- Я ничего подобного не имел ввиду! - воскликнул Вадим изумленно.

Анжела пожала плечами:

- У вас и логика! Вы сами-то себя понимаете?

- Теперешний интеллигент, - сказал Илья, - это похахатывающий молодчик, презирающий свою родину. Он отдаст свои силы для России??? В Париже Андрея Синявского в шутку спросили: "Что вам было легче: шесть месяцев в советском лагере или первых шесть месяцев в Париже? - Шесть месяцев в лагере, ответил он, - потому что там я был все-таки в России".

На лицах появилось раздражение.

- Что, Вадим, много среди интеллигентов Синявских? - буркнул ему Илья.

- ...Среда такая, - ответил тот.

Шустер, обращаясь ко всем, сказал:

- Раньше Россия нас с грязью мешала, кто мы были перед ней? Вши ничтожные! - Он жестко посмотрел на противников: - Это все понимают!

- Вы предлагаете в ненависти объединиться? На этой основе мы можем создать политическую партию. Только зачем для этого было в Австралию уезжать?

В комнате повисла тишина.

- Ну ты даешь! - воскликнула Лена, с резкой неприязнью взглянув на мужа, и с досадой, смущением оглядела компанию: - Он слишком много дома сидит! У него характер начинает портиться!

- Вы чушь говорите! - подняла голос Анжела. - Если не прозябаешь, а многого добился - ты имеешь право судить. Мы не только сумели уехать, но сумели людьми сделаться!

"Зачем вам самоутверждаться нужно? Вы ведь в себе не уверены!" - хотел сказать Вадим, но вовремя прикусил губу. Помолчав, он спросил:

- А если мне всего достаточно, я добиваться ничего не хочу? - сказав это, он увидел, что вокруг острое раздражение перешло в негодование.

- Пользуясь вашими словами: "А зачем тогда было в Австралию приезжать?" - резко спросил Шустер.

- Мы, наверное, от разных причин с вами приехали... - ответил Вадим и неожиданно осознал, что все они от его слов почувствовали себя обманутыми. Здесь иногда себя называли, но никто не считал себя счастливым. Русские эмигранты говорят: "Мне здесь хорошо, а им там, в России, - плохо". Но, в действительности, они думают: "Мне здесь плохо, но так как им еще хуже, то мне здесь уже хорошо".

- Мы тут недавно, - начала Оля любимую присказку, и выговариванием прозвучали ее слова, - а понимаем: нам надо в это общество вписаться, стать такими, как австралийцы. А это тяжелая работа!

- Но если я ломать себя не хочу? - спросил Вадим, кажется, догадываясь.

Илья, с интересом слушавший разговор, вдруг весело крикнул:

- Ишь чего захотел! Заслужить надо. Природу свою еще не вывернул, а уже - в счастливые! Не по чину берешь!

Вадим рассмеялся. Анжела резко встала, сверкнув на Илью глазами, и отошла в сторону. Шустер скривился и принялся доедать что-то с тарелки. Почувствовалось общее смущение и разброд. Вадим тоже встал и прошел бесцельно несколько шагов туда и обратно. Вдруг он почувствовал, что тогда ему указали его место, когда он взялся защищать их прошлое. Он остановился, как вкопанный, от этой мысли и, оборачиваясь, услышал:

- Что мы там видели, в этой стране "хамов, варваров и воров", как сказал один интеллигентнейший литератор под дворянской кличкой.

Вадим подошел ближе и сказал всем:

- Вы видели то, что вам здесь никакими деньгами не заработать!

Начался гам. Кто-то кричал быстро и неразборчиво, упало несколько вилок, стукнула дверь за Анжелой, в негодовании вышедшей в другую комнату, потом - за Иркой, побежавшей ее успокаивать.

- У вас, Вадим, аура такая агрессивная! - возмущенно воскликнула Оля и пересела на другой стул.

- Да что там такого есть?! - выкрикнул Шустер.

- Ваша среда, - ответил Вадим.

Света закусила губу. Многие отвели глаза.

- Среда?! Это как Говорухин нам изобразил - среда?! - завопил Шустер не сдерживаясь. - Сыты, сыты по горло такой средой! Да не верю я ни на минуту, что вы по этой среде заскучали - вам правда глаза ест!

Вадим разволновался, дергая бороду:

- Господь с ним, с Говорухиным, с его ролью судии. Прежде всего этот фильм - о его собственной душе. Но неужели ничего хорошего не было?! К родному, близкому, к своей стране сострадания нет... доброты. Помните у Достоевского: "В вас нежности нет: одна правда, стало быть несправедливо".

- Нет нежности! Капитализм и... каждый за себя.

- Это хорошо сказано, - устало проговорил Вадим. - Все чужие друг другу. Но мы- то из другого замеса слеплены! Другая психология! Возьмите книги или кино. Сравните, какое кино делали в России...

- С человеческим лицом? - сунулся Шустер куражась.

- С человеческим лицом! - сказал, не моргнув глазом, Вадим.

Анжела, холодно щурясь на Вадима, с очевидной издевкой заговорила:

- Сейчас вы будете говорить, как бездарно здешнее кино. Еще - как умна русская литература и как выхолощена западная. Наверняка вспомните, что русские читали взахлеб, книжки шли нарасхват!

- Здесь тоже читают. Кулинария, скандалы среди богатых и детективы. Постоянно читающий человек - что-то вроде академика.

- Именно этого я от вас и ждала! Не забудьте упомянуть, как русские своей поэтической душой обожают стихи, а ведь на Западе поэзия никому не нужна. И, наконец, - продолжала Анжела, - балет! Шахматисты! Музыканты! Грандиозно, прекрасно, как все в этой стране!

- Что ж, давайте посмеемся над балетом, шахматами и ракетами! - Вадим протянул полный бокал Анжеле и поднес свой, чтобы чокнуться. Зазвенел хрусталь. - Давайте дружно, давайте хором, давайте все вместе издеваться над своей страной!

Света с любопытством смотрела на Вадима.

- "Патриотизм - последнее прибежище негодяев"! - радостно осклабившись, крикнул Шустер.

- Патриотизм - явление культуры, - сказал Вадим. - Помните, как у Розанова: "Для немца - великая Германия, для англичанина - гордая Британия, для француза - милая Франция и только для русского - проклятая Россия". Извините... Лена, я пройдусь, - он вышел за дверь и канул в темноте.

- Вадим что-то стал быстро меняться... - заметил Шустер. - Может ему КГБ платит.

Глава 5

Музыка, гам, чудная красота и сладость ночи развязывали языки и желания. Гости изчезали из-за стола и вскоре небольшими группками кружили по саду и дому, подливая вина, болтая и втягивая более трезвых в круговорот праздника.