- Я... Я пойду, бвана? - неуверенно пробормотал он.
- Да, - сказал я. - Да, сходи на разведку.
И Кванч выскочил из схрона с проворностью ящерицы. Было у аборигенов что-то общее с пресмыкающимися.
- Я умру... - утвердительно проговорила Тана. Глаза у нее заблестели, она всхлипнула.
- Да что ты заладила... - поморщился я, и в этот раз получилось более достоверно. - У тебя сильнейшее переутомление плюс нервный срыв. Пару дней отлежишься, и будет все в порядке. Кушать хочешь? Кванч свежих грибов нарвал.
- Нет. Не хочу, - проговорила она ровным голосом. Нотки плаксивости исчезли, но она мне не верила. - Подойди ко мне. Сядь рядом.
Я поднял с пола чурбак, перенес к гамаку, поставил, сел.
- Дай руку.
Она взяла мою ладонь левой рукой и крепко, насколько могла, сжала. Крепкого пожатия не получилось - ладонь у нее была горячая и слабая.
- Когда я буду умирать, - сказала она, глядя мне в глаза, - ты не отпускай мою руку. Держи. И я никуда не уйду...
Все мои силы были направлены на то, чтобы выдержать ее взгляд и не отвести глаза в сторону, и я ничего не смог ответить.
- Я тебя любила, - сказала она. - Любила больше жизни. Для меня ничего в этом мире, кроме тебя, не было. А ты меня никогда не любил...
- Ну что ты... - опять независимо от меня проговорили губы. - Я тебя тоже люблю. Все у нас будет хорошо.
Она первая отвела взгляд, поморщилась от боли, растирая правой ладонью низ живота.
- Что там у меня? Твердое... Вырвать бы его с корнями...
- Болит? - спросил я мертвым голосом. Она кивнула.
- Сейчас сделаю обезболивающее. Я аккуратно высвободил руку, встал и, подойдя к аптечке, начал перебирать препараты. "Чем я заслужил ее любовь?" - билась в замороженном сознании мысль. Не понимал я этого чувства и ответа не находил.
Приготовив коктейль из лошадиной дозы снотворного и обезболивающего, я ввел ей в руку, и Тана почти сразу уснула. А я принялся бездумно колесить по схрону, не находя себе места. Сам не знаю почему - никаких чувств в душе не было. Полная опустошенность.
Ночь, следующий день и следующую ночь я пребывал в каком-то сумеречном мироощущении. Спать не спал, но и бодрствовать не бодрствовал. Впал в пограничное состояние между сном и явью, передвигаясь и действуя, как сомнамбула. Настолько все перекосилось, что я не смог вести ежедневные записи и начал совершать нелогичные, парадоксальные поступки. Прекрасно понимая, что в условиях частотно-волновой блокады Аукваны мне не удастся связаться с челночным катером, я тем не менее активировал передатчик, вынес его из схрона, где нормальной работе мешала экранирующая сеть, и каждый час пытался выйти на связь. То, что передатчик могут засечь егеря, меня не волновало - я, как и Тана, видел единственный шанс спасения ее жизни в том, чтобы погрузить тело в криогенную камеру и доставить в ближайший медицинский центр. Шанс был мизерный, но он был - Кванч сообщил, что птенцы ногокрыла начали закукливаться, а это означало, что браконьерской охоте пришел конец и егеря не сегодня-завтра снимут частотно-волновую блокаду.
Несмотря на то, что действие снотворного закончилось, Тана в сознание не приходила. Странно, но боль не мучила ее, и она умирала тихо и спокойно. И только утром третьего дня я увидел, что боль возобновилась. Не открывая глаз, Тана зашевелилась в гамаке, лицо ее перекосилось, она закашлялась, и изо рта вытекла струйка крови.
Понимая, что это все, я сел рядом, взял ее ладонь в свою и тихонько сжал. Она не ответила, но задышала часто-часто, напрягаясь всем телом. Потом тело ослабло, и ритм дыхания начал успокаиваться. Кванч все утро метался между мной и передатчиком. Вначале он сообщал, что никто не отвечает, затем, видя, что мне не до него, перестал говорить, лишь раз в полчаса появлялся в схроне, с минуту виновато переминался с ноги на ногу и вновь уходил к передатчику.
Тана лежала навзничь, дышала тихо, как во сне, но все реже и реже. Ладонь ее становилась все холоднее, и чем больше она остывала, тем сильнее я сжимал ее, выполняя последнюю волю.
И в этот момент в схрон угрем проскользнул Кванч и закричал:
- Бвана, есть связь! Капитан вас вызывает! Я растерянно перевел взгляд с Таны на Кванча.
- Быстрее, бвана, он хочет с вами говорить!
Прекрасно понимая, что ничто уже не поможет, я осторожно отпустил руку Таны, встал с чурбака и направился к выходу.
Когда я надел наушники, мне показалось, что капитан челночной шлюпки тараторит на запредельной скорости.
- Забирайте нас, - сказал я, не предприняв ни малейшей попытки разобраться в его тарабарщине.
- Сейчас опасно! - снова затараторил, возражая, капитан. - Егеря все еще контролируют воздушное пространство над мангровыми островами!
- Забирайте, - бесцветно повторил я и отключил связь. Затем включил маячок с узконаправленным пеленгом для посадки катера и снова полез в схрон.
Отсутствовал я всего какую-то минуту, но именно в это время Тана умерла. Она лежала все в той же позе на спине, только голова чуть склонилась влево, и веки приоткрылись. Зрачки сузились, и теперь из-под век на меня смотрели половинки голубых глаз, а не черные дыры полных боли расширенных зрачков, которые взирали на меня позавчера. Она успокоилась... Навсегда.
Кванч сидел на чурбаке и смотрел на нее во все глаза. Быть может, он впервые видел мертвого человека. Я опустошенно опустился рядом на соседний чурбак и тоже стал смотреть на Тану. Ничего другого мне не оставалось до прибытия катера.
И тогда Тана начала говорить. Вопреки логике смерти, задвигались нижняя челюсть и губы, но слов не было слышно - она не дышала. Кванч повернул ко мне голову.
- Она жива?
- Тело уже умерло, - отстранение сказал я, - но сознание еще живет. Продолжается злокачественная перестройка клеточной структуры, и биотоки этого процесса поддерживают работу мозга.
- Страшно... - прошептал Кванч. Я ничего не сказал. Не было мне страшно, не было больно. Было безмерно тоскливо.
Губы Таны продолжали беззвучно двигаться - наверное, она нас слышала и хотела, чтобы я ей ответил. Но что я ей мог сказать? Что?!
Тана все говорила и говорила, и была в ее беззвучном монологе какая-то закономерность, будто она повторяла одну и ту же фразу, пытаясь донести ее до меня. Я не умею читать по губам, но, кажется, начал улавливать смысл.