– Сейчас польет, – сказал Женя.

– До машины успеем добежать, – ответил Альперович, но со вторым раскатом грома ливень обрушился им на головы. Они влетели в первую попавшуюся дверь. Над входом было написано «Хинкальная». Внутри пахло.

– Переждем тут, – сказал Андрей.

– Как ты думаешь, есть тут можно? – спросила Женя.

– Во всяком случае, можно пить, – и Альперович направился к стойке, – у вас грузинское вино есть?

– Конечно, – ответила продавщица, толстая пергидрольная блондинка в белом, похоже еще советских времен, халате.

– А какое?

– «Хванчкара», «Кинзмараули», «Васизубани», «Алазанская долина», – над ее головой возвышалось чучело орла, вероятно – горного, учитывая грузинский колорит.

– А какое лучше? – спросила Женя.

Продавщица посмотрела на нее с изумлением.

– Все хорошие, – ответила она. – Настоящие. Хозяин сам из Грузии возит.

На секунду Андрей представил себе хозяина: почему-то в виде бородатого гиганта, сурового античного бога.

– Тогда бутылку «Долины», – сказал Альперович.

– Есть будете?

– Нет. То есть да. Хлеба, пожалуйста. И пускай столик вытрут.

Молодая, еле волочащая ноги, девушка выплыла из подсобки и лениво пошла вытирать столик. Альперович подумал, что они должны бы быть матерью и дочерью, и толстая апатичная тетка за прилавком – неизбежное будущее этой делано-томной девицы.

– Я не могу жить в этой стране, – сказала Женя, – какая, к чертовой матери, частная собственность, когда даже в частном кафе тот же срач, что и везде? Мы были на майские с Ромкой в Вене – совсем другой разговор.

– Там просто другой климат, – сказал Альперович, разливая вино.

Они встретились случайно, на улице. Женя решила купить себе новые туфли, а Альперович просто решил пройтись, отправив шофера на сервис менять масло. Так они и увидели друг друга в сквере, «словно молодые и бедные», как он пошутил.

– Я живу странной жизнью, – рассказывала Женя, – фактически я проживаю Ромкины деньги. Я не знаю, откуда они берутся и когда кончатся. Ты же знаешь, формально я что-то делаю у него в конторе, отвечаю за рекламу, провожу даже какие-то переговоры… но все это – словно игра, словно понарошку. Теперь вот они с Володей придумали какой-то фонд.

– Я знаю, – быстро сказал Альперович, – если все выгорит, будет очень круто.

– Рома сказал, у Володьки какие-то проблемы сейчас.

– Я знаю, – повоторил Альперович, – он вчера Машу с дочкой в Лондон отправил.

– Надолго?

– Не знаю. Надеется – не больше, чем на месяц, пока все не устоится. А потом они вернутся.

– Лерка тоже в Лондоне, – сказала Женя, – слетать, что ли?

– Они с Машей не знакомы? – спросил Андрей.

– Нет. То есть Лерка была на их свадьбе и улетела через неделю.

– А, вспомнил. Смешная была у Белова свадьба… теперь уже таких не будет. Районный ресторан, стандартный тамада, черные «волги»…

– Наш роман с Ромкой как раз там начался, – вздохнула Женя, – я лепесточек оборвала, чтобы его у Лерки отбить.

Она налила еще вина и задумчиво выпила.

– Впрочем, что там было отбивать? Лерка улетела через неделю, и прямо из аэропорта мы с ним поехали вместе. Типа ужинать в «Пиросмани». Там он мне и подарил это кольцо, – и Женька вытянула руку, на среднем пальце которой блестело кольцо в виде цветка с оборванными лепестками.

– Осталось четыре, – сказал Андрей.

– Он не знал, что я один уже оторвала, – грустно улыбнулась Женя.

Альперович разлил остатки вина по бокалам. Ветлицкая в телевизоре запела «Посмотри в глаза, я хочу сказать…»

– Не похоже оно на настоящее, – сказал он.

– А ты сомневался?

– Ни на минуту, – и он махнул рукой продавщице, – еще одну, пожалуйста.

Женя чуть пригубила свой бокал и снова посмотрела за окно, где стояла сплошная стена дождя. Сверкнула молния, почти сразу раздался гром.

– Когда Ромка спит, – сказала она, – у него веки не закрываются. Словно он смотрит на меня. Как сыч или там филин. Представляешь? Страшное зрелище.

Альперович поежился.

– Стоглазый Роман. Тысяча глаз коммерсанта Григорьева, – он глянул на Женю.

Она вертела в руках полупустой бокал и подпевала «и больше не звони, и меня не зови, я забуду про все, что ты говорил, я верну тебе все, что ты подарил».

– Ты счастлива? – спросил Альперович и тут же, словно смутившись, добавил: – То есть я хотел сказать, ты довольна, что тогда оторвала свой лепесток?

Женя покачала головой.

– Конечно, довольна. Новый «сааб», уикэнд в Париже, соболья шуба, дача на Рублевке… кто будет недоволен? Жалко только, детей нет. А я бы уже завела себе мальчика. Или девочку.

– Ну, так за чем дело стало? – спросил Альперович

– Ромка не хочет, – пожала плечами Женя, – но это даже неважно. Я ведь всем довольна. Но если бы на то была моя воля, я бы все это отменила и сделала как-нибудь по-иному.

– Ты знаешь как? – спросил Андрей.

– Просто отменила бы. – Женя помолчала и потом продолжила, – Ты знаешь, я была влюблена в тебя в школе? В десятом классе.

– Нет, – ответил Альперович.

– Я знаю, что ты не знаешь. Ты меня не замечал. Но я часто думала потом, а что было бы, если бы я тебя все-таки соблазнила? Если бы у нас был с тобой роман и мы, скажем, поженились бы на втором курсе?

Она посмотрела на него, словно ожидая ответа, и, не дождавшись, сказала:

– Это был бы пиздец, я думаю.

Оба они рассмеялись, Женя нарочито развязно, Альперович – немного принужденно. Пальцы его отбивали привычную чечетку по тусклой поверхности стола.

– То есть ты чудесный, и милый, и замечательный и действительно мой близкий друг – но не могу представить сейчас, чтобы я спала с тобой. И то же самое – с Ромкой, но по-другому. Не в смысле «спать», спать с ним вполне можно, нет. В смысле исполнения желаний. Некоторым желаниям лучше не сбываться – потому что когда они сбываются, это как будто крышка захлопывается, понимаешь?

Альперович кивнул.

– Ничего ты не понимаешь, – сказала Женя, – мужчинам такое трудно понять. Но если бы у меня был цветик-семицветик, я бы попросила все назад. Чтобы ни брака, ни машины, ни дачи.

– У тебя есть маникюрные ножницы? – вдруг спросил Альперович.