Г о р б у н о в (уходя). Всем на берегу, кто меня помнит, привет!

К а т я. Всем уходящим в море - привет! Иди. Будь бодр и весел. Ты видишь, я улыбаюсь тебе.

Картина седьмая

Светлая ночь. Крытая веранда, прилегающая к

кают-компании береговой базы подводных лодок в

Кронштадте. С веранды виден затемненный рейд: отблеск

луны на черной поверхности моря, сигнальные огоньки,

движущаяся светящаяся точка - идет катер. Изредка

доносится негромкое завывание сирены. Совсем вдали 

на южном берегу - вспышки ракет, медленные потоки

трассирующих снарядов. Сквозь застекленную дверь

доносятся звуки музыки. Там идет концерт. Слышен

голос Кати. Она поет ту песню, что пела на

корабельной годовщине. На перилах веранды сидит

молодой командир-подводник Веретенников. Он курит.

Огонек папиросы все время путешествует, ибо командир

ни секунды не остается в покое. Он меняет позы,

размахивает руками, подпрыгивает. Заслышав шум

аплодисментов, он тоже аплодирует. Аплодисменты

повторяются раза три, затем на веранду выходит Катя и

устало опускается на скамью.

В е р е т е н н и к о в (встает и, пошатываясь, аплодирует). Браво! Браво! С большим чувством. Не сочтите за лесть. Исключено! От души. Разрешите представиться - старший лейтенант Веретенников, командир энской подводной лодки. Энской!

Катя слегка кивает головой и отворачивается.

Белые ночи, а? Описано Достоевским и так далее. Очень красиво, нэ сэ па? А я вам говорю, ничего не может быть хуже. Брр! Не дают носу высунуть. Как хочешь, так и заряжайся. Катеришки бродят маленькие, паршивцы такие, чуть вылезешь подышать - они тут как тут. Только успеешь бултыхнуться: бу-бух, бу-бух! И так штук двадцать. До сих пор в ушах звенит. Но шалишь! Аусгешлоссен! Сашку Веретенникова голыми руками не возьмешь. Самый малый вперед, так держать!.. Ауфвидерзейн. Ищи-свищи. Может быть, думаете, я хвастаюсь? Жамэ! Никогда. Может быть, я бы и мог, но пока - псс. Исключено! Спросите кого хотите, в вам скажут: Сашка Веретенников не хвастун. Но дело понимает.

Катя упорно молчит.

Может быть, вы обиделись, что я из зала вышел? В таком случае - миль пардон. Ай эм вэри сори! Я отсюда слушал. Там душно. Как в лодке. И - тесно. А я не могу сидеть на месте. Ходить хочу: топ, топ, топ. (Прошелся по веранде.) Хорошо! Палуба ровная, никаких тебе кренов и дифферентов. Немножко качает. Это - меня. Два балла. А вчера нас в заливе тряхнуло. Штормяга. Восемь баллов. Брр! Послушайте! Вы, наверное, думаете, что моряки только море любят, а на земле нам скучно? Так в книжках пишут. Не верьте. Вранье! (Пробежался.) Топ, топ, топ. Землю нельзя не любить. Кто плавал, тот хорошо понимает. (Вздыхает.) Уф, до чего здорово! А я все отсюда слышал. Знаете, что у вас замечательнее всего? Эта... как ее? Сцена пьянки из "Периколы". "Я просто готова. Ха-ха!" (Заливается счастливым смехом.)

К а т я. Вы не обидитесь на меня? Если можно, оставьте меня одну. Уйдите.

В е р е т е н н и к о в. Слушаюсь. Только - минуточку. Может быть, вы думаете, что я пьян и пристаю? Никогда! Исключено! Я не пьяный. Я - веселый. Сто грамм кагора. Всё. А развезло, потому что воздух. С двух рюмок - полная потеря квалификации. И насчет приставания - тоже исключено. Все - олл коррект, как говорят наши уважаемые союзники. Хай лайф! Спик инглиш? Советский командир по отношению к женщине должен быть рыцарем. Так говорил Витька Горбунов - золотой дружок, герой, бесценной души человек Витьку жалко... (Закрыл глаза кулаками.) За Витьку я им... горло перегрызу.

К а т я. Умоляю вас, уходите.

В е р е т е н н и к о в. Ухожу. Ваше желание - закон. Только я не пьяный. Я рыцарь. Не пес-рыцарь, а русский моряк тире подводник. (Прикладывает руку к козырьку.) Старший лейтенант Веретенников к выполнению новых заданий командования готов. (Покачнулся, спускаясь со ступеньки.) Нет, сегодня к выполнению не готов. Вот он выспится - и пожалуйста! Куда угодно. На край света. А сегодня он просто готов: "Я просто готова. Ха-ха". Гуд-найт! (Пошел и остановился.) А все-таки фюрер от Сашки Веретенникова имеет крепкую зарубку на память. Это - пока. Для начала. Продолжение следует. А что такое, трезво рассуждая, этот самый Сашка? Ярославский мужик, колхозник, обыкновенный пахарь. Ноль целых, молекула. А нас - двести миллионов. Около. Что ж это будет, когда мы всей артелью навалимся? Ой, и худо же тебе будет, фюрер! (Зажмурился и захохотал.) Ой, худо! (Исчезает.)

К о н д р а т ь е в (выглянул из двери). Веретенников! Саша! (Оглянулся.) Катерина Ивановна? Вы? Что такое? Плачете?

К а т я. Оставьте меня, Борис Петрович. Мне никого сейчас не хочется видеть. И меньше всего вас.

К о н д р а т ь е в. Есть. Ухожу.

К а т я. Подождите. Слушайте. Я хочу, чтобы вы мне сказали правду. Я взрослая женщина, и играть со мной в прятки нелепо. Виктор погиб?

К о н д р а т ь е в. Ну вот, опять все сначала. Я вам, Катерина Ивановна, докладывал, какое положение. Больше я ничего не знаю.

К а т я. Ну, повторите.

К о н д р а т ь е в. Да тут повторяй не повторяй - все одно и то же. Успешно форсировал залив, вышел в Балтику. Есть данные о крупном боевом успехе, для этого типа лодок неслыханном. Торпед у него больше нет, так что он вот-вот должен вернуться.

К а т я. Как вы это все равнодушно говорите!

К о н д р а т ь е в. Знаете что, уважаемая Катерина Ивановна! Легче на поворотах. Вы меня своей дружбой не удостоили, разрешите и мне вам не докладывать, что у меня в душе делается. У вас, быть может, с Виктором высокая любовь, недоступная моему пониманию, я все это очень уважаю, но, между прочим, знаете вы его без году неделю, надолго ли вас хватит неизвестно, а я с Витькой, хорошо ли, худо ли, пять лет дружу. Вместе воевали и мокли, и сохли, и тонули, и я нашей мужской дружбы ниже ваших замечательных чувств не поставлю. "Равнодушно"! А что мне делать прикажете? Плакать? Не обучен. Да я за Витьку с радостью бы голову отдал, чтобы он только здравствовал. И не потому только, что он друг, а потому, что он талант, умница, гордость наша. Кто я такой по сравнению с ним? Серый человек, самый обыкновенный, каких на сто - сто двадцать. Корабль водить могу, стрелять умею, хлеб свой не даром ем. Точка. Ну может, дослужусь опять до комдива, если цел останусь. А Виктор - это надежда наша, может быть, адмирал будущий. "Равнодушно"!.. А! Что с вами говорить...

К а т я. Извините меня, Борис Петрович. Я нехороша сказала. Мне очень тяжело, и я становлюсь несправедливой.

К о н д р а т ь е в. Вы меня извините...

К а т я. Вы сейчас сказали: дослужусь до комдива. Разве вы не комдив?

К о н д р а т ь е в. Никак нет. Сняли.

К а т я. За что?

К о н д р а т ь е в. Да если формально подходить, то и не снимали даже. Все чинно, благородно - перевели на большую лодку. Лодка у меня - красотка: огромная, новенькая, последнее слово техники. Ну, а по существу... так я знаю, за что.

К а т я. За что же?

К о н д р а т ь е в. За трусость.

К а т я. Вас?

К о н д р а т ь е в. Смешно? Это только на первый взгляд. Видите, какой камуфлет может с человеком произойти. В море ничего не боялся, а на берегу сплоховал. Сначала занесся выше меры, а потом испугался. Ну, а раз испугался - точка. Потерял себя. Значит, чего-то не хватает.

К а т я. Вы не обидитесь, если я вам скажу?

К о н д р а т ь е в. Да я сам знаю чего. Кругозора. Вам легко говорить. Вы все-таки, извините меня, у судьбы любимая дочка. Отец у вас выдающийся старик, жили вы среди картин, чуть подросли - пожалуйте в консерваторию. А у меня отец был зверь. Мать забил до смерти, да и меня бы пришиб, не догадайся я из дому сбежать. На флот я пришел не из кадетского корпуса, а с завода. Подготовочка так себе, а требования большие. Теперь не парусный флот, техника шагает. Ну, и крутишься, как бес перед заутреней, по неделям на берег не сходишь, людей не видишь. Морская служба трудная, а нашему поколению подводников еще и вдвойне досталось. Нас пекли да приговаривали: "Жми, братцы, на специальность, давай боевую подготовку - война на носу!" И хорошо, что так. Видите - воюем. И неплохо. А ведь когда я на флот пришел, ничего у нас не было. Голые. Ни лодок, ни кадров, ни тактики. Все - сами. Теперь-то мы - сила. Нас немец боится. Вот погодите, Катерина Ивановна, отвоюем, полегче станет - приходите тогда к нам в офицерское собрание. Я к тому времени обучусь манерам и танцам, и разрешите тогда вас на тур вальса. И заодно поговорим. (Смотрит на часы.) А сейчас, прошу извинить, - мне пора.