Дом Марифа стоял близ одного из городских храмов, наиболее почитаемого мидийским обществом. Фасад одноэтажного высокого здания имел красивое художественно-архитектурное оформление. Замечательный сад, разбитый во внутреннем дворе с необычными декоративными растениями, множеством фруктовых деревьев (в это время года еще не одетых пышной листвой), говорил об изысканном вкусе хозяина дома.

Внутреннее убранство дома также отличалось особым колоритом. Хорошо обставленные комнаты, прекрасные ярко-узорчатые ковры и серебряная утварь, все говорило о достатке в доме.

Ваису жили в отдельном домике, отстроенном в дальнем углу сада. Рабов было немного, однако наличие их уже свидетельствовало о высоком положении в обществе сына Кутира.

Семья Марифа была многодетной, от двух жен он имел шестерых сыновей и четырех дочерей. Все они были достаточно взрослыми. Старшему сыну исполнилось шестнадцать, а младшая девочка отметила свое восьмилетие.

Прислуга, с радостью поспешившая встретить хозяина, с недоверием и любопытством оглядывала его спутника. Их удивляло теплое отношение хозяина к этому незнакомцу в лохмотьях.

Проводив гостя в комнату и усадив его поудобней, Мариф начал осведомляться о событиях, произошедших с Джафаром после их разлуки у Джингир-дага.

Джафар начал свой рассказ с того самого дня, когда он, покинув пещеру, пустился в путь к ближайшему поселению. Однако его предположения оказались ошибочными. Он не нашел поселения, и не зная, что предпринять, двинулся дальше, мучимый голодом и жаждой. Он поведал о своей неудачной попытке полакомиться яйцами кеклика, и о последствиях своей неосторожности. - Когда я очнулся, - продолжал он, - то обнаружил себя в ветхой лачуге у немого пастуха. Я был очень слаб и долго не мог оправиться. Большая потеря крови чуть не стоила мне жизни, да к тому же, одолевавшие меня лихорадка и хворь никак не покидали мой организм. Только благодаря заботам этого человека я смог вернуть себе прежние силы. Болел я, видимо, долго, ибо когда я вновь обрел самостоятельность, то на дворе уже стояла осень. Умуд*, как я назвал моего спасителя, не зная его имени, попросил меня помочь ему перегнать стадо на зимнее пастбище. Я узнал, что раньше с ним жил еще один пастух, но тот умер, а новым помощником он не успел обзавестись. Я не стал отказывать ему в этой услуге, и в знак благодарности за спасенную жизнь, решил ему помочь. После перегона скотины на новое пастбище я намеревался покинуть моего спасителя и постараться найти попутный караван в Хагматану. Однако неожиданное происшествие помешало моим планам. Стая волков, напавшая на стадо, положила конец жизненному пути доброго пастуха. Псы не смогли справиться с многочисленными хищниками, и Умуд пал жертвой ненасытных тварей. В тот день досталось и мне, но я отделался лишь вывихом лодыжки, а мой спаситель потерял самое драгоценное для него. Стадо разбежалось, пастух погиб, и мне ничего не оставалось, как вернуться к своему первоочередному плану. - Новрузов не стал говорить слушателю, каким образом он похоронил усопшего. Похоронный обряд зороастрийцев - выставление трупа на съедение диким зверям, и последующее погребение костей в специальном глиняном сосуде, - казался профессору уж слишком бесчеловечным. Поэтому он предал пастуха земле, согласуясь с обычаями своего времени и вероисповедания. Он перевел дыхание и продолжил: - Спуститься с гор оказалось не так уж просто. Снегопады замели дороги, и мне пришлось дождаться весны. Несколько дней я бродил по окрестностям, пока не выбрался на караванный путь, где меня подобрали торговцы копченой осетровой рыбой. Так я и оказался в Хагматане. Вот уже несколько дней я пытаюсь встретиться с сатрапом, но все безуспешно. - А зачем тебе с ним встречаться? Надеюсь, ты не станешь снова вводить меня в заблуждение и выдумывать всякого рода небылицы? - пытливо посмотрел на рассказчика Мариф. - Нет, обманывать тебя я не стану, но и сказать правду тоже не могу. - Чего ты опасаешься? Я ведь поклялся, что не причиню тебе зла. - Дело не в этом, - стараясь не обидеть хозяина дома, промолвил гость. - Моя история столь мистическая и запутанная, что, кажется, я и сам мало смыслю в ней.

______________ * Умуд - надежда (азерб.).

Собеседник удивленно приподнял бровь. - Отец.... нет, то есть, гость.... - Мариф усмехнулся, - я так и не узнал твоего имени. - Джафар... Джафар Новрузов. - Новрузов? - изумился сын Кутира. - Так звали твоего отца? - Нет, так звали моего предка, от которого происходит название нашего рода. Отца моего звали Нуреддин. - Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? - Потому что он умер, когда мне еще не было шестнадцати, - печально отозвался профессор. - Да-а... войны, болезни и кочевники-головорезы унесли жизни многих праведных людей. - Точно! - подтвердил собеседник, утаив от него подробности смерти отца.

Джафару припомнился тот день, когда он узнал о гибели отца. Нуреддин Новрузов был авиапилотом первого класса, и в один день самолет, которым он управлял, просто не вернулся на землю. Последовавшие за этой авиакатастрофой расследование и обвинения в некомпетентности пилота, по вине которого произошла эта авария, плохо сказались на душевном состоянии членов семьи, которые, несмотря ни на что, не потеряли свою веру в профессионализм погибшего. Джафар вспомнил лицо матери, получившей трагическую весть, и даже услышал плач двух сестер. После гибели отца он стал главой семьи. Никто из родственников не оказал им поддержки. В хорошие дни все всегда были вместе, но стоило беде постучаться в дверь их дома, как вся родня улетучилась, точно ее никогда и не было. Мать его, не вынеся горя, померла вскоре после гибели отца. И Джафару пришлось начать работать, чтобы прокормить себя и младших сестер. Он не позволил правительственным органам отдать их в детский дом. Работал в поте лица, чтобы обеспечить будущее сестер. Поступил в вуз, днем учился, а вечером опять-таки работал, чтобы в доме был достаток. Благодаря своему упорству и целеустремленности он достиг немалых высот, и всему заслугой была не Фортуна, а лишь упорный труд.

Все эти воспоминания океаническим валом нахлынули на Новрузова. Лицо его стало мрачным, и это не ускользнуло от проницательных глаз Марифа. - Не грусти, - участливо похлопал он гостя по плечу. - Жизнь нам и дана на то, чтобы возрадоваться смерти, как избавлению от земных тягот и возвращению в гаронману*, к Великому Творцу. - Ты прав, все мы во власти Создателя и лишь одному Ему известно, что ждет нас в будущем.

______________ * Гаронмана - (авест. Дом хвалы) рай Ахура-Мазды, находившийся по представлению зороастрийцев за сферой солнца.

Тут в комнату вошел красивый юноша лет шестнадцати, очень похожий на Марифа. То же крепкое сложение, правильные и несколько утонченные черты лица и серо-зеленые улыбающиеся и проницательные глаза. В отличие от своего родителя, лицо которого за время долгих путешествий огрубело от непогоды и обрело от солнечных лучей красноватый загар, кожа юноши была белой и гладкой, с едва проросшей бородкой. - А, Гафар! - воскликнул родитель, лицо которого преисполнилось гордостью, увидев сына. - Проходи, я познакомлю тебя с одним очень интересным человеком.

Юноша приблизился к гостю и встал напротив него. - Это Джафар, сын Нуреддина. А это мой старший сын Гафар, - обратился он к гостю. - Очень приятно, молодой человек. - Взаимно. Гафар, оценивающе поглядев на профессора, спросил: - А чем вы занимаетесь? - Я... - в замешательстве умолк археолог. - Я путешественник, - наконец подобрал он себе новый род занятий. - И чем же вы занимались до того, как начали путешествовать? Гафар, что за навязчивый вопрос? - сделал отец замечание. - Нет-нет, пускай спрашивает. Я уважаю любознательную молодежь. Я ученый историк и странствую для того, чтобы собирать материалы для моих трудов. Я интересуюсь обрядами, обычаями и культурным достоянием различных племен и народов, - более сжато сформулировал археолог свои обязанности. - Вы умеете писать? Надменно-издевательская улыбка тронула губы подростка. - Да, читать, писать и говорить на двенадцати языках.