий, с темными волосами, наклонился вперед, положив локти на полированный стол, пока Гори Лансамир докладывал о результатах тайного исследования. Напротив него Лоза Агилар умышленно откинулась на спинку кресла в ленивой позе, которая была не в ее духе. Худощавое тело Лозы обычно переполняла энергия, поэтому она всегда была напряжена и готова к решительным действиям.