* * *

Пока мы с Покровским находились в госпитале, на разведку летал экипаж Моисеева. Но как-то, уходя в облаках от "мессеров", Моисеев потерял ориентировку и сел где-то между Доном и Северным Донцом. И на разведку послали Ермолаева. Это был его первый боевой вылет.

Экипаж Ермолаева состоял из штурмана эскадрильи Лашина и стрелка-радиста Хабарова. Лашин и Хабаров - опытные воздушные бойцы. За их плечами боевой опыт Сталинграда. Их боевые дела отмечены правительственными наградами. Капитан Лашин - чуткий, отзывчивый товарищ, грамотный штурман, уделяющий много внимания подготовке молодых летчиков и штурманов. Мы, однополчане, гордимся, что ныне Михаил Афанасьевич - гвардии генерал-майор авиации, начальник одного из штурманских военных училищ страны.

Хабаров так же опытен в своем деле, как и Лашин. Я был свидетелем того, как настойчиво обучал он подчиненных - стрелков-радистов - держать связь, как он щедро делился с ними боевым опытом. Пулеметы Хабарова всегда исправны, всегда готовы к действию. Недаром он первым в нашем полку "спустил" с неба на землю Ме-110.

Не имеющий боевого опыта Ермолаев понимает ответственность, которая на него легла: во что бы то ни стало выполнить боевое задание, сохранить жизнь замечательных людей и дорогостоящую машину. Знает он еще и то, что, несмотря на большой боевой опыт штурмана и стрелка-радиста, машину все-таки вести ему - Ермолаеву: Лашин и Хабаров за штурвал не сядут.

Взлет, Лашин дает курс к линии фронта. Ермолаев старательно выдерживает заданный режим в наборе высоты. Хочется "наскрести" побольше, но вот "пешка" уперлась в свой практический потолок - семь тысяч восемьсот метров. Машина стала вялой в управлении, инертной, с ограниченной маневренностью. Впереди линия фронта. Ее демаскирует река Миус и тянувшийся с юга на север противотанковый ров. В утренней туманной дымке они сливаются далеко на севере.

Решено выйти в Азовское море и заходом с юго-востока сфотографировать скопление кораблей вблизи Таганрога.

Хабаров передает по радио первый результат разведки. В их работе чувствуется слаженность.

Экипаж выполняет задание и ведет усиленное наблюдение за воздухом, ведь в любую минуту может появиться противник. Сфотографировав корабли, Лашин дал курс на Мариуполь. По заданию нужно сфотографировать порт, железнодорожную станцию и аэродром. Когда разведчик появился над этими объектами, ударили зенитки. Разрывы снарядов ложатся рядом с самолетом, но все идет благополучно. Теперь, как это с высоты кажется, и рукой подать до конечной точки маршрута - узловой станции Волноваха.

На подходе к ней также встречают и провожают огнем зенитки. Но и сейчас все обошлось нормально. Курсовая черта нижнего остекления кабины медленно плывет по земле и режет Волноваху надвое. Заработали фотоаппараты. Лашин вслух считает эшелоны. Их двадцать восемь. Закончено фотографирование.

- Хабаров, передай на КП: Волноваха, двадцать восемь составов на станции и два на подходе со стороны Мариуполя! - дает команду Лашин стрелку-радисту.

- Понял вас! - отвечает тот.

Ермолаев выполняет правый разворот для выхода на обратный курс. И вдруг - сильный удар! Самолет резке стало разворачивать вправо. Обратным действием рулей поворота и элеронов Юрий с трудом прекратил внезапный разворот машины. Правый мотор работает, но в его гуле слышен частый, резкий металлический стук. Что это? Обрыв шатуна? Приборы показывают норму, но чувствуется по всему, что с правым мотором что-то случилось. А тут еще Хабаров передает:

- Командир! На две тысячи ниже идут нашим курсом с набором высоты две пары "мессеров"!

- Взять курс в сторону солнца! - подал Ермолаеву команду Лашин и быстро перезарядил свой пулемет.

- Встречать "мессеров" огнем! - распорядился Ермолаев, выполняя команду Лашина.

Солнце стало союзником, прикрыло своими лучами самолет. Проходят напряженные минуты. Хабаров и Лашин у своих пулеметов; Ермолаев держит полный газ.

- Где истребители? Вы видите их? - спрашивает он у экипажа.

- Вижу! Уходят влево! Продолжай, командир, полет тем же курсом! отвечает Лашин.

Вскоре истребители исчезли. Теперь нужно позаботиться о правом моторе. Его металлический стук не дает покоя всему экипажу. Из мотора выбило много масла. Температура масла и воды повысилась настолько, что стрелки приборов зашли далеко за красную запретную черту, а манометр давления масла показывает нуль. Юрий понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть одно: выключить правый мотор. В противном случае его заклинит или он загорится.

- Даю мотору по лапкам! - говорит он с иронией.

Вдвоем с Лашиным они оценивают обстановку: до линии фронта более ста, до своего аэродрома около двухсот пятидесяти километров. Много! Дальнейший полет возможен только со снижением.

- Дотянуть до своей территории хватит высоты? - спрашивает Лашин у Ермолаева.

- Хватит. До своей территории хватит. А там посмотрим, - отвечает тот и смотрит на большую стрелку высотомера, которая ползет по кругу, показывая снижение.

- Чтобы не встретиться с "мессерами" вновь, выходи на Азовское море. Там спокойнее, - говорит Лашин.

- Понял.

Юрий держит наивыгоднейшую скорость полета на одном моторе. Уже потеряно две с половиной тысячи метров высоты, а пролетели немного. Все время он и Лашин контролируют работу "здорового" мотора по показаниям приборов. Юрий старается не перегреть его.

- Единственная надежда! - говорит он, глядя на левый мотор.

- Выдержит? Ведь ему работать на максимальном режиме еще час? - спросил штурман.

- Выдержит. Должен выдержать!

Юрий попробовал снизить режим, но высота!.. Она стала падать катастрофически быстро. Скрепя сердце Юрий снова дал сектор газа вперед до отказа.

- Друзья, как наши дела? - спрашивает Хабаров. - Я сижу в этой каталажке и вижу запачканные маслом мотор и шайбу.

- Нормально, Сережа, нормально. Тяну потихоньку... Тише едешь - дальше будешь, - отвечает Ермолаев, называя стрелка-радиста по имени, которое тот сам себе дал в память о погибшем товарище.

- От того места, куда едешь...

- Юра, как-то не по себе, когда одна "палка" остановлена.

- А ты бы хотел, чтобы и вторая остановилась?

- Да нет, не дай бог - внизу фашисты. Сегодня ты сдаешь экзамен на боевую зрелость. Знай это!

- Знаю. В полную силу стараюсь не опозорить авиацию и вас, сталинградцев. Надо хорошенько смотреть за воздухом!

- Смотрю! За это будь спокоен. Появятся "мессы" - спуску не дам. А ты, Ермолайчик, тяни потихоньку.

- Тяну!

- Михаил, сколько километров осталось до линии фронта? Это справа, за морем, Ейск?

- Мало осталось: тридцать километров, - занижает цифру Лашин. - Да, за морем Ейск. А точнее - за Таганрогским заливом. Спой нам, Хабаров, что-нибудь!

- Ты все шутишь?

- А почему бы мне не пошутить? Летчик у меня мировой, домой доставит знаю точно!

На высоте две тысячи шестьсот метров пройдена линия фронта. Над своей территорией стало как-то сразу веселее. Но показания приборов совсем никуда не годятся. Температура воздуха у земли высокая - начал сильно греться работающий мотор. Стрелки приборов температуры воды и масла наползают на красную, запретную черту. Того и гляди, откажет второй мотор. Ермолаев сбавил немного газ. Высота падает быстрее, но и аэродром все ближе и ближе. Плотность воздуха у земли высокая - для полета хорошо, но левый мотор так нагрелся, что стал совсем плохо тянуть. Лашин смотрит за показаниями приборов и через каждые две минуты говорит Ермолаеву расстояние до аэродрома Мечетный.

- Шесть километров осталось. Доверни вправо двадцать градусов, чтобы садиться с ходу! - говорит он.

- Хорошо. Доворачиваю. Шасси выпускать по моей команде!

- Понял.

Высота двести метров. С этой небольшой высоты видны на аэродроме капониры, самолеты, землянки. Видно посадочное "Т". Юрий, довернув вправо, старается сесть с ходу.