Шалонский протянул руку, чтоб схватить со стола нож; но Туренин, удержав его, закричал:
- Бога ради, боярин, не губи нас обоих! Добрый человек! - продолжал он, обращаясь к Кирше...
- Тсс! ни слова! - перервал запорожец. - Где ключи от его темницы?
Кручина молча показал на стену.
- Хорошо, - сказал Кирша, сняв их со стены, - возьмите каждый по свече и показывайте куда идти...
Да боже вас сохрани сделать тревогу!.. Ребята! под руки их! ножи к горлу... вот так... ступай!
В соседнем покое к ним присоединилось пятеро других казаков; двое по рукам и ногам связанных слуг лежали на полу. Сойдя с лестницы, они пошли вслед за Шалонским к развалинам церкви. Когда они проходили мимо служб, то, несмотря на глубокую тишину, ими наблюдаемую, шум от их шагов пробудил нескольких слуг; в двух или грех местах народ зашевелился и растворились окна.
- Тимофей Федорович! - сказал Кирша, - если все эти рожи сей же час не спрячутся, то... - Он приставил дуло пистолета к его виску. - Слышишь ли, боярин?
Шалонский не отвечал ни слова; но Туренин закричал прерывающимся от страха голосом:
- Что вы глазеете, дурачье? иль хотите подсматривать за вашими боярами?.. Вот я вас, бездельники!..
Окна затворились, и снова настала совершенная тишина. Подойдя к развалинам, казаки вошли вслед за боярином Кручиною во внутренность разоренной церкви. В трапезе, против того места, где заметны еще были остатки каменного амвона, Шалонский показал на чугунную широкую плиту с толстым кольцом. Когда ее подняли, открылась узкая и крутая лестница, ведущая вниз.
- Тимофей Федорович, - сказал Кирша, - потрудись идти вперед; а ты, боярин, - продолжал он, обращаясь к Туренину, - ступай-ка подле меня; неравно у вас есть какая-нибудь тазейка, и если он от нас ускользнет, то хоть ваша милость не вывернется.
Сойдя cтупeнeй двадцать, они очутились в обширном подземелье; покрытые надписями чугунные доски и каменные плиты, с высеченными словами, доказывали, что это подземелье служило склепом, в котором хоронили некогда усопших иноков. В одном углублении окованная железом низкая дверь была заперта огромным висячим замком Кручина, не говоря ни слова, остановился подле нее; в одну минуту замок был отперт, дверь отворилась, и Алексей вместе с Киршею и двумя казаками вошеп, или, лучше сказать, пролез, с свечкою в руках сквозь узкое отверстие в небольшой чешрехугольный погреб. В нем прикованный толстой цепью к стене лежал на соломе несчастный Милославский. Услышав необычайный шум и увидя вошедших людей, он молча перекрестился и закрыл рукою глаза.
- Ахги! нас обманули! - вскричал Алексей, - это не он!
Звуки знакомого голоса пробудили от бесчувствия полумертвого Юрия; он открыл глаза, привстал и, протянув вперед руки, промолвил слабым голосом:
- Алексей, ты ли это?
- Боже мой!., это его голос! - вскричал верный служитель, бросившись к ногам своего господина. - Юрий Дмигрич! - продолжал он, всхлипывая, батюшка!., отец ты мой!.. Ах злодеи!., богоотступники!., что эго они сделали с гобою? господи боже мой! краше в гроб кладут!.. Варвары! кровопийцы!
Рыдания прерывали слова его; он покрывал поцетуями руки и ноги Юрия, который, казалось, не мог еще образумиться от этого нечаянного появления и не понимал сам, что с ним делалось.
- Добро, будет, Алексей! - сказал запорожец, - успеешь нарадоваться и нагореваться после; теперь нам не до того. Ребята! проворней сбивайте с него цепи...
иль нет... постой... в этой связке должны быть от них ключи.
Кирша не ошибся: ктючи нашлись, и через несколько минут, ведя под руки Юрия, который с трудом переступал, они вышли вон из погреба.
- Алексей, - сказал запорожец, - выведи поскорей своего господина на свежий воздух, а мы тотчас будем за вами. Ну, бояре, - продолжал он, милости просим на место Юрия Дмитрича; вам вдвоем скучно не будет; вы люди умные, чай, есть о чем поговорить. Эй, молодцы! пособите им войти в покой, в котором они угощали боярина Милославского.
Туренин хотел что-то сказать, но казаки, не слушая его, втолкнули их обоих в погреб, заперли дверь и когда выбрались опять в церковь, то принялись было за плиту; но Кирша, не приказав им закрывать отверстия, вышел на паперть. Казалось, чистый воздух укрепил несколько изнуренные силы Милославского. Они дошли без всякого препятствия до ворот, подле которых стояли на часах двое казаков и лежал убитый караульный; а на плотине, шагах в десяти от стены, дожидались с лошадьми остальные казаки и земский Алексей при помощи других посадил Юрия на лошадь, и вся толпа вслед за земским, который ехал впереди между двух казаков, переправясь в глубоком молчании через плотину, пустилась рысью вдоль просеки, ведущей к болоту.
IV
Проехав версты четыре на рысях, Кирша приказал своим казакам остановиться, чтоб дать отдохнуть Милославскому, который с трудом сидел на лошади, несмотря на то что с одной стороны поддерживал его Кирша, а с другой ехал подле самого стремя Алексей.
- Отдохни, боярин, - сказал запорожец, вынимая из сумы флягу с вином и кусок пирога, - да на-ка хлебни и закуси чем бог послал. Теперь надо будет тебе покрепче сидеть на коне: сейчас пойдет дорога болотом, и нам придется ехать поодиночке, так поддерживать тебя будет некому
Юрий, не отвечая ни слова, схватил с жадностью пирог и принялся есть.
- Ну, Юрий Дмитрич, - продолжал Кирша, - сладко же, видно, тебя кормили у боярина Кручины! Ах сердечный, смотри, как он за обе щеки убирает!., а пирог-то вовсе не на славу испечен.
- Душегубцы! - сказал Алексой, - чтоб им самим издохнуть голодной смертью!. Кушай, батюшка! кушай, мой родимый! Разбойники!
- На-ка, выпей винца, боярин, - прибавил Кирша. - Ах, господи боже мой! гляди-ка, насилу держит в руках флягу! эк они его доконали!
- Басурманы! антихристы! - вскричал Алексей. - Чтоб им самим весь век капли вина не пропустить в горло, проклятые!
Утолив несколько свой голод, Юрий сказал довольно твердым голосом.
- Спасибо, добрый Кирша; видно, мне на роду написано век оставаться твоим должником. Который раз спасаешь ты меня от смерти?..
- И, Юрий Дмитрич, охота тебе говорить! Слава тебе господи, что всякий раз удавалось; а как считать по разам, так твой один раз стоит всех моих. Не диво, что я тебе служу: за добро добром и платят, а ты из чего бился со мною часа полтора, когда нашел меня почти мертвого в степи и мог сам замерзнуть, желая помочь бог знает кому? Нет, боярин, я век с тобой не расплачусь.