Вендров З (Вендровский Давид Ефимович)
Наша улица (сборник)
3. Вендров
(Давид Ефимович Вендровский)
НАША УЛИЦА
Старейший советский еврейский писатель 3. Вендров (Давид Ефимович Вендровский) начал свою литературную деятельность в 1900 году. Детство будущего писателя прошло в захолустном городке, где он видел нужду и бесправие еврейского населения "черты оседлости". Впоследствии писатель немало скитался по свету, исколесил вдоль и поперек Англию и Шотландию, побывал в Америке, испробовал много разных профессий. За 70 лет своей литературной деятельности 3. Вендров написал много рассказов, повестей, очерков, статей.
В книгу "Наша улица" вошла лишь часть его произведений, созданных в разные годы.
Многие рассказы писателя посвящены рабочим людям. Герои их бесхитростны, сердечны, честны, писатель рассказывает о них с теплым юмором и доброй улыбкой. Наряду с забитыми, сломленными нуждой людьми 3.Вендров показывает и ту часть еврейской ремесленной молодежи, в которой пробуждается классовое сознание, чувство солидарности, социальный протест.
Авторизированный перевод с еврейского языка.
СОДЕРЖАНИЕ
НАША УЛИЦА
Зорах и Буланый. Перевела Р.Рубина
Дожил... Перевела Р.Рубина
Сирота. Перевела Р.Рубина
Злати но горе. Перевела Р.Рубина
Крупный выигрыш. Перевела Е.Аксельрод
Человек с принципами. Перевела Р.Рубина
Первая забастовка. Перевела Р.Рубина
НАЧАЛО ПУТИ
Перевела Р.Рубина
У большого самовара
Вот беда - выздоровел!
Смерть матери
Таинственное исчезновение Павлика
Цезарь и Нерон
Кузнечная улица
Мои учителя
По дороге в страну чудес
ЮНЫЕ ГОДЫ
Перевела Р.Рубина
Клуб и кружок
Гретхен из Заречья
Фабрика на визитной карточке
На суконном острове
Герр Шульц портит мне карьеру
Швейцарский подданный
ПРАВОЖИТЕЛЬСТВО
Не по чину. Перевела Е.Аксельрод
Награда. Перевела Р.Рубина
Покинутая жена. Перевела Р.Рубина
Без пристанища. Перевела Р.Рубина
На чужом пиру. Перевела Р.Рубина
Ночная встреча. Перевела Р.Рубина
Спокойная квартира. Перевела Р.Рубина
Лакей. Перевела Р.Рубина
НА ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ
Перевела Т. Лурье-Грибова
На чужой земле
Угловой жилец
Карьера Гарри Уинстона
Р.Рубина. 3. Вендров
-= * Ж * =
НАША
УЛИЦА
ЗОРАХ И БУЛАНЫЙ
Налево от нашего дома стоит мельница Эли-Лейба, направо - типография Яброва.
Колесо на мельнице и колесо "американки" в типографии крутят два старца: на мельнице - Буланый, в типографии - Зорах.
Хромой - он припадал на левую переднюю ногу и на правую заднюю, полуслепой - один глаз закрывало бельмо, второй слезился, с тощей искривленной спиной, с колтуном вместо гривы, с куцым и редким хвостом, со шкурой цвета обгорелой соломы, со следами язв на шее, с бессильно отвисшей нижней губой, в выражении которой отразилась обездоленность многих поколений лошадей, честно служивших ломовикам, водовозам, возчикам песка, - таков был Буланый.
Высокий и костлявый, с лицом, заросшим серо-рыжей бородой, с глубоко сидящими старческими потухшими глазами, запрятанными за густыми, низко нависшими бровями, с резко выступающим левым бедром - следствие шрапнельной раны, - с шагом заезженной лошади, слабой на ноги, с неизгладимой печатью двадцати пяти лег казармы - таков портрет николаевского солдата Зораха или Зораха-Служивого, как его у нас прозвали.
Трудно сказать, кому выпала на долю более тяжелая старость - Зораху или Буланому.
Каждое утро мельник Эля-Лейб ставит Буланого на мельничное колесо, привязывает его к желобу с сеном, пускает колесо и говорит:
- Раз ты больше ни на что не годен, ступай па топчак!
И Буланый идет, идет и жует... Ходить надоедает ему скорее, чем жевать, у него появляется желание хоть на минутку остановиться и пожевать в свое удовольствие. Он делает шаг поближе к желобу - ".последний шаг", - думает он, намереваясь задержаться, но колесо уходит из-под его нсг... Хоть би на одни миг остановиться... Так нет же, веревка тянет за шею, и Буланый снова идет и идет... Дыхание у него спирает, ноги отказываются служить, голова кружится, но остановиться он не может...
Рот набит сухим пыльным сеном, и Буланый жует его без всякого удовольствия, половину просыпая на колесо.
А колесо ходит и ходит под его ногами...
Наверху, под самой крышей, есть запорошенное мучной пылью маленькое оконце. В оконце можно увидеть кусочек свинцового неба. Буланый смотрит своим единственным слезящимся глазом на это серое пятно, и ему представляется почтовый тракт, по которому он когда-то бегал с задранной головой, весело звеня колокольчиком и останавливаясь на станциях, где он так же весело жевал овес. Потом таскал подводу с тяжелым грузом. Тоже неплохо было: зеленые поля видел, иногда сочную травку пощипывал на ходу.
Даже в то время, когда он возил бочку с водой, ему лучше было, чем теперь: часто останавливался, отдыхал. Случалось даже, мальчишка угощал посоленным куском хлеба.
А здесь - ходи, ходи и ходи.
Буланого клонит ко сну. Нижняя губа отвисает еще ниже.
Хоть бы стоя вздремнуть. Одну минуту - не больше...
Глаза невольно закрываются, широко расставленные ноги стоят неподвижно, но веревка рвет жилы на шее... Он испуганно открывает глаза, три раза подряд чихает, пытается заржать, но получается у него хриплый кашель. Чтобы подбодрить себя, он встряхивается и снова идет, идет и идет...
Чуть свет Зорах-Служивый становится у колеса печатной машины и крутит его, крутит и крутит...
По утрам он словно деревянный: ни одним членом не может пошевелить. Дрожат руки и ноги, напоминает о себе старая рана в бедре, болит поясница. Зораху кажется, что, если он согреется, ему легче станет; он начинает вертеть колесо быстрей и сразу устает. Открытая волосатая грудь покрывается потом, вверх и вниз ходят ключицы. Как веревки, натягиваются жилы на обнаженных до локтя руках и на шее; деревянная гладкая и блестящая ручка колеса обжигает мозоли на руках, колени будто чужие. Глаза нестерпимо горят. Зорах начинает медленнее вертеть колесо, но хозяин его поторапливает:
- Крутите, Зорах, крутите!
А рядом стоит паренек в синей рубахе и быстро кладет белые листы на печатный станок, напевая и насвистывая что-то во время работы. Он не понимает, что такое усталость.
Зораху и на ум не приходит остановиться на минуту. Он крутит колесо, и крутит, и крутит... И кружится комната вокруг него, и машина, и паренек рядом с ней... Жар окутывает глаза, в висках стучит, в голове путается... Зорах бросает взгляд на поющего паренька и, как во сне, вспоминает: он тоже когда-то был молод... Еще моложе этого был, когда поймали его, босого сироту... Взяли в кантонисты...
Утопиться хотел... Высекли... Заставляли креститься...
Повеситься пытался - перерезали веревку... Кровь шла горлом... Маршировали солдаты... Блестели штыки на солнце... Напиться из грязной речушки начальство не разрешало... Солдаты кричали: "Ура-а-а!"... Плевну брали... Водкой тогда поили... Женился... Здоровая девка была Ципа... Что за деньги сорок копеек в день? Попробуйте прожить на них! Хорошо, детей нет, а может быть, дети что-нибудь и приносили бы в дом, облегчение было бы под старость... А как хочется спать... Ну-ка, живее, "форсированным маршем"... Зорах встряхивается, чтобы подбодрить себя, и снова крутит и крутит колесо...
Под вечер, когда Буланый шагает совсем осовелый, Эля снимает его с топчака и выпускает во двор.
Буланый падает как подкошенный, не в силах пошевелиться.
Как вокруг падали, собираются около него черно-серые вороны, спокойно роются тупыми клювами в его гриве, выискивают зернышко, приставшее к липким волосам облезлого хвоста; и вороватые воробышки нагло подпрыгивают на костлявом теле Буланого: тук-тук клювиками, авось удастся что-нибудь добыть, хотя бы крошку жирного навоза, чтоб и себя и малюток своих в гнезде потешить.