- Как же я буду переводить, если ты не даешь мне сказать, - Иван тоже сбился и сказал это по-русски, отчего Луи вскипел еще более:

- Говорить буду я, а вы будете молчать и слушать меня.

- Хорошо, я буду молчать, - послушно согласился Иван. - А кто же будет переводить?

- Я этих предателей убивал своими руками, - бушевал Луи, не давая Ивану слова молвить. - Молчи и слушай. Я знаю, что такое предатели и с чем их едят. Я с ними не любезничал, не целовался.

- Подожди же, - взмолился Иван на французском языке. - Я все забуду, что ты мне говоришь. А я хочу переводить хорошо.

Луи все-таки понял, что если он хочет что-то сказать мне, то должен давать слово Ивану и ждать своей очереди.

- Я коммунист, - горячился он. - Я уже тридцать лет коммунист. Тебя еще на свете не было, когда я стал коммунистом. Мы, бельгийские коммунисты, всегда стояли за народ. И мы, шахтеры, - ядро рабочего класса. Я сделал все, что мог. Мне сказали: ты уйдешь с шахты. И я пошел в Сопротивление. Боши сволочи. Я не считаю, что я спас Бельгию от бошей, но я боролся так, что лучше я не мог бороться. Мы боролись вместе с русскими. Тут были и такие борцы, которые получали от Англии деньги, парашютаж, оружие, но они ничего не делали, а сидели по домам. А мы сами добывали оружие для себя и этими же автоматами убивали бошей, - с каждой фразой разговор входил в более спокойное русло, вынужденные паузы, когда Иван переводил, а Луи слушал и собирался с мыслями, хочешь не хочешь, успокаивали его. Луи сцепил пальцы рук, положил руки на стол. Желваки на скулах нервно поигрывали.

- Я тебе скажу, - с болью продолжал он, - как мы с Борисом воевали. Нам сказали: нельзя бить бошей без приказа. Мы видели много бошей, но не убивали их, такой был приказ. Я не понимал, зачем такой приказ, но я солдат, мы делали присягу, а этот приказ пришел из Лондона. Боши разбили лагерь и поставили свою артиллерию против самолетов, но мы не могли их тронуть. Тогда Борис сказал: "Такой приказ могли дать только проклятые буржуи. Но если мы не имеем права нападать на бошей, пусть боши нападают на нас". И мы стали их дразнить. Они нападали на нас, и тогда мы их убивали, защищаться нам можно было. Мы не прятались по лесам, не получали денег из Лондона, мы воевали сердцем. Только в сорок третьем году мы получили разрешение драться, как мы хотим, а после освобождения у нас сразу отобрали оружие. Вот что мы получили за свою кровь.

- Иван, дорогой, спроси все-таки про нож. Я понимаю его чувства и сочувствую, но при чем тут нож? А у меня конкретный вопрос: почему он из-за этого ножа на меня накинулся? Должна же быть причина?

Луи сверкнул глазами, однако промолчал на этот раз. Похоже, он уже выкипел. Даже смилостивился, погладил меня по руке.

- Он говорит, что любит твою страну, и мы скоро сядем обедать, но ему больно знать, что он воевал напрасно. Он воевал за свободу, а ему ничего не дали. Все осталось так же, как было до войны. Вот почему у него болит сердце. Он говорит, что слушал в первый вечер, у Антуана, ваш разговор о предателях. И он хочет тебе сказать, что в ихней стране предатели ходят на свободе. Шарлотту отправили в немецкий лагерь Равенсбрюк, и он знает, кто на нее сделал донесение, когда Луи страдал в лесах. Этот человек живет в сорока километрах отсюда, в долине. И Луи ничего не может с ним сделать. Убивать его? Но Луи коммунист, его партия не разрешает ему убивать людей. Если бы он узнал об этом во время войны, он сам бы расправился с ним, но Шарлотта сказала ему, когда она вернулась домой, а тогда война кончилась. Он написал документ об этом предателе, отдал его властям, но они бросили его бумагу в корзину. И этот предатель сейчас процветает. Ты должен знать это и слушать его. А сейчас он хочет сделать тебе выговор за нож как старший товарищ и коммунист, который любит нашу революцию.

- Ну-ну, это интересно, - я подвинулся к Ивану. - Наконец-то добрались до дела.

- Ты не должен забывать, что находишься в капиталистических странах, здесь много плохих людей. По тому, что ты здесь делаешь, бельгийский народ будет судить о твоей стране. А ты себя неправильно ведешь. Зачем полез к этой девчонке? К какой девчонке ты полез? - озадаченно переспросил Иван.

Я улыбнулся. Ах, Луи, дорогой, чистый, искрометный и наивный Луи!

Луи увидел мою улыбку, повысил голос.

- Откуда ты знаешь, что это за девчонка? Может быть, она и красивая, в ихних капиталистических странах много красивых мадам, которые продают себя за деньги. Они делают стриптиз, и мужчина сразу падает в обморок. Но коммунист должен презирать таких красивых тварей. А ты ведешь себя как несоветский человек, ты полез к ней целоваться.

Вот когда мне стало весело. Так вот по какой причине ты вскипел, мой дорогой Луи. Спасибо тебе, что ты следишь за моей нравственностью. Я смеялся, а в глазах Тереза стояла.

- К кому ты полез целоваться? - вопрошал Иван. - Нашел себе бельгийскую невесту? Где вы ее нашли?

Я перестал смеяться. Не до смеха мне сделалось.

- Да объясни же ему наконец, что мне плевать на эту Терезу, - я понимал, что беспардонно вру, но продолжал. - Я же только про нож хотел узнать. Убежден, что у этих двух ножей один и тот же хозяин. И мы должны разгадать эту загадку. Нам надо ехать туда.

- Ты начитался американских детективов, - с угрозой заявил Луи. - Я не пущу тебя к этой девчонке. Ты мой гость, и я за тебя отвечаю.

- Я американских детективов не читаю, - отозвался я. - У нас своих детективов хватает.

- Где находится этот пансионат? - поинтересовался Иван. - Наш отряд как раз партизанил в тех местах за Ла-Рошем.

Я показал Ивану место на карте. Луи смотрел на меня подозрительно. Я тоже глянул на него: что, Луи, не удалось меня провести?

- Такой небольшой дом, - продолжал Иван с оживлением. - Два этажа и мансарда. А за домом скалы.

- Совершенно верно, - удивился я. - Откуда ты знаешь?

- В этом доме жил предатель, - невозмутимо заявил Иван. - Мы там реквизицию делали.

- Что я говорил? - воскликнул я. - Переведи-ка ему, пусть он послушает и успокоится. Посмотри на него...

- Он тебя любит, - возразил Иван, - он хочет сделать тебе хорошо.

Но я продолжал идти по следу.

- Как звали этого предателя, ты не помнишь, Иван? На пари: M и R принимаешь?