Встретил ее после войны. Студентка филологического. Говорит: "Никому не говори, что я была на фронте. Я и медали спрятала".

7 июля 1943 г. дивизия снова на Московском проспекте.

Начарт со штабом вдруг переехал в Пулково. Помню в главной башне телескопа сидит машинистка. Вокруг - двойные кирпичные стены, оббитые снарядами... Но через пару дней уезжаем, оставив на горе НП.

Письмо об измене жены получил в июле-августе. Писала ее мать: "У Нины нет сил написать... Она ждет ребенка". (Потом сразу мне это же написал Соколин.)

Порвал красноармейскую книжку. Попросил писаря выдать новую с новым словом - "холостой". Жене написал: "Ребенку нужен отец. Посылаю заявление о разводе. Используй, если заявление тебе понадобится".

У Варшавской дороги добывали торф. Стояли мы на отдыхе на Московском, против будущего "Парка Победы". Ребята ходили к "торфушкам".

В тот вечер я впервые пошел к другой женщине. Противно. Пахнет селедкой. Уходя, спросил в полутьме: "Я тут чужие сапоги не надену?"

В конце сентября 1943 г. даем линию под Пушкин вдоль Варшавской дороги. Живу в трубе под насыпью в километре - влево от пересечения ж/д с шоссе на Пулково (что у Аэропорта). Ходим полями и веткой далеко к Пушкину.

Потом штаб стоит в такой же насыпи, но у шоссе Ленинград-Пулково. Там теперь новый мост и мемориальная доска, со списком номеров дивизий, чьи штабы стояли на этом месте.

После взятия Севастополя немцы привезли под Ленинград тяжелые орудия. Из мортиры, калибром 420 мм, они стреляют ровно 6 снарядов в день. Зачем? Обычно - мимо. Раз в глину ушел неразорвавшийся снаряд, мерили дыру.

Но один снаряд попал в домик, что был под Пулковской горой у развилки шоссе на Пушкин. Там была сделана баня. Мывшиеся погибли. Сейчас на этом месте памятник Пушкину.

В нашей штабной батарее - взвод проводной связи, с отделением радистов, взвод разведки (наблюдатели для НП), связные от каждой из артчастей (свой артиллерийский полк, миндивизион, позже еще ИПТАП, обычно еще приданные артчасти резерва).

Линии на фонических телефонах УНАФ, дальние - все однопроводные. Коммутатор был сначала на 6 номеров. В 1943 г. я себе сконструировал коммутатор на 10 номеров, он позволял в спокойном состоянии разъединять абонентов коротких линий. На вызов от них зуммером загорались розоватые неоновые лампочки. По схеме один из наших, съездив на "Красную зарю", за хлеб этот коммутатор изготовил. Так с этим коммутатором и работал узел.

От штадива и начарта корпуса линии были двухпроводные, на индукторных вызовах (аппараты УНАИ).

Было ли в армии понуждение оружием?

В своих частях - не видел никогда. Существовали заградотряды и КПП (контрольно-пропускные пункты), исключавшие самовольные походы в город. На Московском проспекте КПП был под мостом железной дороги, пересекающей его у райсовета. Аналогичное - под мостом у Кировского завода. (Оба моста тогда не были однопролетными). И в городе - комендантские патрули проверяли командировки.

Но в фольклоре солдатских сплетен были, возможно сочиненные, но характерные для времени слухи. Вот их примеры.

1. Говорили, что в августовско-сентябрьское отступление военные, выходившие из боя поодиночке, отбившиеся от части, частично расстреливались заградотрядами как дезертиры.

2. В зиму начала 1942 года говорили, что один боец, дважды уходивший с поста боевого охранения греться в землянку и отказавшийся выйти на пост, был убит командиром взвода. Все сказали: "лейтенант прав", но лейтенанта откомандировали в другую часть.

3. Ходил слух, что в штабе 42 армии генерал, отдав пакет с очень срочным приказом связному, приказал бежать. Тот пошел подчеркнуто тихо. Генерал крикнул: "Бегом!", тот - демонстративно еще тише. Генерал его застрелил, пакет понес другой.

Но вот уже факт. Осень 1943 г. Поля за Авиационным институтом. Тяну связь. В поле - группа людей строем. Сажусь в стороне на катушку. Смотрю. Перед строем роты зачитывают приговор о расстреле дважды самострела. Запомнил фамилию: Курицин. Виновник тут же. Тощая шея. (Думаю, он был душевнобольным.) "Комендант, приведите приговор в исполнение". Тот командует: "Кругом!" Курицин неожиданно произносит: "Все равно, за родину, за Сталина!"... - и, помедлив, поворачивается. "На колени!" Тот опускается перед вырытой уже могилой, и в этот момент комендант стреляет из нагана ему в затылок... Проверяют смерть. Потом: "Кто останется зарыть?" Рота молчит. "Двум крайним остаться. Остальные напра-а-во! Шагом марш".

А я веду связь дальше.

В этот день я провел линию вдоль канавы, в которой перед отправкой на фронт прощался с женой.

Бой, описанный в письме от 16 октября 1943 г., был 15-го. Мы давали связь на "глиняную горку", отметка 66, что чуть правее Пулкова. Теперь на ней стоит локатор аэропорта.

С горы передовая - рядом, на ладони. Пехота, для атаки ее выделено немного. У них - группа землянок на поле аэродрома. Перед боем старый солдат зарывал в стенку землянки вещи - в наступление с дальним продвижением не верят.

Рота идет в атаку. Трудно. Проходов в минном поле мало. Плотный пулеметный огонь. Связной возвращается в чужой крови - в проходе минного поля трава перепачкана ранеными. Раненый казах сел молиться на поле. В него немцы кидают гранату. Один фриц смелый, выставил пулемет на бруствер, встречать атакующих. И все же часть людей ворвалась в их окопы...

У нас было три НП, главный, в два этажа, под несколькими накатами бревен и еще слоем рельс. Там были наблюдатели от 167 АП. Края бревен оббиты, как метлы, осколками. Второй этаж - в подполье для отдыха. Один еще НП наш, т.е. начальника артиллерии, третий (погибший) - приданной части или корпуса. На моем проводе эти три НП шли в обратном порядке.

Тогда казалось: "Зачем этот бессмысленный бой гладиаторов?" А в 1944 г. с этой горы уходил в обход Красного Села на Кипень корпус Симоняка. И тогда нам (стоявшим верстой левее), выдали карты со всеми огневыми точками немцев. По ним били в артподготовку 15 января 1944 г., а разведка всей системы немецкого маневра огнем на этом направлении была уточнена в том бою 15 октября 1943 г. Не зря и немцы повели тогда весь огонь на НП. Впервые я видел не точку уходящего из своего орудия снаряда, а точки артиллерийских снарядов, идущих из неба на тебя! Это было у меня единственным случаем за всю войну.

А начарт Павлов сидел далеко сзади в зданиях Аэропорта. Вероятно, там были приборы засечки немецких батарей.

На следующий день вдруг перестрелка - из немецких окопов вышла с боем часть наших бойцов, считавшихся погибшими.

В 1946 г. летом я возил туда мать. На совсем свежей могилке надпись: сапер такой-то, погибший при разминировании.

Вторым со мной тогда был Чикин. Сплавщик из-под Архангельска. Он удивлял меня тем, что у него совсем не мерзли руки. (А я-то считал, что мои не мерзнут.) "Я, - говорит, - всю жизнь с мокрым багром в руках".

Мне казалось - у него семья, а мне - что... поэтому под разрывы чинить линию я бегал сам. Меня завалило от разрыва стеной окопа. Разбило аппарат. Но я выкопался и линию восстановил.

Контрольная с друзьями была в поле аэродрома, под горой.

Позже смотали эту линию. Тишина. Синева. Ни выстрела. Идем втроем к городу, полем аэродрома. Вдруг мгновенная потребность лечь. Падаю. Сзади разрыв снаряда, и осколки проходят над головой. Встаю. Легли все трое, на недолет! Здорово стреляные.

Стоим в землянках левее Пулкова у свиносовхоза, на склоне к полям, идущим к городу - обеспечивали НП.

25 октября 1943 г., готовится уход дивизии на отдых. Нас двоих послали квартирьерами. Грязные, приходим полями в район Фарфоровской - Щемиловки по заданному адресу. Заходим в жакт. Поздняя ночь. Синяя электролампочка. "Где бы переночевать?" "Пойдите к тете Маше". Идем. Чистая квартира рабочей семьи. Хозяйка будит взрослую дочь, отсылает спать на кухню, а нас кладет в ее большую парадную постель. Сразу проваливаемся в сон.