Ему известно, говорил он, что коноводами являются они, а за их спиной скрывается нигилист Ноткин. Ему, исправнику, было бы легче легкого всех их скрутить в баранку, а не вести с ними разговоры. Но ему жалко молодых людей... Однако слишком испытывать его терпение он не советует. Здесь не Швейцария и не Екатеринослав, где можно устраивать забастовки. В его городе стачек никогда не было и, пока он здесь хозяин, не будет.

- Не потерплю! - вдруг зарычал он, побагровев.

Если у людей Кравеца есть справедливые претензии к хозяину - хотя он знает Фолю Кравеца и уверен, что он своих рабочих не обидит, - так пусть попросят по-хорошему. Сам исправник готов разрешить их спор "по совести".

Но забастовки, бунты - "не потерплю". Где угодно, только не в его городе! Что? Это от них не зависит? Хорошо, пусть пойдут домой и подумают: какой климат им больше по душе - местный или сибирский...

- Ступайте!

Околоточный Захаркин старался найти законный повод, чтоб хоть одного из Фолиных рабочих упрятать в тюрьму. Но придраться было не к чему: бастующие сидели каждый у себя дома и никого не тревожили. Только по вечерам они ходили в портновскую синагогу - не арестовать же их за это. Раввин со своей стороны тоже приложил все старания к тому, чтобы помирить людей Фоли с хозяином.

Однажды после вечерней молитвы он послал служку за Зимлом и Иойной и начал их увещевать: ну, что касается тех, так это ведь бесшабашные головы. И бога не боятся, и людей не стыдятся. . , Но они, Зимл и Иойна, уже, слава богу, не мальчики. Им, пожилым людям, отцам семейств, не пристало идти на поводу у босяков. Возможно, конечно, что их претензии к хозяину справедливы, хотя ему трудно себе представить, чтобы реб Рефоэл Кравец кого-нибудь обидел, - это в высшей степени порядочный человек, благотворитель, широкая натура... Допустим, что он в самом деле кого-нибудь случайно обидел - никто из нас не застрахован от греха. Но стачки - это не еврейское дело. Не тот путь... Есть, слава богу, раввин у евреев, есть судьи, дай им бог здоровья. В городе достаточно умных людей, светлых голов, людей с совестью. Благодарение богу, есть на кого положиться. Пусть рабочие Кравеца придут к нему вместе с их хозяином, и он, с божьей помощью, все решит наилучшим образом, и даже платы за это не потребует, хе-хе.

Евреи должны сговориться между собой как евреи: пойти к раввину, обратиться к посредникам. Но забастовки, - фу, с души воротит! Не еврейский это путь...

- Да я и сам знаю, - оправдывался Иойна. - Разве я стал бы бастовать? Ведь я теперь пропащий человек.

Фоля меня и на порог не пустит. Но что я мог сделать один? Они бы мне голову свернули, если бы я к ним не примкнул.

- Так уж и свернули бы, - не поверил раввин. - Оня, конечно, порядочные скандалисты, но голову свернуть - куда там. Все-таки евреи - не бог весть какие разбойники.

- Но ведь они бросились на меня с утюгом, шуточное ли дело? Пусть он скажет, - призвал Иойна в свидетели Зимла.

- А земная власть? Где начальство, полиция? - всэ не соглашался раввин. - Нашлась бы на босяков управа.

Благочестивый еврей должен жизнь отдать во имя бога; а к забастовкам не примыкать.

- Перестань плести вздор, Иойна! - вскипел Зимл. - Голову тебе хотели свернуть... Никто тебе не свернет голову, если ты сам ее не свернешь своими глупыми разговорами. Нашел кому жаловаться, все равно что хозяину...

А почему это, ребе, - обратился он к раввину, - если мы не хотим, чтобы наши дети опухали от голода, так мы лоботрясы и босяки? Пожалуйста, добейтесь у реб Рефоэла Кравеца, чтобы он из нас не выжимал все соки, чтобы иэ издевался над учениками, чтоб не плевал Иойне в лицо три раза на день, и мы вам скажем спасибо. Но вы этого не сделаете, ребе! Разве реб Рефоэл способен кого-нибудь обидеть? Упаси бог... Так что лучше не вмешивайтесь, ребе.

Мы с ним как-нибудь сами справимся.

Богатые хозяева, которые стояли рядом и прислушивались к разговору раввина с забастовщиками, пожимали плечами.

- Вот наглый портняжка!

- Если у себя, в собственной мастерской, хозяин уже не хозяин, так ведь это светопреставление.

- Сопливого мальчишку нельзя отхлестать! Видели такое?

- Наступил полный произвол, вот что!

Но не всем богачам города дело представлялось в таком мрачном свете. Некоторые, наоборот, уже заранее радовались провалу забастовки.

- Не беспокойтесь, Фоля Кравец найдет средство, как расправиться с босяками.

- Еще бы! Достаточно ему сказать одно слово исправнику, так им солоно придется!

Но Фоля не нашел средств, тут даже исправник оказался бессильным. Забастовка застала Фолю в самом разгаре предпраздничного сезона, к тому же он был связан контрактами на обмундирование пожарников и городовых всего уезда. Затаив в душе бешеную ненависть к Шлоймке и Зимлу, главным заводилам, с которыми он еще, бог даст, рассчитается, Фоля на десятый день забастовки согласился удовлетворить требования рабочих.

Конечно, он всех примет обратно. Работы хватит еще для десяти. Шутка ли, такая горячка! Платить понедельно согласен, но вот с десятичасовым рабочим днем Фоля никак не может согласиться. Когда нет работы пожалуйста, пусть уходят домой хоть в начале вечера, но если случается спешка, он ведь не может смотреть на часы. В субботние вечера не работать? Весь мир работает в субботу вечером.,.

Но если они настаивают - пусть будет так. Фоля не такой человек, чтобы упорствовать по мелочам. Что касается мальчишек, то в этом можно на него положиться. Они и сами знают, что Фоля не злодей какой-нибудь. Если ему и случалось ненароком задеть сопляка, то из-за этого поднимать шум не следует. Какому хозяину не приходится шлепнуть иногда ученика по заслугам. Пожалуйста, пусть Зимл скажет: мало ли оплеух и затрещин проглотили они в учении у Иоши? Но это неважно. Раз говорят, что теперь не то время, что ж, пусть будет так. С сегодняшнего дня, поверьте, он учеников и пальцем не тронет, он и смотреть на них не станет. Но это не научит их лучше работать, будьте уверены... Платить мальчикам начиная с третьего года?

В этом опять-таки можно на него положиться, он их не обидит. Фоля не такой человек, чтобы кого-либо обидеть.

Конец! Выпьем по рюмочке и сядем за работу.

Бастующие, однако, требовали записанный на бумаге и подписанный обеими сторонами договор. После целого дня пререканий Фоля согласился и с этим требованием.

Первая забастовка кончилась.

1939

НАЧАЛО ПУТИ

У БОЛЬШОГО САМОВАРА

Hа пожелтевшем титуле религиознофилософского трактата в кожаном переплете отец отмечал самые знаменательные даты семейной хроники; дни рождения на одной стороне листа, поминальные дни - на другой.

Историограф семьи писал гусиным пером, прославленной "раввинской" вязью, приличествовавшей эпическивитиеватому стилю семейной хроники. Первый и наиболее значительный эпизод моей жизни - мое пришествие на грешную землю был запечатлен (по-древнееврейски, конечно) в таком возвышенно-летописном стиле:

"И было в полночь в одиннадцать часов пятьдесят шесть минут, в канун тринадцатого дня десятого месяда, года от сотворения мира пять тысяч шестьсот первого, и родился у нас сын, и пусть имя ему будет наречено Залмал-Давид бен Хаим, и да взрастим мы его к святому учению, к венцу и к деяниям добрым, аминь!"

Судя по торжественному стилю, можно подумать, что родители еле дождались моего появления на свет божий.

В действительности я вовсе не был для них столь желанным гостем. Я, видите ли, числился девятым на радостной стороне титульного листа. Нетрудно догадаться, что вполне можно было обойтись и без меня.

Когда праздновали мое рождение, отец - мне это не раз доводилось слышать - был в приподнятом настроении, как и подобает виновнику торжества, мать особой радости не высказывала. Она знала: лишний ребенок в доме - лишняя забота.

Отец - человек просвещенный и знаток библии - скорее был украшением семьи, чем ее кормильцем. На жизнь больше зарабатывала мать. Она оказывала отцу почет, но и мы, и люди знали, что дом держится всецело на матери.