Несмотря на тяжелые мысли о своей судьбе, судьбе изгнанника, в Байроне оживает присущий ему интерес к жизни чужой страны. В Швейцарии он старается запечатлеть в письмах, в дневнике все, что он видит; исторические места, природу, людей, их облик и быт. Все это затем получило отражение в "Шильонском узнике", третьей песни "Чайльд-Гарольда" и "Манфреде".
Значительным событием в жизни поэта стала встреча в Швейцарии с Шелли. Эта встреча положила начало их дружбе. Поэты оказывали друг на друга взаимное влияние. Именно Шелли благодаря своим глубоким познаниям в философии, атеистическим взглядам помог Байрону обобщить и углубить свои философские знания. Поэтов объединяли общие позиции в осуждении реакционных политических режимов, в обличении коррупции, лицемерных нравов, господствующих в высших слоях общества. Они защищали идеи свободы и справедливости. Но Байрону были чужды социально-утопические взгляды Шелли.
Трагический разлад Байрона с действительностью отразился в его небольших поэмах "Сон" и "Тьма", написанных в Швейцарии. Особенно пессимистична "Тьма": люди, уничтожив друг друга, обрекли землю на тьму. Фантастическая символика служит в поэме для усиления мотивов скорби и тревожных мыслей о судьбе человечества. Стремясь преодолеть эти настроения, Байрон в это же время создает "Прометея", обращаясь к образу Титана, который, чтобы развеять мрак в сознании людей, принести им свет разума, вступает в единоборство с Зевсом-Громовержцем.
Значительным произведением, написанным и завершенным в Швейцарии, является поэма "Шильонский узник". Она написана под впечатлением посещения Шильонского замка, в котором в XVI веке был заточен борец за независимость Швейцарии - Франсуа Бонивар. Брошенный в подземелье вместе с двумя братьями, он старается не дать им "упасть душой". Но вот умирает один из них, потом другой. Бонивар все больше и больше примиряется со своей неволей, и, когда приходит освобождение, он чувствует, что уже привык к тюрьме. Поэма написана "молниеносною кистию" титанического поэта Англии" {В. Г. Белинский. ПСС, т. 7, с, 209, 28} и дышит ненавистью к тем, кому удалось сломить мужество даже такого избранника народа, как свободолюбивый Бонивар.
Швейцарский период в жизни Байрона был недолгим - с мая по октябрь 1816 года, - но за это время, закончив ряд произведений, Байрон приступил к созданию драматической поэмы "Манфред" и написал третью песнь "Чайльд-Гарольда".
Произведение, в котором наиболее полно передано трагическое мироощущение Байрона, получившее название "мировой скорби", - это "Манфред". Личность мятежная и одинокая, Манфред ищет ответа на вечный вопрос - в чем смысл бытия. Но не найдя его, приходит к отрицанию жизни. В стремлении проникнуть в тайны стихий, от которых зависит жизнь на земле, Манфред вызывает духов гор, ветров, земли, морей, воздуха, тьмы и духа своей судьбы и просит их дать ему забвение от терзающих его мыслей. Поэт ставит своего героя в двойственное положение; он может и повелевать этими духами, то есть стихиями, но он и зависит от них. В этом противоречии Байрон угадывает диалектическое единство Человека и Природы.
Манфреду в поэме противопоставлен простой и добрый человек - охотник за сернами, который считает жизнь и труд благом. Для Байрона охотник со своим бесхитростным отношением к жизни - это определенная ступень познания мира: ведь стоит ему, как Манфреду, углубиться в загадки природы, как полученные знания будут приносить мучения от сознания, что человек не может изменить миропорядок. Однако человек все равно будет развивать свой разум, это сущность его.
Возникшее противоречие Манфреда Байрон не в силах разрешить, оно становится основой его "мировой скорби".
Центральное место в поэме занимает сцена в чертоге Аримана. Ариман олицетворение Зла в древней восточной мифологии - изображен идолом, пред которым склоняются исполнители его злой воли. Среди них выделяется богиня возмездия Немезида. Перечисляя свои дела, Немезида говорит о тех событиях, которые имели место в Европе после поражения Наполеона. Это - восстановление павших престолов, внушение людям злобы, превращение "в безумцев мудрых, глупых в мудрецов // В оракулов, чтоб люди преклонялись //Пред властью их" и не толковали о свободе - "плоде, для всех запретном".
Немезида усиливает разочарование Манфреда: все благородные усилия людей оказываются тщетными, торжествует зло и несправедливость. Только любовь способна примирить с жизнью. Но загадочная смерть возлюбленной, в чем Манфред винит себя, принесла опустошение его душе, довела его отчаяние и пессимизм до безнадежности. Он просит Аримана вызвать призрак Астарты. Появление призрака возрождает в Манфреде земное чувство любви, создает иллюзию радости жизни. Однако это длится лишь мгновение.
Хотя Манфред и измучен сомнениями, не верит в будущее и ищет забвения, он до самой своей смерти остается гордым и сильным человеком: он не соглашается подчиниться Духам стихий, заявляя им, что он их вызвал к себе, значит, они ему подвластны, а не он им; он не склоняется перед Ариманом; отвергает смирение перед богом, подвергая сомнению существование высшей неземной силы, карающей человека. Он утверждает, что сам человек ответствен за все свои поступки. Предчувствуя приближение смерти, Манфред сожалеет лишь о том, что расстается с солнцем, с природой. В бунтарстве Манфреда Байрон показал крах просветительских иллюзий и неверие в революционность буржуазии: герой его "хотел усвоить ум других людей и просветить народы", но, "всюду натыкаясь на разрушенье", кончил тем, что погасил в себе искру Прометея. Таким образом, в своем произведении Байрон романтически отразил настроения и чувства части молодого поколения начала века в период торжества реакции и кризиса мысли.
"Манфред" вызвал широкий резонанс во всем мире. Английская критика усмотрела прямую связь произведения Байрона с "Фаустом" Марло, а Гете в своей статье о "Манфреде" писал, что Байрон извлек из его "Фауста" "особенную пищу": "Он использовал мотивы моей трагедии, отвечающие его целям, своеобычно преобразив каждый из них; и именно поэтому я не могу достаточно надивиться его таланту" {И.-В. Гете. Собр. соч. в 10-ти томах, М., "Художественная литература", 1980, т. X, с. 329.}.