В случае непринятия верителем предложения исполнения обязательства от должника, совершенного последним надлежащим образом, веритель по римскому праву считался просрочившим в принятии исполнения обязательства и должен был нести невыгодные последствия. Суть этих последствий заключалась в том, что: веритель обязан был терпеть вред, происшедший от случайной гибели вещи, предлагавшейся должником в исполнение обязательства; должник не обязывался долее хранить вещь, составлявшую предмет обязательства, если для хранения ее требовались издержки; в случае же сохранения должником этой вещи он имел право требовать от верителя возмещения понесенных им от этого убытков[943].

Аналогичный подход к определению существа вины должника в форме небрежности, неосторожности (culpa) по римскому праву, а также к критериям разграничения отдельных видов такой вины мы находим и у В.М. Хвостова, который определял суть culpa следующими словами: «Тот действует неосторожно, кто не обдумывает своих действий с той степенью заботливости, применения которой право требует от него в данном случае»[944].

Степень заботливости, которую право требует от действующего лица, отмечал В.М. Хвостов, определяется в разных случаях по различным масштабам и в различных границах. В частности, применяются два масштаба определения должной меры заботливости: абстрактный и конкретный. Абстрактный масштаб состоит в том, что право требует у каждого лица соблюдения той степени заботливости, которую обыкновенно при подобных обстоятельствах обнаруживает средний человек, как его мысленно представляют себе законодатель и судья. Причем этот средний человек сам может быть двоякого типа. Иногда требуется только такая мера заботливости и осмотрительности, какую при данных условиях проявил бы всякий обыкновенный человек. Отсутствие такой осмотрительности называется culpa lata (грубая неосторожность). В других случаях требуется соблюдение той степени заботливости, которую обнаружил бы хороший, заботливый представитель данной профессии и человек данного положения в обществе. Отсутствие такой осмотрительности составляет легкую вину (culpa levis). Конкретный масштаб при определении необходимой степени заботливости применялся по римскому праву лишь к определенным отношениям, возникающим на почве некоторых обязательств (опека, ответственность мужа за приданое). От действующего лица требовалось применение к чужому делу той степени заботливости, которую он сам обыкновенно применяет к своим собственным делам. Отсутствие этой заботливости называется culpa in concreto[945].

Как видим, понятие вины должника как проявление им необходимой степени заботливости было характерным для трактовки российскими юристами соответствующих положений римского права. Данное обстоятельство предопределило подход российской гражданско-правовой доктрины к определению понятия вины должника, нарушившего обязательство.

Вина по российскому гражданскому праву

Положения дореволюционного российского гражданского законодательства об ответственности должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства критиковались российскими цивилистами в связи с их неопределенностью и излишней краткостью, что не позволяло в полной мере учитывать степень виновности должника в нарушении обязательства. Так, Анненков отмечал, что действовавшее в тот период законодательство содержало положения о том, что всякий договор и обязательство, правильно составленные, налагают на договаривающихся обязанность их исполнить. Причем «договоры должны быть исполняемы по точному оных разуму, не уважая побочных обстоятельств»; «всякий договор и всякое обязательство в случае неисполнения производят право требовать от лица обязавшегося удовлетворения во всем том, что поставлено в них»; «всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред и убытки налагают обязанность доставлять вознаграждение»[946].

По поводу указанных положений российского законодательства тот же Анненков писал: «Они слишком безусловны, так как в них не только не упоминается о зависимости ответственности должника за неисполнение обязательства от его вины или небрежности, как в праве римском… но по отношению исполнения обязательств договорных указывается, что договоры должны быть исполняемы в точности, не уважая побочных обстоятельств, т. е. как бы обстоятельств внешних, посторонних, в наступлении их от воли должника не зависящих. На самом деле, однако же, возложение на должника безусловной ответственности за неисполнение обязательства, последовавшего даже не по его вине или небрежности, а от случая или непреодолимой силы, представляется до такой степени несправедливым, что нет ничего удивительного в том, что едва ли не все наши цивилисты, несмотря на существование в нашем законе означенных постановлений, высказались за невозможность и у нас возложения на должника такой безусловной ответственности за неисполнение обязательства»[947].

Например, Мейер утверждал, что и в России ущерб, происшедший для верителя по обязательству, может подлежать возмещению лишь тогда, когда он произошел от действия другого лица, нарушившего его права, потому что только нарушение прав рождает для лица, в этом виновного, обязанность вознаградить его, но не тогда, когда ущерб произошел от несчастного случая и когда нести его должен уже веритель, за исключением обязательств о доставлении родовых вещей. Вопрос об ответственности за неисполнение обязательств двусторонних должен быть разрешаем, по мнению Мейера, исходя из того, что действие должника, составляющее предмет обязательства, должно считаться за эквивалент обязательства верителя, вследствие чего следует полагать, что в тех случаях, когда исполнение должником действия, составляющего предмет обязательства, стало невозможным и им не исполняется, и веритель не обязан исполнять действие, составляющее предмет его обязательства по отношению к должнику[948].

Цивилисты той поры сходились во мнении, что необходимым условием ответственности за неисполнение обязательства является наличие вины должника в неисполнении. Вместе с тем в юридической литературе того времени велась дискуссия относительно необходимости учета вины должника в случае, когда обязательство не исполнялось в связи с невозможностью его исполнения в силу внешних причин, а также неисполнения должником двухстороннего обязательства при неисполнении своего обязательства его контрагентом.

К примеру, Кавелиным была высказана точка зрения, согласно которой, если та или иная сторона не может выполнить обязательства по причинам, не зависящим от ее доброй воли, оно прекращается, а когда одна из сторон, участвующих в обязательстве, не захочет его исполнить, то от другой зависит или также отказаться от его исполнения, или же потребовать от нее исполнения принудительными средствами[949].

По мнению Победоносцева, если сторона, обязанная к исполнению, когда наступило время исполнения, уклоняется от исполнения, она виновна в неисполнении и может быть принуждена как к исполнению, так и к платежу штрафа. Наличность вины и ответственности за неисполнение обязательства устраняется, когда причиной неисполнения было обстоятельство внешнее, не зависевшее от личной воли и сделавшее исполнение физически или юридически невозможным. Сама справедливость требует, чтобы должник освобождался от исполнения обязательства в тех случаях, когда внешние обстоятельства делают исполнение его безусловно невозможным. Так же точно и при обязательствах двусторонних договор подлежал прекращению в случаях невозможности его исполнения одной из сторон по причине наступления указанных обстоятельств, а стороны должны быть возвращены в то положение, в котором они находились до заключения договора. Победоносцев полагал, что при двусторонних обязательствах неисполнение обязательства одной стороной должно давать и другой стороне право отказаться от его исполнения в тех случаях, когда она имеет равносильное право требования к первой, которому наступил срок исполнения[950].