- Каким людям могло быть известно? - Игорь как-то странно посматривал на Андрея. - А ты не догадываешься?

- О чем я должен догадаться? - Андрей подрастерялся.

- Я ж тебе подчеркнул, что и брак у Жулковских католический, и...

- Мария - католичка, конечно! - подскочил Андрей. - И уж если она кому все рассказывала, то своему священнику!... Своему исповеднику, так?

- Так, - кивнул Игорь. - Ухватил, поздравляю. И тут возникает один очень интересный момент. Я спросил у Тадеуша, к какому священнику ходила его мать. Так вот, до тысяча девятьсот восемьдесят шестого года её исповедником был отец Анджей Пшибылко.

- А почему потом она с ним рассталась? - спросил Андрей.

- Потому что в начале сентября восемьдесят шестого года отец Пшибылко был убит. На улице, куском железной трубы. В его смерти обвиняли и КГБ, и польские спецслужбы, и, похоже, обвиняли небезосновательно. Пшибылко считался одним из религиозных идеологов "Солидарности".

Игорь встал, заходил по кабинету, вытащил очередную сигарету из пачки, нервно щелкнул зажигалкой. Даже странно было видеть такую нервность в этом здоровенном, умеющем сдерживать свои эмоции, парне.

- Ты видишь, что получается? - осведомился он. - Знать мог только Пшибылко. Если женщина один раз исповедовалась в грехе измены мужу и рождения ребенка в результате этой измены, то второй раз она исповедоваться не будет, так? У другого священника она будет рассказывать о более новых грехах, не упоминая о тех, за которые получила отпущение, так? Выходит, знать мог только отец Пшибылко...

- ...И тайна умерла вместе с ним, - подытожил Андрей.

- В том-то и дело, что не обязательно умерла! В сложных случаях, священник может довериться вышестоящему - епископу или кому там ещё - на собственной исповеди: "Благослови меня, отец, ибо я грешен: я отпустил грех, который, возможно, не имел права отпускать!" А если... - Игорь примолк.

- Что "если"? - спросил Андрей.

- Я думаю о самом худшем варианте. Допустим, Дик известил Марию, что готовится покушение на папу, и попросил её передать эту информацию, по её католическим каналам...

- Но как он мог известить её об этом, не раскрывая, что он - агент КГБ? - спросил Андрей.

- Мог. Придумать, откуда взялись эти сведения, это ж раз плюнуть. Например. У Дика был приятель, его одногодник, с итальянского отделения, о котором все знали, что он подписался на сотрудничество с бывшей моей организацией. Дик мог сказать Марии, что этот его приятель, при очередном наезде из Рима, прокинул очень странную фразу - и об этой фразе надо предупредить ватиканские власти... - Игорь расхаживал, все более широкими шагами, сигарету он больше мял, чем курил. - Я неплохо знаю Повара. Повар, гарантирую тебе, если б хоть что-то знал о замысле устранения папы римского, был бы резко против этого замысла. Он бы бился и доказывал, что организация покушения на папу ни к чему не приведет, что любые - самые косвенные - улики, что мы причастны к этому, вызовут такую отдачу, которая окажется намного больше всех выгод, намного больше выгоды избавиться от папы-поляка, сама личность которого - "наш", мол! - вдохновляет польское сопротивление не сдаваться. Вдохновляет даже тогда, когда лично, напрямую, папа не поддерживает ни "Солидарность", ни родственные "Солидарности" движения... Что бы сделал Повар? Правильно! - это было откликом на понимающий кивок Андрея. - Он бы направил очень проверенного человека такого, который не заложит - предотвратить покушение, и расписал бы ему, как это сделать. Дик идеально подходил на эту роль. Но покушение чуть было не удалось. Выходит, где-то конструкция Повара дала трещину - если мы допускаем, что тут была игра Повара. Где эта конструкция могла дать трещину? Насколько мне видится, только в одном месте. Дик что-то рассказывает Марии, Мария идет к отцу Пшибылко, рассказывает ему, что есть сведения, которые надо немедленно передать в Ватикан. Отец Анджей Пшибылко понимает, что эти сведения могут оказаться важными - и докладывает о них вышестоящему. Условно говоря, вышестоящему. И этот вышестоящий не передает эти сведения дальше! Почему? То ли потому что он решил, что информация слишком недостоверная и туманная, то ли потому что... И вот в восемьдесят шестом году отец Анджей получает твердые доказательства этому второму "потому что": он получает доказательства, что человек, которому он открылся, сотрудничал с КГБ и польскими спецслужбами! А может быть - бери выше - не он, а какой-нибудь римский кардинал, которому этот человек честно передал информацию! И больше того: доказательства, что некто продался КГБ, становятся одновременно доказательствами, что на КГБ - вольно или невольно - работает куча людей, завязанных на этого некто, а в этой куче и ватиканские чины, и всякие итальянские политики, депутаты парламента, и кто-то из лидеров "Солидарности"! Отец Анджей решил, получив доказательства, заговорить и всех разоблачить - но слишком горяч был, слишком открыто заявил, что хочет сделать, и его остановили трубой по голове. Теперь правду знает только Дик. Но и он полную правду узнал не сразу. Возможно, он много лет втихую расследовал обстоятельства смерти отца Анджея, выяснял, кому эта смерть могла быть выгодна, и, когда разрыл до последнего корешка, тоже решил заговорить. И его тоже остановили. А значит, я, в память Дика, должен узнать, что за человек притормозил продвижение информации о возможном покушении на папу - и обнародовать имя этого человека, вместе с именами всех тех людей, с которыми этот католический чин был связан - и ради которых пошел на предательство своего "святейшего"!

- Ты представляешь, что с нами будет? - спросил Андрей. - Повар нас по головке не погладит.

В подробностях он развивать не стал. Во-первых, рухнет пол-Европы, сгорят люди - до сих пор, надо понимать, занимающие видное место в политике и общественной жизни - которые, после крушения СССР, стали честно служить России, лишь бы их досье не выплыли наружу. Скандал с разоблачением личного секретаря германского канцлера, оказавшегося агентом КГБ, покажется детскими игрушками рядом с грядущим скандалом. Во-вторых, лично Повару будет на руку, если сейчас, в демократические времена, обнародовано будет, что такой-то генерал КГБ на свой страх и риск пытался предотвратить покушение на папу. Но из-за этой "личной инициативы" вытянется такая цепочка, что Повар первым даст указание ликвидировать Игоря и Андрея: что нужно, они миру поведали, и теперь надо их заткнуть, дабы не наболтали сверх нужного. В-третьих, и Повару могут икнуться подобные разоблачения, ведь до сих пор многие, кого эти разоблачения могут затронуть, живы и у власти... Были и "в-четвертых", и "в-пятых", и "в-шестых", которые оба партнера отлично понимали.

- Я ж говорю тебе, я излагаю наихудший вариант, - мрачно проговорил Игорь. - И будем надеяться, что он не имеет отношения к истине, что правда - за войной табачных мафий или за чем-то подобным. Поэтому сделаем так. Ты продолжаешь рыть табачную версию - и дай Бог, чтобы правда оказалась за ней! Повару будем докладывать о табачной версии и о версии, связанной с Германией: мол, их разрабатываем в первую очередь. А я тем временем втихую, негласно - буду копать, кому до сих пор может быть страшно разоблачение всей подоплеки покушения на папу.

- Ну, знаешь... - пробормотал Андрей.

- Что тебе в этом не нравится? - Игорь резко повернулся к нему.

Андрею не нравилось многое. И то, что он заодно с Игорем сложит голову, если Игорь прав и его "негласное" расследование выведет на людей, которых лучше не трогать. И что-то другое... Андрей не мог точно определить, что именно, но он чуял за ситуацией какой-то подвох.

- Мне не нравится... - проговорил он наконец. - Мне не нравится, что ты собираешься мстить за человека, который в свое время тебя предал.

Андрей имел в виду ту историю, когда кого-то надо было сделать "козлами отпущения" за неудавшуюся операцию в Чечне. И именно Гитису Янчаускасу Повар поручил разыграть все так, чтобы удар - если этот удар грянет - пришелся по двум компаньонам, Андрею и Игорю, а не по кому-нибудь еще.