- А-а, старые знакомые! - проговорил Шумов. Он усмехнулся и добавил: - Три дня сроку. Самолеты вам знакомы. Получите, облетаете - и с богом, как говаривали прежде. На фронт.

Отведенные дни промелькнули быстро. За это время сменилось командование полка. Вместо А. Ф. Радченко, переведенного в другую часть, командиром стал его заместитель майор Александр Иванович Попрыкин. Комиссара Павлюченко сменил летчик Копылов. Новый политработник сразу всем пришелся по душе - вниманием к людям, заботой о них он чем-то напоминал А. Л. Резницкого.

Настало время отлета. Сначала сказали, что будем садиться где-то возле Москвы, потом аэродром посадки изменился - приземляемся в самой Москве!

- Говорят, "харрикейны" будут перевооружать.

- Наконец-то!

Вот и старт. Летим в столицу с новыми надеждами: авось на этот раз приведется повоевать как следует!

Центральный аэродром был сплошь забит самолетами самых различных типов: "чайками", "мигами", "ильюшиными", "петляковыми". Одни машины садились, другие взлетали, около третьих хлопотали бригады заводских рабочих.

- Завтра получите "харрикейны" с нашими пушками и реактивными установками, - сказали нам.

Мы усомнились: неужели такие темпы? И напрасно. Москвичи сдержали слово.

- Это тебе, Коля, не самоделки. Сила! - Иван Грачев оттопырил большой палец.

- А все-таки "ишачок" был лучше, - возразил Василий Добровольский.

- Как вы сказали? - переспросил незнакомый нам человек, следивший за работой заводских бригад.

- "Ишачок", говорю, лучше этих каракатиц, - повторил Василий. - А вы, извините, кто будете?

- Конструктор Поликарпов, не слышали? - улыбнулся наш собеседник,

- Как же! - Добровольский не смутился. - На ваших самолетах не один десяток "юнкерсов" и "мессов" сбили под Ленинградом.

- Вот как! Что за полк?

- 191-й истребительный.

- Расскажите-ка подробнее, - попросил конструктор.

Мы окружили Н. Н. Поликарпова и долго беседовали с ним, вспоминали наиболее характерные воздушные бои, рассказывали о выносливости И-16.

- Однажды Кузнецов, - Добровольский кивнул в мою сторону, - привез сто пятьдесят шесть пробоин.

- И ничего? - спросил Поликарпов.

- Жив-здоров. А "ишачок", наверное, и сейчас в строю, товарищу передал, ответил я конструктору. - Кстати, он всю финскую войну прошел. Крепкая машина.

- Спасибо, друзья мои, за похвалу, но главное все-таки люди. Очень, очень рад знакомству с вами.

Конструктора позвали, и он, простившись с нами, ушел на завод. А мы в тот же день улетели под Можайск.

Стояла ранняя весна. Отцвели подснежники, из-подростали показывались зеленые усики травы. Почки на деревьях вот-вот лопнут и превратятся в молоденькую малахитовую листву. В чистом весеннем небе затрепетали первые жаворонки. Песенно, светло и радостно. И не только потому, что на синих крыльях прилетела весна, а главным образом потому, что наши войска продолжали громить немецко-фашистские полчища. Изо дня в день победы радовали советских людей.

Боевая работа началась сразу же после того, как мы перелетели на новый аэродром. Чаще всего ходили на прикрытие наземных войск в районе Вереи. "Харитоны" стали немного тяжелее, зато оружие на них любо-дорого! Поэтому, естественно, каждому из нас хотелось помериться силами с истребителями и бомбардировщиками противника. Однако в течение нескольких дней мы не встретили ни одного вражеского самолета.

- Встретим еще, и не раз, - говорил заместитель комэска Вадим Лойко.

Вскоре полку поставили задачу обеспечивать боевые действия конницы генерала П. А. Белова, которая прорвала оборону противника и врезалась в его тылы. Много хлопот и неприятностей доставляли оккупантам отважные конники, и фашистское командование бросило против кавалеристов значительные силы авиации.

Каждый день по нескольку раз летали мы в район действий корпуса П. А. Белова, и редко какой вылет обходился без воздушного боя с "лапотниками", пытавшимися бомбить кавалерийские части.

Первыми испытали оружие новых истребителей Лойко и командир звена Добровольский. От их меткого огня рухнули, объятые пламенем, два Ю-87. И экипажи вражеских бомбардировщиков сбавили спесь и без истребителей сопровождения уже не рисковали появляться.

- Уважать стали наших "Харитонов", - говорили ребята, довольные тем, что оружие, установленное на английских машинах, действовало весьма эффективно.

Ветераны полка учили искусству воздушного боя молодых летчиков. У Василий Добровольского ведомыми в звене были младший лейтенант Лукацкий и сержант Барышнев. Однажды Василий повел их на боевое задание. "Юнкерсы" под прикрытием "мессеров" рвались к сражавшимся в окружении конникам. Пока командир звена с одним из ведомых разгонял стервятников, два новичка неожиданно оторвались от ведущего. Туда-сюда виражили - нет ребят. В заданный район уже подошла другая группа летчиков, а Лукацкий и Барышнев словно растворились. Так и вернулись домой без них.

- Доложите, как это случилось? - спросил капитан Лойко, проводивший разбор полета.

- Во время первых двух атак противника Лукацкий был в строю, - рассказывал Добровольский. - Потом началась такая суматоха, что мы едва успевали отгонять "юнкерсов" и отбиваться от "мессершмиттов". В это время, видимо, и оторвались.

- Может быть, их сбили? - пытался выяснить Лойко.

- Нет, нас прикрывала третья пара, - в один голос заявили ведущие.

Разбор полета ни к чему не привел, и мы разошлись расстроенные, удрученные. Вечер и ночь, проведенные в чудом сохранившемся домике на крутом берегу Протвы, показались с год. Тихо было, словно кого похоронили. "Не так, не так" - неугомонно постукивали ходики.

А утром в полк пришла телефонограмма: "Посадку произвели пятьдесят километров восточнее Коломны. Самолеты ремонтируются. Жду ваших указаний. Лукацкий".

- Вот стручки! - покачал головой Лойко. - Зеленые стручки...

Им сообщили, что без самолетов нечего делать в полку: "безлошадников" и без того хватало. Спустя несколько дней ребята прилетели.

Заместитель командира полка собрал летчиков и, после того как Лукацкий и Барышнев рассказали о своей ошибке, обратил внимание опытных товарищей на то, чтобы больше уделялось внимания молодежи.

- Надо боевую работу сочетать с учебой, - сказал в заключение комиссар полка Копылов.

Спустя несколько дней старший политрук принес неожиданное для нас сообщение: часть должна перебазироваться в район Старого Оскола, на Юго-Западный фронт. Почему именно туда? Вот уже с 13 апреля утренние и вечерние сообщения Советского информационного бюро начинались одной и той же фразой: "На фронте ничего существенного не произошло". Не говорилось об активных действиях и на Юго-Западном направлении, объединявшем Брянский, Юго-Западный и Южный фронты. Почему же мы перелетаем?

- Затрудняюсь точно сказать об этом, - отвечая на наши вопросы, откровенно признался Копылов, - но если там концентрируют авиацию, значит, наша армия готовится к серьезным боям с противником. Думаю, на месте будет виднее. Очень прошу вас, друзья, хорошо подготовиться к перелету. Ни машин, ни тем более летчиков нам нельзя терять: они пригодятся там, где, видимо, скоро закипит большое сражение.

К совету старшего политрука, понимавшего толк в летной работе, все отнеслись весьма серьезно: каждый летчик детально изучил маршрут перелета, расположение попутных аэродромов, чтобы в случае необходимости не делать вынужденной посадки на неподготовленной площадке, вместе со своим техником и специалистами других служб тщательно проверил самолет и все его оборудование.

И работа эта не пропала даром: полк перебазировался без происшествий.

Глава восьмая. Юго-Запад в огне

Активных действий на нашем фронте не было, и мы в основном дежурили на земле. Изредка на большой высоте пролетали отдельные разведчики или бомбардировщики противника да какой-нибудь нахалюга на "мессершмитте" крутился над летным полем, вызывая, по-видимому, желающих на воздушный поединок. Однако полковое начальство строго-настрого приказало не демаскироваться без особой надобности, не отвечать на вызовы фашистских истребителей.