Дед ненадолго умолк, зажмурил глаза. Может, задремал, сидя?
С реки тянуло сырым холодом. Небо начало сереть, а где-то несмело обозвался первый жаворонок...
Кряхтя и поминая всех святых, дед начал подыматься на ноги, растирать коленки.
- Вы залезайте в будку и поспите пару часиков... А я все равно уже не усну. В обед прикорну немного...
Дед, прихрамывая, идет к изгороди, осматривает жердяные ворота, некоторые столбики-колы пробует расшатать... Крепко все стоит, прочно!
Мы залезаем в шалаш, укладываемся, прижавшись друг к другу, на сухой, душистый аир. Накрываемся одеялами, умолкаем...
Благодать!..
А сон не идет. Перед глазами, как живой, Микола - сын деда Стахея... Стоит и улыбается - красивый, загорелый, белозубый... Николай Стахеевич Суровец... Дед - Стахей Суровец и сын - Николай Суровец. Стахей Суровец пастух колхоза "Вперед". Николай Суровец - летчик-истребитель... "Чайка" лучший советский истребитель перед войной.
Где я об этом читал?
У того летчика, что на химкомбинате нашли вместе с самолетом, тоже была "Чайка". Это мне в музее сказали... Кто сказал? Иосиф Владимирович сказал, заведующий отделом истории советского периода... Две "Чайки", две загадки...
Два летчика-сокола... Две чайки... Над Неманом чайки...
Глава четвертая
ПЕТЯ ГОРОХОВ ГНЕВАЕТСЯ
Еще издали увидели: около моей хаты сидит Петя Горохов. Сидит, видимо, давно - нагреб ногой кучу песка.
- Я - сюда! - Гриша показал на хату деда Стахея, вынул из кармана ключ и поднес к моему носу, а потом к Витиному. - Вот так, браточки... Больше надоедать вам не буду. А завтра пойду на работу в колхоз, ты скажи, Лаврушка, своему батьке - пусть подыщет чего-нибудь... Надо хоть немного заработать до сентября, чтоб не сидеть у деда на шее.
Повернули за ним во двор деда. Резко запахло смолой, хвоей. Все бревна были окоренные, желтели боками. Мы подобрали по несколько кусков толстой сосновой коры: вырезать лодки.
- Эй, вы куда опять? - бежал к нам Горохов.
Гриша прошел к сарайчику, выпустил кур...
Потом отпер сени. Вошли за ним внутрь... Прохудилась у деда крыша, на глиняном полу кое-где раскисшие лужи. И что за человек Стахей! Давно уже надо было ремонтировать хату, а он никому ни слова...
Пока мы оглядывались по сторонам, Гриша побывал в кладовой, вынес курам ковшик пшеницы.
Зашли в хату. Здесь пол из досок, но видно, что настланы они давным-давно и прямо на землю. Доски широкие, они прогнулись желобами, обгнили по краям. Личинки каких-то жуков выгрызли, выгравировали на них узоры.
Пахнет пылью. Где-то за трубой звенит, попав в паутину, муха.
- Н-да-а... - задумчиво тянет Гриша, оглядывая помещение. - Придется засучить рукава...
- Мы поможем тебе!
Я бросил под шесток свой ставший тощим мешок, поставил в кочережник удочку. Витя положил свое одеяло-скатку на лаву - широкую и толстую, вытесанную из целого бревна скамью. Поснимал с себя все - остался в майке и трусиках.
- А-а, так вы от меня прятаться?! - вырос на пороге Петя Горохов. - Я поставлю вопрос о вашем поведении на совете отряда! - гневно закричал он. Вы откололись от коллектива!
- Ты сначала о себе поставь... Удрал в пионерский лагерь, а нас обвиняешь. - Чаратун взял с лавы ведро и вышел из хаты.
- А я разве виноват? - крикнул вслед ему Горохов. - Отец купил путевку! Деньги уплатил! А я, может, и не хотел...
- Говори, зачем пришел, некогда с тобой тары-бары разводить, - тон у Хмурца тоже был непримиримый.
- Если хотите знать, я даже срока не добыл. Раньше приехал! - не слушая его, твердил свое Горохов.
- Скажи на милость! Совесть замучила... Геройский поступок совершил! Хмурец поставил посреди комнаты тазик, отыскал тряпки, старую метлу.
- Что тебе надо? - я тоже начал раздеваться.
И тогда Горохов сказал. Надо идти, оказывается, полоть пришкольный участок. Девятиклассники создали производственную бригаду и работают в колхозе, проходят практику. А шестиклассникам - пришкольный участок.
- Приходите! А то Вадим Никанорович пригрозил всем двойки поставить! Запустили огород...
Ушел Горохов.
Не пользуется авторитетом и уважением наш вожак. Видимо, одних пятерок для этого недостаточно. Когда голосовали за Горохова, пионервожатая немного "нажала" на класс, и руки подняли даже самые упрямые. Уж очень ей хотелось, чтобы во главе нашего отряда стоял круглый отличник, "живой пример в учебе". А сама даже не погрелась в школе, вышла замуж и уехала из деревни.
Гриша принес ведро воды, вылил в тазик и снова пошел. Мы с Витей обмели паутину по углам и начали протирать стекла, драить с песком стол, лавы. Намочили и доски пола - пусть отмокают...
...Дома моих никого не было. Из печки ничего доставать не хотелось, я съел хлеба с молоком и хотел уже идти к Хмурцу, но появился Гриша.
- У вас есть хлеб? А то нажарил целую сковороду яиц, а есть не с чем.
Я дал ему полбуханки.
- О, спасибо... Идите помогать, я и на вашу долю жарил.
Позвали Витю. Пошли, съели...
- А теперь на участок, - объявил Гриша. - Будем экономить время. А завтра вы уж без меня, пожалуйста...
Закрыли дверь на замок. Только вышли, а по улице отец Чаратуна идет, с топором. Стрельнул взглядом, как из двустволки, молча прошел мимо.
Это он так поздно на работу собрался? А может, уже обедать приходил?
На лице Гриши - красные пятна. Не легко дается ему самостоятельность!
Чтобы попасть на пришкольный участок, надо пройти немного по улице, от которой начинается дорога на химкомбинат, в город. В конце этой улицы, слева - школа.
На участке школьников совсем мало - всего несколько девочек. Петя Горохов расхаживает около них с мотыгой, указывает на что-то пальцем. Может, плохо пропололи?
Чтобы нас пронять до самых печенок, Петя вбил напротив грядок, выделенных нам, колочки, написал химическим карандашом наши фамилии.
- Сказал ботаник, чтоб и между грядок, в борозде, пололи. "Заповедников" оставлять не нужно, - подошел к нам Горохов.
"Заповедников..." Повторяет, как попка, чужие слова. А в этих бороздах в три раза больше сорняков, чем на грядках.
- Ых-хы-хы!.. - громко вздыхает Хмурец, смотрит на свои ладони. Они черные, в смоле. Мозоли, конечно, тоже не зажили.
- Если хочешь - выбирай зелье, а мы с Гришей будем на смену подсекать? - предложил я.
- Не надо мне облегчения. У вас у самих руки не лучше...
- Рукавицы надо было захватить... - вздохнул и Гриша.
Петя Горохов хихикнул, ничего не сказал, пошел к своей грядке. Замахал мотыгой...
Плохо - река далеко. А так бы нырнул, поплавал, смыл пот - и опять за работу.
А солнце жжет, радуется, что разошлись облака. Губы слипаются, пот ест глаза...
Надо было захватить не только рукавицы, но и воду. Если бы хоть глоток воды - не пить даже, во рту сполоснуть, губы смочить...
- Вон девчонки пьют... Попросим, а?
Хмурец с трудом сплевывает.
- Не будем кланяться... Это не их вода, а Горохова. Притащил целый бидончик, прикладывается каждую минуту...
- А почему бы и не попить? Эй, председатель, неси сюда! - крикнул Гриша и добавил вкрадчивым голоском: - Не надо, товарищ Хмурец, отрываться от коллектива.
Я прыснул: голос ну точь-в-точь, как у Горохова!
Петя принес бидончик. Казалось, он изнемогал под его тяжестью, весь исходил потом. Рыхлый, ничуть не загоревший толстячок, майка чуть не лопается на нем.
- Может, половину до вечера прополете? - спросил он и подал бидончик Чаратуну.
Гриша только во рту прополоскал, зато горсть воды плеснул себе в лицо. Витя пил последним, отдал бидончик не Горохову, а опять мне. Я вернул Пете бидончик, поблагодарил и сказал:
- Постараемся, товарищ командир!
Гриша и Витя взяли под козырек. Горохов покраснел и отошел от нас. Он, наверное, думал, что, если принес воду, мы полезем к нему целоваться...