Так что, якобы имевшие место (по словам Писаки) требования петь "про Матрьошу, про Парашу, радость нашу" - все это, на языке социально близких революционерам уголовников, - просто "параша".
А правда состояла в том, что первая "Грамматика малороссийского наречия", составленная великоруссом А. Павловским, вышла в Петербурге в 1818 году.В этом же году в "Сыне Отечества" появилась статья князя М.А. Цертелева "О старинных малороссийских песнях". С небольшими переделками она стала вступлением к сборнику "Опыт собрания старинных малороссийских песен", который вышел в Петербурге в 1819 году. Это был первый сборник подобного рода. Эпиграфом этот потомок кавказских князей поставил слова:
Н.Зеров пишет: "Українська народність… була для більшості великоросів протягом 18 та початку 19 століть terra incognita. Їм відкрили її - Павловський своєю граматикою (1818) і Цертелєв збіркою народних пісень (1819)". Одна поправка: эти русские ученые открыли "українську народність" не только для великороссов, но и для малороссов.
Непосредственным продолжателем Цертелева в сфере украинской этнографии был Михаил Александрович Максимович (1804 - 1873). Он происходил из старинного рода казацкой старшины. После окончания Московского университета его развитие происходило в атмосфере московского славянофильства при ближайшем знакомстве с Хомяковым и братьями Киреевскими. Петр Васильевич Киреевский весь был предан изучению коренного народного быта; издал знаменитое "Собрание народных песен". В этих московских кругах и научился Максимович ценить украинское народное творчество. В 1827 году, идя следом за Цертелевым и поддерживая с ним переписку, он издает в Москве сборник "Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем". В предисловии он писал: "Наступило, кажется, то время, когда познают истинную цену народности. Начинает уже сбываться желание: да создастся поэзия истинно русская… Уроженец южной Киевской Руси, где земля и небо моих предков, я преимущественно ей принадлежал и принадлежу доныне, посвящая преимущественно ей и мою умственную деятельность. Но с тем вместе, возмужавший в Москве, я также любил, изучал и северную Московскую Русь, как родную сестру нашей Киевской Руси, как вторую половину одной и той же святой Владимирской Руси…"
Н. Зеров отмечает: "На збірник були прекрасні відгуки. Друге видання з'явилося в Москві 1834 року. Враження від збірки Максимовича було величезне. Для покоління, що формувалося в 30-х роках, вона мала таке ж значення, як для дальших генерацій Шевченків "Кобзар".
За одним небольшим исключением. Лейтмотив творчества Писаки было: "повбивав би". А Максимович, исследуя народную поэзию, выяснил, что никакой исключительно классовой ненависти в народе нет. Народная поэзия "потішалася однаково над простолюдином і над панством, над усім, що потрапляло їй під веселий час піснетворчості". Следовательно,
Писака вовсе не является народным поэтом.
Захватили народные песни и Гоголя, который писал Максимовичу в 1833 году, когда изучал историю Украины: "Моя радость, жизнь моя, песни! Как я вас люблю! Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями!"
Максимович писал: "Ни один филолог, по правилам и законам своей науки, не решится разрознить южнорусского и севернорусского языка: они, как родные братья, должны быть непременно вместе, во всякой системе".
В 1834 году Максимович стал первым ректором открытого Николаем Первым Киевского университета имени Святого Владимира. Но еще в 1805 году Александр Первый открыл Харьковский университет. Поэтому первым центром настоящей литературной жизни на Украине стал Харьков.
За Максимовичем пошел целый ряд собирателей украинских народных песен: Срезневский, Костомаров, Метлинский. Старшим из них был Измаил Срезневский(1812 - 1880). Великоросс по происхождению, он провел молодость в Харькове. В 1833 - 38 г.г. ученый издает сборник "Запорожская старина" и в предисловии пишет: "Бедность истории запорожцев в источниках письменных заставляет наблюдателя искать других источников, и он находит для своих исследований неисчерпаемый родник в преданиях народных". Гоголь писал ему: "Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши".
Амвросий Метлинский (1814 - 1870) был профессором Харьковского и Киевского университетов. В предисловии к своему сборнику "Народные русские песни" (1854) он писал: "Я утешался и одушевился мыслью, что всякое слово и памятник слова есть необходимая часть великого целого, законное достояние всего русского народа и что изучение и разъяснение их есть начало их общего самопознания, источник его словесного богатства, основание славы и самоуважения, несомненный признак кровного единства и залог святой братской любви между его единоверными сынами и племенами".
Н. Зеров сообщает: "Романтична закоханість у минулому в Метлинського стоїть поряд з "общерусско"-патріотичними одами та елегіями".
К этому же кружку харьковских литераторов принадлежал и подельник нашего Писаки Николай Иванович Костомаров (1817 - 1885).
Н.И. Костомаров родился в Воронежской губернии, был внебрачным сыном русского помещика и крепостной украинки. Отец отправил его во французский пансион в Москве. Затем он закончил Словесное отделение Харьковского университета. В 1846 году становится профессором истории Киевского университета, в этом же году организует Кирилло-Мефодиевское братство. Отбыв год в Петропавловской крепости, восемь лет прожил в ссылке в Саратове, где работал над своим "Богданом Хмельницким". После амнистии по поводу коронации Александра Второго едет за границу. По возвращении становится профессором истории Петербургского университета. Костомаров стал одним из основоположников русской исторической мысли. В конце жизни в статье "Задачи украинофильства" (1882) историк писал: "Малорус верен своему царю, всей душой предан государству; его патриотическое чувство отзывчиво и радостью и скорбью к славе и потерям русской державы ни на волос не менее великоруса, но в своей домашней жизни, в своем селе или хуторе, он свято хранит заветы предковской жизни, все ее обычаи и приемы, и всякое посягательство на эту домашнюю святыню будет для него тяжелым незаслуженным оскорблением".
Теперь политический национализм представляется ему делом антинародным, разрушающим и коверкающим духовный облик народа. В молодости было иначе. Костомаров вспоминал об этом в работе "Две русские народности" (1862): "Пока польское восстание не встревожило умов и сердец на Руси, идея двух русских народностей не представлялась в зловещем виде, и самое стремление к развитию малороссийского языка и литературы не только никого не пугало призраком разложения государства, но и самими великороссами принималось с братской любовью".
Занятия историей произвели в воззрениях Костомарова переворот: ему открылись крепостнические устремления казацкой старшины и под конец жизни историка мы уже не слышим восторженных гимнов запорожскому лыцарству. Ясна ему стала и несправедливость нападок на Екатерину Вторую, как якобы главную виновницу закрепощения украинского крестьянства. И вообще, царь московский перестает быть "идолом и мучителем", как ему казалось в молодости.
Зрелый ученый заявляет: "Мы желаем идти с великорусским народом одною дорогою, как шли до сих пор, наши радости и горести пусть будут общие; взаимно будем идти к успехам внутренней жизни, взаимно охранять наше единство народное от внешних враждебных сил".