Господи Боже, ниспошли этому человеку больше таких минут просветления! По-видимому, все раздражение Людендорфа вытекает не столько из мотивов по существу, сколько из зависти к Кюльману; он не желает, чтобы весь свет вынес впечатление, что мир был заключен благодаря дипломатическим талантам, а не исключительно вследствие военных успехов.

По дороге в Брест Чернин узнал о предложении советского правительства перенести мирные переговоры в Стокгольм. Как он, так и Кюльман решили это предложение отвергнуть. В случае же, если бы русская делегация не явилась в Брест-Литовск,

[...] мы объявили бы перемирие прекращенным и стали бы выжидать дальнейшего образа действий петербургского правительства. Мы были в этом отношении с Кюльманом вполне солидарны, тем не менее настроение как у нас, так и у германцев было довольно подавленное. Несомненно, что если русские решительно прервут переговоры, положение станет весьма трудным. Единственное спасение заключается в быстрых и решительных переговорах с украинской делегацией, которые мы и начали сейчас после обеда. Таким образом, существует надежда, что по крайней мере с ними в близком будущем будет достигнут результат. Вечером пришла телеграмма из Петербурга о предстоящем приезде русской делегации вместе с министром иностранных дел Троцким. Радость, проявленная при получении этого известия, показала, что - пишет Чернин, - до какой степени германцы были удручены возможностью неприбытия русских. Мы все сознаем, что теперь мы на пути к миру.

6 января. Сегодня происходили первые переговоры с украинской делегацией. Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они гораздо менее революционны, обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а исключительно об Украине, и все их усилия направлены к тому, чтобы стать как можно скорее самостоятельными. Им, по-видимому, самим еще не ясно, должна ли эта самостоятельность быть полной или она должна быть мыслима в рамках русского федеративного государства. Украинские делегаты, весьма интеллигентные, очевидно, желают использовать нас против большевиков. Их стремления заключаются в том, чтобы мы признали их самостоятельность, а после этого совершившегося факта они могли бы заставить большевиков признать их равноправными участниками мирной конференции. Наш же интерес состоит в том, чтобы либо заставить украинцев заключить мир с нами на желательных нам началах, либо же вбить клин между ними и представителями петербургского правительства. На их заявление относительно самостоятельности мы им поэтому ответили, что мы готовы ее признать, если украинцы, со своей стороны, примут следующие три пункта: 1) доведение переговоров до конца в Брест-Литовске, а не в Стокгольме; 2) признание старых государственных границ между Австро-Венгрией и Украиной и 3) невмешательство одного государства во внутренние дела другого. На это предложение пока мы ответа еще не имеем.

7 января. Утром приехала вся русская делегация во главе с Троцким. Они сейчас просили передать, что просят извинения и не будут больше обедать за общим столом. Вообще, их больше не видно, и, судя по всему, у них теперь другое настроение, чем раньше. Германский офицер, капитан барон Ламезам, сопровождавший русскую делегацию от Двинска, сообщает интересные подробности. Во-первых, он утверждает, что окопы перед Двинском совершенно опустели и что, за исключением некоторых постовых, вообще никаких русских там нет. Далее он говорит, что на многочисленных станциях делегацию встречали депутаты, которые все требовали мира. Троцкий им всегда отвечал чрезвычайно ловко и любезно, но его настроение постепенно становилось все более угнетенным. У барона Ламезама осталось впечатление, что русские в совершенно отчаянном настроении, так как у них только выбор - либо вернуться домой без мира, либо с очень дурным миром, а в том и другом случае они будут сметены. Кюльман сказал: "Ils n'ont que le choix a quelle sauce ils se feront manger". Я ему на это ответил: "Tout comme chez nous". Сейчас получилась телеграмма об антигерманских демонстрациях в Будапеште. В германском консульстве были выбиты стекла, что ясно указывает на то, каковым стало бы настроение, если бы из-за наших требований заключение мира не состоялось.

8 января. Заседание было опять отложено, т.к. украинцы все еще не готовы. Поздно вечером я совещался с Кюльманом и Гофманом, и мы вполне сошлись насчет тактики. Я им еще раз сказал, что я пойду с ними до последней крайней возможности и буду отстаивать их требования, но что в случае, если германцы окончательно разойдутся с русскими, я сохраняю за собой право свободных действий. Оба, по-видимому, понимают мою точку зрения, в особенности Кюльман, который и сам, если бы мог поступать по своему желанию, не допустил бы разрыва переговоров. В частности, мы пока сошлись на том, что мы ультимативно будем требовать продолжения переговоров в Брест-Литовске.

9 января. По принципу, что лучшая защита - нападение, мы решили упредить русского министра иностранных дел и сразу выступить с нашим ультиматумом. Троцкий приехал с большой речью, но наше нападение было так успешно, что он сейчас же просил отложить заседание, так как создавшееся новое положение требует новых решений. Перенесение нашей конференции в Стокгольм было бы для нас гибелью, так как там было бы совершенно невозможно не допустить туда большевиков всех стран, и там наступило бы то, чему мы с самого начала стараемся воспрепятствовать, а именно, что инициатива была бы вырвана из наших рук и перешла бы к этим элементам. Теперь надо ждать, что принесет завтрашний день. Это будет либо победа, либо окончательный разрыв. Троцкий - несомненно умный, интересный человек и очень опасный противник. Он обладает совершенно исключительным ораторским талантом, быстротой и ловкостью в репликах, какую я редко до сих пор видал, и всей наглостью, свойственной его расе.

10 января. Заседание только что состоялось. В большой, рассчитанной для всей Европы и в своем роде действительно красивой речи Троцкий нам вполне уступил. Он заявил, что принимает германско-австро-венгерский ультиматум и остается в Брест-Литовске, так как он не хочет оказать нам услуги и дать нам возможность обвинять Россию в продолжении войны. В связи с речью Троцкого была немедленно образована комиссия для рассмотрения территориальных вопросов. Я считал важным попасть в эту комиссию, желая сохранить постоянный надзор за ее столь важными занятиями. Это не особенно легко, так как речь идет в сущности только о Курляндии и Литве, следовательно, касается не нас, а Германии. Вечером у меня было опять продолжительное заседание с Кюльманом и Гофманом, в течение которого между германским генералом и статс-секретарем произошло довольно резкое столкновение. Упоенный успехом ультиматума, поставленного нами России, Гофман желает продолжать в том же духе и дать русским "основательно по шапке". Кюльман и я отстаивали противоположную точку зрения, требовали спокойного и делового обсуждения каждого отдельного пункта. Разрешение пунктов, вызывающих сомнение, должно, по-нашему, быть отсрочено. Когда вся эта работа будет совершена, все вопросы, оставшиеся неразрешенными, должны быть собраны вместе и по поводу этих вопросов должны быть испрошены телеграфные директивы от обоих императоров. Несомненно, что это лучший путь для того, чтобы предотвратить разрыв и ошибки. С украинцами новый конфликт. Они требуют признания их независимости и заявляют, что если мы этого не сделаем, они уедут.

[В.] Адлер [австрийский социал-демократ. - Ю.Ф.] рассказал мне в Вене, что библиотека Троцкого, которой он очень дорожит, находится в Вене, кажется, у какого-то г-на Бауэра. Я сказал Троцкому, что, если он хочет, я распоряжусь, чтобы она была ему послана. Вместе с этим я его просил о некоторых военнопленных, например, Л. К. И В., относительно которых говорят, что с ними плохо обращаются. Троцкий принял это к сведению, заявил, что он против дурного обращения с военнопленными, и обещал справиться. При этом он, однако, подчеркнул, что эта его любезность не находится ни в какой связи с его библиотекой и что он во всяком случае исполнил бы мою просьбу. Свою библиотеку он действительно хочет получить.