Из Ричарда он моментально превратился в мистера Уайтинга. Зося спросила:
-- Мистер Уайтинг, вы выиграли по лотерейному билету?
-- Угадали, милая Зося.
-- Сколько?
-- Пять тысяч долларов! Все ахнули.
-- Пять тысяч! Какое счастье! -- Зося и Бетти маняще улыбались.
-- Теперь вы на нас и смотреть не будете,-- пролепетала Бетти.
-- О нет, напротив. Я приглашаю вас всех сегодня вечером в ресторан "Большие устрицы".
-- Прямо как в сказке,-- шептала Зося.
-- О-ля-ля! -- воскликнула Бетти.
Мужчины -- Джек Вурворт и Джо Паркер -- искренне поздравляли Ричарда и жали ему руки.
Попав в один из фешенебельных ресторанов, вся компания в течение первых минут была несколько растеряна и чувствовала себя стесненно: мягкий свет неоновых ламп, льющийся из замаскированных ниш, удобные кресла, хрусталь, приглушенные звуки оркестра и угодливость официантов заставляли каждого из ресторанных новичков сдерживать свои движения и громкий смех. Но после первых бокалов вина, после омаров и устриц огромный зал с облепленным ракушками потолком вдруг показался всем давно знакомым и обычным. Бетти начала тихо подпевать в такт оркестру, а Зося задорно смеялась над остротами Паркера.
Но непринужденнее всех чувствовал себя виновник торжества Ричард Уайтинг. Легким кивком головы он подзывал официантов, заказывал самые разнообразные блюда и вина. Пил умеренно и думал, что доллары, несомненно, доставляют счастье и радость тем, кто их имеет. И все же это, вероятно, не та радость и не то счастье, которое приносит литературная слава!
Вся компания вернулась домой под утро на двух такси и разбрелась по комнатам. После роскошного ресторанного зала маленькая комнатка с обшарпанными обоями показалась Ричарду лачугой, и он подумал, что завтра же надо переменить свою убогую каморку на комфортабельную квартиру.
Время быстро уходило в бесконечность. Каждый месяц Уайтинг сдавал Фрому свои рассказы, получая взамен чеки. Переехал на новую квартиру. Откуда-то вдруг появилась масса друзей. С утра до вечера беспрерывно звонил телефон, сыпались приглашения в гости, на вечера, на премьеры. Положительно не хватало времени. Еле - еле выкраивал в день два - три свободных часа, чтобы к сроку написать нужную тысячу слов. А когда под последней строкой ставилась точка, Ричард сам звонил кому-либоиз своих новых друзей и отправлялся в ресторан, где учтивый официант сервировал его постоянный столик,
Плотно позавтракав и выпив изрядное количество вина, Уайтинг ехал на бега или в варьете, где выступала нравящаяся ему испанская танцовщица.
Возвращаясь домой поздно ночью, Ричард иногда пытался припомнить, как был проведен сегодняшний день, но все события путались в его затуманенном мозгу, и он засыпал тяжелым, пьяным сном.
Проснувшись утром с головной болью, Уайтинг выпивал рюмку виски и, усевшись за стол, писал положенные ему на день полтораста слов.
Буквы укладывались в неровные, неряшливые строчки, но Ричард, не задерживаясь над образами, метафорами и сравнениями, строчил фразу за фразой, отлично зная, что как бы ни написал он свой новый рассказ, его все равно безоговорочно примут.
По воскресеньям Уайтинг, не подходя к письменному столу и не прикасаясь к рюмке, отправлялся с утра пешком по Бродвею, Манхэттену на Уолл-стрит. По дороге заглядывал в зеркальные витрины книжных и букинистических магазинов, рассматривая новинки и старинные издания в кожаных тисненых переплетах.
Однажды в окне одного из таких магазинов Ричард увидел яркий плакат:
"Поступил в продажу первый сборник рассказов Говарда Фрома. Готовится к печати повесть "Игра без джокера". Эти слова резанули по сердцу. Уайтинг зашел в магазин.
-- Дайте, пожалуйста, мне сборник...
-- Какой именно? -- засуетился продавец. Ричарду хотелось крикнуть: "Моих рассказов! Сборник рассказов Ричарда Уайтинга!.." Но вместо этого он произнес ненавистное ему имя Говарда Фрома.
-- На ваше счастье, остался еще один экземпляр. Последний.
-- Хорошо идет книга?
-- Отбоя нет, -- ответил продавец. -- Я пятнадцать лет работаю в магазине и не помню такого спроса. Талантливый писатель, что и говорить. Во всех журналах самые лучшие отзывы. На днях выйдет второе издание. Разрешите завернуть?
-- Нет, я так возьму,-- сказал Ричард, взглянул на обложку и спрятал книгу в карман. Выйдя из магазина, он подошел к киоску. Купил все вышедшие в этом месяце журналы и поехал домой. Попросив горничную никого не принимать, заперся в кабинете, выключил телефон и сел читать. Критика тщательно разбирала каждый рассказ. По адресу автора высказывались десятки комплиментов. В толстом ежемесячнике был помещен портрет Фрома во всю страницу. Тупо заныло в груди... "Вот она, справедливость! Когда я, голодный, обтрепанный, приносил и рассылал эти же рассказы в редакции, мне возвращали рукописи, зачастую даже не читая, а теперь те же рецензенты пишут о тех же моих произведениях хвалебные статьи... "
В хорошо оформленном сборнике были напечатаны рассказы, любимые его рассказы! Те самые, над которыми Ричард работал по ночам в течение двух долгих, полуголодных лет. Лишь некоторые заглавия и имена героев были заменены незнакомыми, а сюжетные линии остались неприкосновенными. "А что, если,-- вдруг подумал Уайтинг,-- взять да и написать рассказ на эту тему? На тему о плагиате". И тут же с лихорадочной поспешностью схватил со стола ручку и четко вывел заголовок "Афера". Строка бежала за строкой, вбирая в себя всю горечь, всю накопившуюся обиду и боль Ричарда.
"Вот тебе в счет тысячи слов, в счет наших взаимных расчетов... Полюбуйся, прохвост, на свой портрет".
Ознакомившись с "Аферой", Говард Фром спокойно сказал Уайтингу:
-- Я вижу, мой успех вас расстраивает. Совершенно напрасно. Поверьте, вы бы не имели его. Этот успех стоит мне очень дорого -- сотни долларов. Вы не могли бы платить за эти статьи такие большие гонорары, значит, вам не о чем жалеть. Вот получайте за рукопись. А это отдельно, за добросовестное отношение, -- он протянул два чека. -- Хотите, поедемте со мной в ресторан, в ваш любимый ресторан, на Семнадцатую авеню,завтракать? Не удивляйтесь моей осведомленности. Теперь я всю жизнь обязан интересоваться вами. И не надо сердиться. Это чувство раздражает печень и кладет на лицо преждевременные морщины.
Во время завтрака к их столику у окна все время подходили изысканно одетые люди, почтительно кланялись и одними и теми же словами начинали разговор с Говардом Фромом:
-- Мистер Фром, надеюсь, следующий сборник вы дадите выпустить нам. Он не должен попасть в другое издательство...
-- Я предлагаю вам гонорар в два раза больший, чем заплатит "Нью рипаблик" или "Атлантик". Вся страна ждет от вас великих произведений... А это ваш племянник? Нет? Похож. Есть какое-то отдаленное сходство.
Журналисты тут же интервьюировали Фрома, интересуясь его взглядами на искусство, расспрашивали о предполагаемом выходе в свет нового журнала, о прибылях и убытках известных издательств.
Ричард встал и сухо сказал:
-- До свидания!
Фром, пожимая ему руку, тихо произнес:
-- Не надо горячиться, Уайтинг. Самое главное в жизни -- спокойствие и бизнес, бизнес и спокойствие. Это мой девиз.
-- Вы можете не тревожиться, мистер Фром. Слово свое я сдержу, что бы ни случилось.
Ричард крепился и старался быть внутренне и внешне спокойным. Больше всего его злило то, что Говарда Фрома сравнивали в печати с Киплингом и Голсуорси -- с такими, в сущности, совершенно разными по силе, стилю и языку писателями. В газетах все чаще и чаще появлялись статьи о Фроме. Он стал популярным, модным беллетристом. Чтобы как-то забыться, Ричард стал проводить ночи в кабаках.
Днем он старался не ходить по тем улицам, где были расположены книжные магазины, чтобы не видеть в окнах кричащих плакатов с ненавистным ему именем. А с друзьями даже избегал разговоров о литературе.
Но почему-то собеседники обязательно спрашивали: