Как все.
Не в этом ли величие и бессмертие комиссаров?
Всегда впереди и всегда со всеми.
* * *
...Уж-е светало, когда слово взял товарищ Свердлов.
- Товарищи, по предложению Владимира Ильича Петербургский комитет партии принял постановление о проведении решающей проверки сил революции.
...Весь день 22 октября прошел под знаком приближения развязки, смотра революционных сил, их готовности к восстанию.
Меня тоже включили в группу проверяющих. Сразу же после собрания в Смольном мы отправились в Измайловский полк. Собрали митинг. Выступали на нем Мехоношин и я. Полк проголосовал за выступление. Ни один представитель соглашательских партий не посмел выступить.
Двумя часами позже мы присутствовали на многотысячном митинге на Путиловском заводе. Выступали представители ЦК, ПК партии, райкома партии, завкома - Орджоникидзе, Косиор, Слуцкий и другие.
На призыв ораторов рабочие отвечали радостью:
- Наконец-то!
- Хоть сейчас выступим!
- Сами возьмем власть у буржуев!
Но вот на трибуне появился еще один неизвестный рабочим оратор. Хорошо одетый, с бородкой на выхоленном лице. Это был меньшевистский литератор Гарви. Он говорил о Парижской коммуне. Заливался соловьем, славя коммунаров. Его внимательно слушали, ведь тогда мало кто из рабочих знал о Парижской коммуне. Сумев заинтересовать, увлечь многотысячную аудиторию, оратор стал рисовать картину заката, кровавого разгрома коммуны. Затаив дыхание, не пряча слез, рабочие слушали рассказ о последних часах восставшего Парижа, о расстреле коммунаров. Тут Гарви сделал небольшую паузу и воскликнул: "И вас ждет такая участь, если вы пойдете за Лениным, за большевиками!"
Грозно, гневно загудел митинг. Только вмешательство заводских комитетчиков спасло Гарви от расправы возмущенных рабочих.
Так на Путиловском заводе закончился "День Петроградского Совета". Смотр революционных сил всюду прошел успешно. Рабочие, солдаты, матросы Питера, Кронштадта продемонстрировали полное доверие партии большевиков, проявили готовность по первому сигналу ВРК выступить на штурм капитала. К тому времени часть города фактически уже была занята рабочими.
22-23 октября в помещении Совета 1-го Городского района открылась тщательно подготовленная общегородская конференция представителей Красной гвардии Петрограда и его пригородов - Сестрорецка, Колпина, Шлиссельбурга, Обухова. Все доклады, выступления убеждали: Красная гвардия полна решимости и энтузиазма. "Вызываем двух бойцов, - говорил делегат-путиловец, - является пять. Если требуется десять добровольцев - поднимает руки весь отряд".
Конференция петроградских красногвардейцев приняла большевистскую резолюцию по текущему моменту и новый Устав.
Первый его пункт гласил: "Рабочая Красная гвардия есть организация вооруженных сил пролетариата для борьбы с контрреволюцией".
Петроградский Совет взял в свои руки как организацию, так и политическое руководство Красной гвардией. Все чувствовали: вот-вот грянет буря. Было спешно созвано совещание Главного штаба Красной гвардии с представителями районов.
Главный штаб постановил: держать Красную гвардию под ружьем, усилить разведку и патрульную службу.
Ночь третья - с отступлениями
Снова Кравченко. Планы контрреволюции. Лицом к лицу. Началось. Штаб революции. Во вражеском стане. Охраняем Смольный. Джон Рид и система пропусков. Настольная книга о Великом Октябре. Выговор за порчу здания. Под честное слово. Звонок из 17-го года (Красногвардеец Иоганн Шмидт).
Поздно вечером 23 октября Военно-революционный комитет созвал совещание полковых комитетов гарнизона - последнее перед началом восстания. Пришли сюда и делегаты II съезда Советов, только что прибывшие с фронта. В коридоре встретил унтер-офицера Кравченко: он приехал на съезд представителем от Северо-Западного фронта.
- С кем же ты, унтер, - спросил я его, - по-прежнему против Ленина или чуток поумнел?
- Слыхал пословицу? "Кто старое помянет - тому глаз вон". Я теперь, браток, зрячий. На меньшевистско-эсеровской мякине не проведешь.
Смотрю: на его груди вместо четырех крестов и четырех медалей всего один крест и медаль первой степени.
- Остальные, - объяснил он, смущенно улыбаясь, - я еще в июне отослал в Петроград товарищу Ленину.
Одним словом, хороший получился у нас разговор. В партию большевиков Кравченко еще не вступил, но, как я понял, был близок к этому.
Больше шести часов один за другим докладывали представители полков о настроениях солдат в тыловых частях и на фронте.
Представители гвардии Петроградского полка и гвардии резервного Московского полка заявили, что момент для захвата власти Советами назрел, все готово к восстанию. Член полкового комитета измайловец Фирсов настроение солдат выразил коротко и ясно, в трех словах: "Вся власть Советам!" Выступил и Кравченко. Говорил не совсем складно, даже грубовато, но каждое слово попадало в цель:
- Мы гнием в окопах, подыхаем от газов и пуль. Терпение наше на исходе. Артиллерийская бригада, пославшая меня на съезд Советов, против войны, против Временного правительства, требует передачи всей власти Советам.
Один за другим подымались на трибуну делегаты, чтобы заявить собранию: солдаты представляемых ими частей отдают себя полностью в распоряжение Военно-революционного комитета Петросовета.
В три часа ночи члены ВРК собрались на экстренное совещание. Намечались конкретные задания частям, отрядам на случай выступления. От всех полков было оставлено по два представителя для связи.
А что происходило в эти часы во вражеском стане?
Тревога и растерянность росли с каждым часом. Сообщались слухи один мрачнее другого. Из Мариинского дворца звонили в Зимний, информируя о неустойчивом настроении во фракциях эсеров и меньшевиков. Из Смольного приезжали участники гарнизонного совещания и заседаний Петроградского Совета. Вести неутешительные: части гарнизона приводятся большевиками в боевую готовность. Выступления можно ожидать с минуты на минуту.
Керенский вызвал к себе вновь назначенного управляющего военным ведомством генерала Маниковского и командующего Северным фронтом генерала Черемисова. На совещании речь шла "Об устранении новой попытки Петроградского Совета нарушить дисциплину и внести расстройство в жизнь гарнизона".
23 октября в 17 часов в кабинете у Керенского состоялось секретное заседание высших чинов штаба округа. Генерал Багратуни, начальник штаба, подробно доложил о мерах, принятых против большевиков.
О выступлениях Троцкого, предлагавшего отсрочить восстание до съезда Советов, то есть до 25 октября, враги знали. Раз, полагали они, Троцкий называет эту дату, значит, большевики, видимо, связывают с ней какие-то планы.
Враги революции решили опередить большевиков, начать свое наступление на день-два раньше. Наметили дату выступления: 24 октября. План был принят.
Министры одобрили все меры, принятые Керенским, но при этом рекомендовали заручиться поддержкой предпарламента - государственного Совета. Опираясь на эту поддержку, рассчитывали они, Временное правительство сможет во всей полноте проводить репрессии против большевиков.
Ночью Керенский предупредил штаб округа, что план выступления против большевиков правительством утвержден.
Наступил самый решающий день в революции - 24 октября. Лицом к лицу встали две силы, готовые к боевым действиям, - силы революции, возглавляемые Лениным, партией большевиков, и силы контрреволюции, во главе которых стояло доживающее свои последние часы буржуазное правительство.
Ни один из работников ЦК, ПК, райкомов партии, Петросовета, Военно-революционного комитета и глаз не сомкнул в эту ночь. Только прибыли с совещания в Смольном представители частей гарнизона, как на улицах Петрограда появились патрули, а затем и целые подразделения из юнкерских училищ и офицерских школ. Все начиналось как в июльские дни. Юнкерские караулы заняли важнейшие пункты города. Рано утром был совершен налет на типографию, где печатались большевистские газеты "Рабочий путь" ("Правда") и "Солдат" ("Солдатская правда"). Враги революции рассчитывали лишить партию ее сильнейшего оружия в борьбе. Был отдан приказ о захвате Смольного, о разводе мостов через Неву. Командующий военным округом распорядился арестовать и предать суду всех комиссаров ВРК, назначенных в воинские части и на корабли.