Поезд пришел в Шелашниково под вечер, и я сразу же направился в поселок, чтобы нанять подводу. Хозяин дома, как бы притаившегося за кустами буйно разросшейся сирени, долгим, оценивающим взглядом посмотрел на меня и на мою городскую одежду.

- Мельницу, говоришь, на Соку задумал покупать? Доброе дело. Но ведь это далеко, да и опасно ехать туда.

Все решила "золотая валюта" - соль, за которую в то время не жалели ничего.

- На личность теперича глядеть не приходится, - махнул рукой хозяин. Часто будто и порядочный человек, а внутрях у него - дьявол.

- Это как же так?

- Не могим знать как, а пример имеется. На прошлой неделе подрядился я ехать в Похвистнево и чуть на тот свет не угодил. Пришла этакая расфуфыренная девица с чемоданом, по виду хвершалица, и говорит: "Доставьте меня в Похвистнево, там мне надобно завтра быть. За ценой не постою".

Повез я ее. Только доехали до моста через Кинель-реку - трах-трах-бах! Позади конные. Догнали. "Стой!" - говорят. Мне что робеть, остановился. "Кого везешь?" "Барышню", - отвечаю. "Кто приказал, сказывай!" - "Сам подрядился..."

И стали они барышню без всякого стеснения и приличия обшаривать. Сняли кофту, стащили юбку, а она стоит как молоком облитая, бледная. А офицер с коня солдат словами погаными хлобыщет: "Найти ее документы!" Всю ее общупали, а при ней никаких бумаг. "Признавайся, куда спрятала свои фальшивки!" - кричит офицер. "Мама моя в Бугуруслане при смерти. Меня там каждый признает", - говорит она. "И этого бандита тоже обыскать!" Это на меня. А я ему в ответ: "Ваше благородие, я при чем?" "Не вози большевичек!" - и огрел меня плеткой.

Стали ворошить сено, что было в телеге, и выпала какая-то бумажка. Подали ее офицеру. "Ну, и теперь будешь отпираться?" - закричал он. А я, того, значит, спрашиваю: "Можно ли мне вертаться в Шелашниково?" - "Нет, с нами поедешь. Мы еще дознаемся; что ты за личность". А я ему: "Меня многие здешние господа знают"... Насилу отпустили. В Самару ее отвезли...

А может, это была наша разведчица и даже одна из тех, что я видел у Семенова. Вот и вторая встреча один на один, думал я.

Получив задаток, хозяин приготовил тарантас, смазал колеса дегтем, засыпал жеребцу овса. Ночь была теплая, и я решил спать на свежем сене во дворе.

Тишина. Слышно, как лошадь хрустит сухим прошлогодним овсом. Фыркнет, замрет, будто задумается, и снова хрустит... Вскоре усталость взяла свое, и я уснул...

- Да ты проснись, - вдруг слышу голос возницы. - Глянь, войска-то сколько... Почитай, с полчаса стоим, а они все идут да идут...

Я протер глаза. Наша телега стояла на обочине дороги, пропуская колонну чешских легионеров. Замыкала колонну четырехорудийная батарея на конной тяге. Ясно, что чехи движутся к железной дороге. До нее напрямик верст двадцать, не больше... К вечеру будут там, прикинул я, и дорога Симбирск Бугульма окажется перерезанной. Нужно как можно скорее вернуться в Шелашниново, предупредить своих, что враги в тылу наших войск. Но как это сделать? В объезд - опоздаю. Попытаться обогнать - задержат...

Заметив, что колонна белочехов произвела на меня сильное впечатление, крестьянин заволновался.

- Будь она неладна, твоя соль! - запричитал он. - Видал, сколько войска прет? И все в нашу сторону. А что, ежели...

- Поворачивай назад, коли боишься. Поеду в другой раз...

- А с деньгами как: на задатке остановишься аль сполна?

- Довезешь быстро до разъезда - получишь сполна. Нет - пеняй на белых.

- Добро! - согласился возница и, осадив лошадь, почти на месте развернул телегу. - Ну, пшел с богом!

- Проскочим?

- Напрямик не пропустят - окольной дорогой объедем. Я тутошний, каждая тропка - как на ладони. - И, помолчав, добавил, как бы оправдываясь: - Мне все едино, кого возить, лишь бы доход был. А ты, паря, притворись хворым, стони, жалуйся на брюхо, если застопорят: ехал-де мельничку покупать, да занемог...

Не спеша въехали в Исаклы.

Церковная площадь и улицы забиты подводами. Там и здесь прохаживаются, разгоняя сон, офицеры. Унтера выстраивают солдат, повара возятся у походных кухонь. От церковной ограды отделились всадники и поскакали в сторону железной дороги.

Нам оставалось миновать пять-шесть домов, а дальше околица, за ней крутой подъем, ведущий прямо в лес.

Кажется, пронесло, подумал я и облегченно вздохнул. И вдруг вижу: идут солдаты с винтовками.

- Руки до верху! - скомандовал приземистый ефрейтор.

- Рехнулся, что ли? Я тутошний, мирно крестьянствую, - объяснил возчик.

- Обыскать! - приказал ефрейтор солдатам.

С другой стороны улицы к нам подошли два офицера. Солдаты ощупали у меня и у возницы карманы, поворошили сено в тарантасе.

- Оружия нема, пан офицер, - доложил ефрейтор.

- Какое есть значение ваш прогулка по военной магистрал? - спросил офицер в пенсне.

- Мы, ваше скородие, тутошние... - начал было свое возница и внезапно вскрикнул от удара ременным стеком по плечу.

- Ой, да вы с ума сошли! Пошто такая напасть? - снимая шапку, взмолился крестьянин.

- Молчать, болван, не тебя спрашивают! - заорал подпоручик.

- Здравия желаю, господа офицеры! - охая, проговорил я. - Вот ехал покупать мельницу на реке Сургут, под Сергиевском, да занемог: вчера самогону перехватил и что-то съел, а сегодня, извините, животом страдаю. Возможно дизентерия...

- Пергамент! - прокартавил офицер в пенсне.

- Сделайте одолжение! - со стоном произнес я и подал ему паспорт.

- Вы ехали навстречу нам, почему вернулись? - спросил поручик, проверив мой паспорт.

- Я же объяснил, господин офицер. Самочувствие мое плохое, лекарю надо показаться, потому и вернулся.

Офицеры переглянулись.

- А может, вас испугала встреча с нами? - многозначительно произнес поручик.

- Я коммерсант. У меня документ... Зачем же мне бояться?..

Офицер в пенсне вынул из полевой сумки топографическую карту, поводил по ней пальцем, подозвал солдата и, передавая ему мой паспорт, сказал что-то по-чешски.

Солдат положил паспорт в фуражку и козырнул офицерам.

- У нас нет времени заниматься вами. Сим ведает господин комендант, сказал офицер. - Поезжайте!

Солдат щелкнул затвором винтовки и жестом руки приказал возчику двигаться.

Как быть? Малейшее подозрение коменданта - и расстрел...

- Дело серьезное, отец, - шепнул я крестьянину, - лошадь заберут, а нас могут и в расход...

- Это как же так? Живого человека ни за что ни про что - и в расход?

- Я слыхал, о чем шептались офицеры. В общем, если не хочешь раньше времени в рай, делай, что скажу, может, и вырвемся.

- Приказывай, все сделаю... Ах ты, боже мой, напасть-то какая...

- У моста придержи жеребца. Надо избавиться от конвоира. А тогда гони... Лошадь не подведет?

- Не сумлевайся... Как стегану, сам черт не догонит. Как только мы спустились к речушке, я внезапно нанес солдату сильнейший удар в челюсть. Винтовка выпала у него из рук, и он упал на землю. Я спрыгнул за ним, подобрал свой паспорт и на ходу вскочил в тарантас.

- Прихватить бы усопшего - и концы в воду, - крестясь, проговорил мужик.

- Говорю тебе, гони правее моста!

Возчик стеганул лошадь, тарантас пронесся через мелководную речушку, и позади остались огороды и курные бани. Разгоряченный конь стремительно мчал нас в гору, но хозяин придерживал его:

- Не загнать бы жеребца. Слезай. Пройдись малость.

Я спрыгнул на землю и, держась за тарантас, бежал рядом, пока дорога шла в гору.

Сверху село - как на ладони. И мы видим, что внизу уже тревога: от поповского дома в нашу сторону скакали всадники.

- Погоня! - вскрикнул крестьянин. - Садись!

Немилосердно настегивая лошадь, он гнал ее к лесу.

И когда из-за горизонта показались три всадника, размахивая над головами обнаженными шашками, я, не целясь, выстрелил из захваченной винтовки. Но не успел я ее перезарядить, как мы. были уже в лесу.