— Какими деньгами? — он взглянул на меня поверх спущенных на нос очков.
— Заработанными. Мне за квартиру платить нечем, в школу денег надо немерено сдать, и еще кушать хочется. Почему мне вместо денег только дел добавляют?
— О-хо-хо! — Шеф снял очки и стал смотреть поверх моей головы в окно. — Что я могу сказать, Мария Сергеевна? Надо экономнее вести хозяйство, оставлять какую-то сумму на экстренный случай…
Он грустно улыбался.
— Да мне зарплаты на хватает даже до своевременной выдачи, а вы говорите — оставлять на экстренный случай! Я в прошлом году заплатила шесть тысяч подоходного налога. А ведь, по логике вещей, что такое подоходный налог? Это налог с дохода. А что такое доход? Это то, что остается после расходов. Вот если из моей зарплаты вычесть среднюю стоимость потребительской корзины, а также стоимость оплаты жилья и коммунальных услуг, и прочие неотложные выплаты, так я еще и в минусе окажусь. Ну и где мои доходы, с которых дерут подоходный?
— Мария Сергеевна, вам надо отвлечься от мрачных мыслей, займитесь быстренько взрывом.
— Ну уж нет, я им займусь не быстренько, а с чувством, с толком, с расстановкой! С кайфом! Мне уже нечего терять, кроме своих цепей! Давайте дело!
— Ну хотите, я вам денег одолжу?
Шеф снова нацепил очки и разглядывал меня сквозь них отеческим взглядом.
Судя по всему, он к моему бурчанию относился как к шуму мотора холодильника: работает, раз шумит.
— Не хочу.
Я схватила дело со стола, повернулась и вышла в приемную.
— Борис Владимирович, — говорила я спустя пять минут в трубку подполковнику Бурачкову, — выручите в очередной раз? Пришлите мне дворничиху из бисягинского дома, пожалуйста. И вы мне списки жильцов обещали. Сегодня к трем?
И дворничиха будет? Спасибо вам большое, как говорят классики, размеры моей благодарности не будут иметь границ в пределах разумного. Да, Борис Владимирович, и поквартирный обход. Не только в бисягинском доме, мне еще нужен обход трехэтажного дома, где следы на чердаке. Уже сделали? Фантастика!
Пожелав мысленно всяческих благ исполнительному Бурачкову, который еще ни разу на мои просьбы не ответил чем-нибудь вроде «это невозможно», «нет людей», «только через неделю», «а что, сама не можешь?», я раскрыла дело на схеме к месту происшествия и стала для себя решать вопрос, который на месте происшествия не пришел мне голову: если Бисягин жил на втором этаже и, как рассказали операм убойного отдела его вдова и домработница, был спортивным человеком, внимательно относился к своему здоровью, а главное, — всегда поднимался до своей квартиры не на лифте, а пешком, — зачем в таком случае бомбу на него закладывать именно в лифт?
— А, Лешка? — спросила я Горчакова, заглянувшего в мой кабинет. — Зачем, говорю, на Бисягина бомбу в лифт закладывать, если он лифтом не пользовался никогда?
— Никогда, кроме дня смерти, — возразил Лешка. — С какой он тогда радости вчера в лифт залез?
— Плохо себя чувствовал, — уверенно сказала я.
— А кто об этом знал?
— Референт клянется, что никто. Он плохо себя почувствовал, видимо грипп начался, и сразу уехал. Из машины позвонил домработнице, попросил чаю ему сделать крепкого.
— Слушай, а за ним никто со сканером не ехал? Может, прослушали его разговор по мобильному?
— Леша, кто бы за ним ни ехал, за полчаса эту адскую машину не поставишь в лифт. Да и потом, кто мог знать, пешком он пойдет, как обычно, или на лифте будет подниматься. С такими вещами не суетятся. Я имею в виду подготовку взрыва.
— Ну и?..
— Да не на него бомбу ставили.
— Мне нравится ход твоей мысли. Тогда на кого же?
— На кого? А вот пришлет мне лапочка Бурачков список жильцов парадной, и я тебе скажу на кого. На того, кто на пятом этаже живет.
В следующей жизни я буду работать в архиве. Или в аквариуме. Или в музее.
В общем, там, где тихо, спокойно и мало говорят. А может, я сама буду рыбой или креветкой; нет, лучше мидией, чтобы спокойно лежать себе в своей ракушке; а то цветком «Царица ночи» в Ботаническом саду (привыкла уже по ночам не спать).
Должен же мне как-то компенсироваться этот сумасшедший дом, в котором я пребываю уже двенадцать лет! Сколько себя помню, работа строится по принципу: бросьте все, занимайтесь только этим! Ах, вы еще занимаетесь этим? Бросьте все, срочно займитесь тем! Как, еще это не сделано? Бросьте все, и так далее…
Такой славный интеллектуальный разговор с коллегой Горчаковым был прерван беспардонным телефонным трезвоном. Надо подкрутить звоночек, чтобы звонил потише…
— Але! Прокуратурка? А это РУОПчик беспокоит! Мария Сергеевна, это Кораблев. Тут мой начальник вас срочно хочет видеть.
— Да я тебя узнала, Леня. А завтра нельзя? У меня люди к трем вызваны.
— Да я за вами приеду, сейчас прямо метнусь, вы и не заметите, как уже съездили. Ага?
— Лешка, я в РУОП съезжу, — сказала я, положив трубку. — Если ко мне придет кто-нибудь, подержишь?
— Поезжай, подруга, и будь уверена: граница на замке.
— Ах да, ты же бывший пограничник!
— Кстати, знаешь, у нас граница всегда запиралась на замок только изнутри.
Все эти пограничные штучки — и контрольно-следовая полоса, и заграждения — были рассчитаны только на то, чтобы отсюда не выпустить. А с той стороны — вали, кто хочет. Только таких дураков не было. Шпионы с документами «Аэрофлотом» прилетали…
Когда мы с Кораблевым на его машине отъехали от прокуратуры, Леня, сосредоточенно глядя на дорогу, сказал:
— Значит, так: мужик, которому приглянулась скородумовская курточка, сел в черную БМВ. На ближайшем перекрестке его остановил инспектор ГИБДД за проезд перекрестка на желтый свет, он предъявил права на имя Сиротинского Анатолия Степановича и доверенность на машину от Бабенко Надежды Тихоновны, мирно себе подрабатывающей к пенсии в кинотеатре «Слава» и не подозревающей, что она является владельцем БМВ… Что интересно, та же бабушка, Надежда Тихоновна, имеет еще одну машинку, всего лишь «линкольн-навигатор»…
— «Линкольн-навигатор»? Я даже не представляю, что это такое.
— Неудивительно. У нас в городе всего одна такая машинка, это модификация джипа.
— Сиротинский, Сиротинский… Леня, где я могла встречать эту фамилию?
Совсем недавно, а?
— Ой-ой-ой! — захихикал Леня. — Я с вас тащусь, следователь, называется!
Даю три секунды. Не вспомните — это же профнепригодность в чистом виде!
— Сейчас, подожди, подожди… Копия протокола обыска, приложенная Скородумовым к заявлению, протокол по поручению Денщикова И. А., составлен оперуполномоченными Сиротинским В. С. и Бурдейко… Кажется, А. В. Да?
— Эх, черт, выкрутились! Ну все равно, это случайность.
— Но ты-то как запомнил? — поразилась я. — Ты же материал минут пять всего в руках держал!
— Я постоянно тренирую свою память и внимание. Что и вам советую, а то вы скоро себя в зеркале не узнаете. Вообще вам надо больше времени уделять уходу за собой, а то приближающаяся старость уже наложила свой отпечаток на вашу внешность… Ой-ей-ей, больно же, мы так в аварию попадем! Нельзя бить водителя, когда он за рулем! И вообще, дорогая шефиня, у вас ребенок подрастает, а он много вас видит? Вот сейчас: он болен, а вы все клубитесь, ерундой занимаетесь. Вы и не заметите, как состаритесь. Уголовных дел меньше не будет, а ребенок без вас вырастет, ему, между прочим, мать нужна, и когда он здоров, и когда он болен. Мужик плюнет да уйдет к бабе, у которой, может, не такие длинные ноги, зато она по ночам дома спит. Ну? И с чем вы останетесь?
Будете в полном одиночестве вспоминать, как вы в девяносто восьмом году раскрыли страшное покушение одного бомжа на другого или одного депутата на другого, в чем особой разницы я не вижу? Ну, тогда вам и карты вперед, как говорит наш замполит.
— Да, Леня, крыть нечем. Все, что ты сказал, святая правда. Вот прямо сейчас и напишу рапорт на увольнение. Так своему шефу и передай.
— Э-э, нет. Вы уж с ним поговорите. Может, что интересное он скажет, вам и на пенсию расхочется.
— А ты не знаешь, чего ему приспичило?
— Не-а. Где мне. Я ж водила — привези, увези…
— Слушай, а ты сам Денщикова знаешь?
— Лично — нет. Знаю только, что он вертолетовский клеврет в ваших славных органах.
— Надо же, все все знают, а человек работает.
— Ну и что? Мало ли кто с кем дружит.
— Теперь это называется «дружба»? И квартиры стоимостью в шестьдесят тысяч долларов дарят в знак бескорыстной дружбы?
— Что вы сплетни слушаете? Денщиков вот, как напьется, везде рассказывает, что все думают, что он эту квартиру в качестве взятки получил, а на самом деле ему это тесть подарил, и за евроремонт двадцать тонн баксов заплатил, и еще «бээмвэшечку» новенькую подогнал, чтобы зять не пил. Зять-то — та-акой мужик, для счастья любимой дочери ничего не жалко.
— Ну надо же, какая идиллия! Леня, а ты знаешь, что еще год назад Денщиков мне лично в жилетку плакался, что они от нищеты задыхаются, что тесть с тещей инвалиды, тесть запчастями для машин торгует и они еле сводят концы с концами.
— Ну и что? А в этом году тесть сто тысяч «зеленых» на запчастях заработал и зятю приятное сделал. Имеет право!
— Да? А у меня вопрос: он налоги заплатил с этих ста тысяч долларов?
— Ну, Ma-ария Сергеевна! Как вы любите все опошлить!
— А еще у меня вопрос: с таких бешеных доходов тесть может любимым внукам сапоги купить? Все знают, что жена Денщикова — она же тоже в городской работает, в отделе писем, — до сих пор ходит по отделам и клянчит поношенные детские вещи, и ей вся прокуратура приносит, кто что: сапожки, штанишки, рубашечки… Да всего за пятьсот баксов детей можно во все новое одеть! Что ж папаша-то ее — для зятя ста тысяч не жаль, а на внучков не хватило?
— Какая вы, однако! Что ж вы в чужие кошельки-то заглядываете?
— Да свой пустой, Леня.
— Жить не умеете!
— Да, Леня, ни запчастями не торгую, ни делами уголовными. Да уже поздно переучиваться. Слушай, я все хотела спросить: почему Вертолета так зовут? Он же Лагидин Роман Артемьевич?